Leave Out All The Rest

      Возвращаясь домой с холодной улицы, где пять минут назад тонул в снегу по колено, хочется вдохнуть теплого воздуха и ощутить жар от батарей, но Глиммер с Боу возвращаются в точно такую же улицу; по кухне летают снежинки, а Адора, в расстегнутой толстовке, шортах и тонких носках глядит на них, приподняв бровь.       Впрочем, до Адоры очень быстро доходит, и она бросается закрыть окно, едва не расплескав половину чая из любимой кружки с радужным единорогом. Она виновато улыбается и берет из замерзших рук Глиммер пакеты с едой, тут же начиная все расставлять и сортировать. Боу ежится и скрывается в глубинах комнаты, бурча себе под нос и пытаясь вспомнить, куда он сунул теплые носки, а Глиммер остается на кухне, подсаживаясь к батарее.       Они оставили Адору совершенно одну впервые за пару недель, и Адора тут же решила превратить квартиру в логово снежного человека. Это был наименее ожидаемый вариант развития событий, но один из наиболее приемлемых. Лучше логово снежного человека, чем депрессии. С холодом разобраться легко: закрыл окно, прижался к батарее или тому, кто поближе, и все.       А вот с остальным куда сложнее.       — Простите, я не думала, что вы так быстро, — виновато улыбается Адора, ставя новую упаковку какао в шкаф над столом. — Хотела немного проветрить.       — Я бы спросила, нормально ли тебе в шортах, — хмыкает Глиммер, не отрываясь от батареи, — но потом вспомнила, как ты в прошлую зиму ходила так до магазина и обратно, и не заболела.       Улыбка Адоры сменяется с виноватой на самодовольную, и это прекрасно.       Адора улыбается, и это греет Глиммер лучше любой батареи.       Адора ставит чайник и суетится, ища нужную упаковку чая на случай «пришли и замерзли». Боу, в свитере с высоким горлом и в шерстяных носках, подаренных Анджелой, появляется на кухне, когда чай уже стоит на столе, разнося приятный лимонный аромат по комнате. Он тут же берет чашку обеими ладонями и издает довольные звуки, напоминающие не то мурчание, не то радостные писки.       — Давно не было такого снега, — говорит Адора, бросая взгляд за окно, когда все трое садятся за стол, и Боу с Глиммер согреваются окончательно. — Я даже и не знаю, видела ли когда-нибудь такие сугробы.       — Н-ничего хорошего, поверь… — ежится Глиммер, делая глоток сладкого лимонного чая. — Успеет надоесть за зиму…       Адора ничего не отвечает, утыкаясь в телефон и возвращаясь к прочтению новостей, от которых ее отвлек приход друзей. Одна из новостей как раз гласит о том, что осадков аномально много для начала декабря, и в комментариях люди поделились на три лагеря: те, кому нравится, те, кому нет, и те, кто говорит «ура, на рождество будет снег».       А Рождество без снега — не Рождество.       Новости дальше рассказывают о политике и происшествиях в городе, о каких-то знаменитостях, что их посетят в период каникул, и о многом другом, на что Адора смотрит лишь вскользь, быстро пролистывая ленту и не замечая, как из просто новостей переходит в раздел шоу-бизнеса. Знакомые и неизвестные лица мелькают на экране; Адора намеренно пролистывает дальше, если видит что-то связанное с Bright Moon. Страсти в Твиттере все еще полыхают, и друзья настояли на временном уходе Адоры из соцсетей ради сохранения ее же психики. Адора не сильно противилась этому: она вообще не сильно любила вести все эти странички и разбираться, как работает интернет и что интернету от тебя нужно.       И, если бы о Bright Moon написали что-то хорошее или важное, друзья уже рассказали бы ей. А раз не рассказали, значит опять что-то проходное и не заслуживающее внимания.       Но тут глаза цепляются за то, за что не нужно. За то, что хочется пропустить и не видеть; новость совсем небольшая, только заголовок, пара строчек текста и прикрепленная аудиозапись.              Солистка Fright Zone анонсировала новый сингл True Friends и поделилась отрывком в своем личном твиттер аккаунте. Точная дата выхода сингла неизвестна, предлагаем ознакомиться с отрывком в аудиозаписи ниже.              Палец нажимает на «воспроизвести» быстрее, чем Адора успевает подумать хоть о чем-то.              I wouldn't hold my breath if I was you       'Cause I'll forget, but I'll never forgive you       Don't you know, don't you know       True friends stab you in the front?       I wouldn't hold my breath if I was you       You broke my heart and there's nothing you can do       And now you know, now you know       True friends stab you in the front              Голос Катры наполняет кухню еще большим холодом, чем морозный зимний воздух; отрывок совсем короткий, похожий на припев, и Адора откладывает телефон, чтобы случайно не нажать на воспроизведение снова.              True friends stab you in the front              — Адора? — с дрожью в голосе зовет ее Глиммер, и Адора фокусирует на ней взгляд. — Это была…       — Новая песня Катры, да. Она всегда писала песни, когда ей было плохо, как и я… Но вот… так? Сейчас?       