На разных языках...

Брось то, что любишь, и служи тому, что хотя и не любишь, но чему должен служить "Икун" ("Завещание"). Токугава Иэясу Адлергард Делагарди, один из пяти генералов Его Императорского Величества, не знал, чем заслужил такую кару небесную. Потомственный дворянин, верный поданный, суровый командир... Он не мог справиться с собственным сыном. Говорила ему матушка, царство ей небесное: - Не женись на Эльзе Кнорринг! Слабая она и чахлая! Только о вере своей и думает! Какое потомство от нее будет?! Адлергард слова матушки пропустил мимо ушей. Он любил свою жену, царство ей небесное. Эльза была тихой, скромной и набожной. Сущий ангел. Она никогда с ним не спорила, была мягкой и нежной. Мальчика здорового ему родила. Адлергард очень горевал, когда Эльза умерла от чахотки. Их сыну было всего лишь три... Так что матушка была не права - жена досталась Адлергарду лучшая. Вот только он не понимал - как с такой уравновешенной родней, они с супругой умудрились произвести на свет настоящего дьяволенка. Нет, сына Адлергард очень любил. Тот был добрым мальчиком. Пожалуй, слишком добрым. А еще упрямым и непослушным. Адлергард, когда его Акселю было лет восемь, уже начал догадываться, что с сыном что-то не так. Он тогда впервые взял мальчишку на охоту - так тот рыдал над тушей убитого волка настолько горько, что Адлергарду стало совестно. А потом маленький Аксель попытался закрыть собой бешеную лисицу, и Адлергард чуть не умер от страха. Но тогда генерал не придал этому особого значения. С самого своего детства сын интересовался зверюшками. Приносил домой котят, щенят, птенчиков... И бедному Адлергарду приходилось их куда-то девать. Выбросить живность обратно на улицу не давал ревущий, словно сирена, сын. В то время Адлергарду казалось - ничего страшного. Ребенок и так растет без матери. Можно и побаловать. Его Эльза тоже была милосердной. А дети, вообще, обычно либо слишком добрые, либо необычайно жестокие... Адлергард даже порадовался, что ему достался первый вариант. Ничего плохого он в милосердии не видел. Но вот когда Акселю исполнилось десять, тревожные звоночки стали ощутимее. Сын обучался дома и достаточно быстро овладел грамотой. Пока его сверстники играли в солдатиков и строили железные дороги, Аксель буквально пожирал книги по ботанике и биологии. Зверюшки оставались его любимой темой. Но Адлергард тогда лишь отмахнулся рукой от увлечений сына. Подумаешь, расширяет кругозор! Понимание того, что творится, обрушилось на него позднее. Когда сыну стукнуло шестнадцать, Адлергард с радостью объявил ему, что тот отправляется грызть гранит науки в военное училище. Аксель ответил на такую информацию самой настоящей истерикой. В бедного Адлергарда летело все, что попадалось сыну под руку. Аксель истошно вопил: - Война - это не метод! Она не решает проблем, а лишь создает новые! Мне совесть не позволяет убивать людей! Ты хочешь - ты и убивай! А меня не трогай! Я пойду или на медицинский, или на биологический. В Академию! Вопрос решен! Больше ничем заниматься не буду! Конечно, Аксель пошел в военное училище. Отец Адлергард или нет? Но на душе у него все равно остался мутный осадочек. Тем более, учился Аксель очень плохо. В аудитории его затаскивали силком, на экзаменах сын сдавал пустые листы, преподавателей он принципиально не слушал. С грехом пополам (со связями отца) Аксель закончил училище. Но на любые предложения о работе он только потряхивал кулаком и угрожал пойти в чиновники, на гражданскую службу, жадно продолжая читать книги по медицине и биологии. Адлергард только печально вздыхал. Но даже неприемлемость идеи войны у сына так не пугала генерала, как то, что его Аксель, похоже, животных любил больше, чем людей. Об этом говорил ряд случаев. Первый произошел, когда Акселю исполнилось двенадцать. В соседней деревне мальчишки мучили птицу - обычного облезлого голубя. Пытались обмотать сеткой его лапы, а потом отрубить их. Аксель в двенадцать отреагировал жестко. Умыкнул из кабинета отца раритетную винтовку и попытался расстрелять юных садистов. Вот она, непримиримость к насилию во всей красе! Слава богу, что его сын был странным, но совсем не глупым! Аксель понимал, что словами здесь ничего не решишь. Да и что взять с ребенка? Разве он думает о последствиях? Далеко не всегда. Особенно, если его трясет от слез и ярости. Если честно, Адлергард даже загордился своим сыном после этого случая. Еще бы Аксель заступился за человека, а не за голубя... Но мечты есть мечты. Ничего, конечно, у Акселя тогда не вышло. Он не попал в деревенских рябят. Только выбил плечо прикладом винтовки. Хорошо хоть сам не застрелился! Правда, голубь был спасен. Мальчишки разбежались. Аксель еще два месяца после этого верещал с перевязью на плече, что люди, которые обижают слабых, тех, кто не может дать отпор, - и не