Адора кусает губу, хмурясь и зарываясь слишком глубоко в мыслях, едва не падает в эту бездну снова, но ладонь Боу, опустившаяся на ее плечо, вовремя тормозит ее. Адора делает глубокий вдох и выдох. Она не должна сейчас думать о чем-то таком. Не после того, как ее друзья почти разбились в лепешку, приводя ее в привычное состояние.       — А… Каков будет наш ход? — осторожно спрашивает Глиммер, искоса поглядывая на экран телефона Адоры.       Адора тут же выключает экран.       — Никакой, — твердо говорит она.       Глиммер хлопает глазами. Ей же не послышалось?..       — Никакой? После вот этого всего?.. Не будешь пытаться дать сдачи?..       Адора никогда не принимала удар просто так, не давая сдачи. Никогда не проглатывала обидные слова, из-за чего ее нередко приходилось вытаскивать из драк, и подобное вызывает у Глиммер непонятные чувства: с одной стороны, хорошо, что Адора не ввязывается в новую «драку», с другой… Та ли эта Адора, которую они знают и любят?..       — Я никогда не хотела давай ей сдачи или делать больно в ответ. Это… Её выбор. Мой выбор — это быть с вами, ребята, и не думать о плохом.       Она улыбается, и Глиммер получает ответ на свой вопрос. Это все та же Адора, но… Куда смелее и сильнее, чем была. От этого осознания ей хочется повиснуть у Адоры на шее, но Боу оказывается быстрее и проворнее.       — Адорааааааа! — тянет он, сжимая ее в крепких объятиях, и Адора звонко смеется, хлопая его по спине.       И холод, что колючим инеем покрыл комнату, тает, и все снова становится, как раньше, как обычно. Боу, который еще до конца не отогрелся даже, распахивает окно, впуская ворох снежинок внутрь, и говорит, что нужно обязательно пойти поиграть в снежки, потому что ему хочется кинуть кого-нибудь в снег или самому там оказаться, и Адора широко ухмыляется, отвечая, что с радостью ему поможет.       Глиммер достает для всех новые шерстяные носки и следит, чтобы все как следует утеплились перед походом на улицу, но в итоге все это оказывается зря. Они возятся в снегу без малого пару часов, строя снеговиков и роя снежные окопы, суют снег друг другу за шиворот или попадают снежками в лицо, рисуют на земле снежных ангелов и возвращаются домой мокрые насквозь, со снегом везде, куда он мог бы попасть. Адора со скоростью солдата переодевается и отправляет парочку делать то же самое, и, напевая что-то, что только что придумала, под нос, идет ставить чайник.       — There will come a soldier, who carries a mighty sword…              ***       Они пишут новую песню на следующий день. Пишут все вместе, все втроем, усевшись на заваленный подушками пол в гостиной; Глиммер только и успевает записывать все те идеи, что приходят Адоре и Боу, и вставляет свои. Они сидят до поздней ночи, включив все гирлянды, что были, едва не проливают чай, когда Боу приходит мысль и он вскидывает руки вверх, и расходятся только когда Адора начинает клевать носом, обняв подушку и зажав в руке бумагу с почти что готовым текстом.              There will come a poet       Whose weapon is His word              ***              На Рождество Глиммер с Анджелой пекут их любимые пышки с вареньем, а Боу притаскивает из парка целое ведро опавших еловых веток, и аромат в квартире просто непередаваемый. Адора приносит в гостиную одеяла и подушки из своей квартиры, и свою гитару, к которой не притрагивалась несколько недель. Гитара успела покрыться тонким слоем пыли, и Адора с толикой грусти и вины во взгляде протирает ее, приводя в порядок. Она понадобится этим вечером. Как и в прошлом году. И в позапрошлом.       Анджела расцеловывает их в щеки и оставляет подарки под елкой, наказывая открыть их утром, и уходит отмечать с коллегами и друзьями, оставляя троицу одних.       Из кружек на полу веет теплом и корицей.       — Я для вас кое-что подготовила…       Адора смущенно чешет переносицу, кладя гитару на колени. Боу тут же откладывает все, чем хотел заняться, и садится перед ней, будто ребенок, ожидающий сказки. Глиммер присаживается рядом, кладя голову ему на плечо.       — Я написала кое-что для вас.       Прокашлявшись, Адора кладет пальцы на гриф родной гитары.              Oh, won't you come with me?       Where the moon is made of gold       And in the morning sun       We'll be sailing              Ее мягкий голос наполняет комнату, погружая ее в теплую, приятную атмосферу домашнего уюта. В прошлый раз она тоже пела им в Сочельник, за несколько минут до наступления Рождества, и ей показалось, что это может стать отличной традицией.              Oh, won't you come with me?       Where the ocean meets the sky       And as the clouds roll by       We'll sing the song of the sea              Глиммер закрывает глаза. Эта песня точно задумывалась, как колыбельная, но сейчас хочется не спать, а просто сидеть и слушать, наслаждаться моментом. Она лишь слегка покачивается из стороны в сторону, будто на волнах из песни. И чувствует, что Боу делает то же самое. В голосе Адоры чувствуется радость и, наконец, умиротворение, и эта песня отличается от той, что была в прошлом году. Глиммер помнит оттуда лишь отрывки, но теперь, зная всю историю, что развернулась перед ними в прошлые несколько месяцев, понимает, что в том году Адора пела не только для них и самой себя, но и для кое-кого другого.       Но теперь в ее голосе нет той грусти, которая была в прошлый раз.       Адора допевает эту песню, и на несколько секунд у Глиммер в голове всплывают слова из прошлогодней.              Wish you were here…              I miss your laugh, I miss your smile,       I miss everything about you…              Глиммер с опаской открывает глаза; Адора смотрит на них с нежной улыбкой, а в глазах отражается радость и блеск рождественских гирлянд.       Все наконец-то хорошо.              ***              — Милог, угх!       Кое-как отпихнув кота от тарелки, Катра поднимает её над головой. Кот встает на задние лапы и протяжно мяукает, выпрашивая лакомство, на что Катра ворчит, поднимаясь на ноги с уже нагретого кресла.       — В тарелке те, что тебе нельзя, — бурчит она коту. — Сейчас принесу те, что можно.       Милог издает довольное «мяв», и Катра не может на него злиться.       Сегодня она злится на все подряд и все вокруг, но не на Милога, единственный ее оплот какого-никакого покоя. В канун Рождества все, как обычно, с ума посходили. Даже ее твиттер разрывается от пожеланий хорошо провести этот вечер (и от вопросов «когда песня?», конечно же). Закрепленный пост с «дата выхода неизвестна» совершенно не умерил пыл фанатов.       Песня, на самом деле, уже практически готова, но выпускать ее сейчас, без каких-либо больших концертов, Катра не хочет. А вот под новый год, на закрытой вечеринке, куда их с Fright Zone эксклюзивно позвали… Вот там скорее всего фанаты ее и услышат.       Когда Энтрапта, наконец, закончит с загрузкой в Эмили именно тех эффектов, которые она так хочет использовать. А пока что Энтрапта занята тем, что шлет в чат Fright Zone фотки с Хордаком в страшнючем свитере. Катра не знает даже, ей сочувствовать или неприкрыто ржать в голос.       Милог аккуратно цепляет кусочек рыбы с суши и жует ее на полу. Катра ему даже благодарна: она немного переборщила с заказом и переоценила свои силы. Сет, который назывался «рождественское чудо» («нажрись за три копейки», назвала его Катра) оказался чересчур для одного, но делиться не с кем — Скорпия ушла еще пару часов назад, Энтрапта с Хордаком остались отмечать дома.       И не то, чтобы Катре хотелось либо делиться, либо отмечать. Рождество никогда не было для нее чем-то особенным.       Почти.       Она возвращается в кресло, ставя тарелку с роллами на колени, и включает телевизор. К черту всех и к черту Рождество.       Милог прыгает на спинку кресла и разваливается там, мотая своим хвостом в такт хвосту хозяйки.              ***       Украшения из лапника и ярких шаров висят почти на каждом доме этой маленькой уютной улочки: сказочный уголок в центре большого города, где каким-то образом сохранилась магия. Гирлянды подмигивают разноцветными огоньками, а на подоконниках в окнах домов горят, танцуя пламенем на легком ветру, свечи. На душе настолько радостно, что хочется петь, и Скорпия, не сдержавшись, подпевает рождественскому гимну по радио из проезжающей мимо машины, вызывая этим улыбку у Перфюмы.       Они уже дошли до метро, где должны разойтись каждая по своим поездам, и Скорпии очень не хочется, чтобы этот вечер заканчивался, но у Перфюмы дела и нужно быть совершенно в другом месте. Она подумывает даже прогуляться пешком до следующей станции: проветриться и, может, подождать, пока Катра дома пойдет спать. Катра Рождество не любит, и это одна из вещей, которую Скорпия понять не может никак. Как же это, без духа Рождества?..       — Спасибо, что проводила, — улыбается Перфюма, стряхивая с шапки с помпоном снег. — Здорово погуляли. Надо бы почаще так выбираться.       Скорпия неловко трет в затылке, отвечая что-то вроде «да конечно без проблем да».       — Увидимся на новогодних концертах, — говорит Перфюма, поглядывая на часы. — Будь осторожна по дороге домой. Там скользко.       — Я отлично держу баланс!       — Ты чуть не поскользнулась три раза, пока мы шли…       — «Чуть».       Перфюма хихикает, мило прикрывая рот ладонью в перчатке. Ей уже пора, но тоже совершенно не хочется уходить.       — Я пойду, — вздыхает она, в очередной раз смотря на часы. Улыбнувшись увиденному, она приподнимается на носочки и оставляет на щеке Скорпии легкий поцелуй. — С Рождеством.       Скорпии требуется несколько секунд, прежде чем она понимает, что Перфюма уже скрылась в лабиринте метро; она касается своей щеки и чувствует, как горит на ней румянец.       — И тебе…       На больших часах над станцией метро одна минута первого, двадцать пятого декабря. Город, мерцающий тысячами огней, медленно укутывает снежное одеяло.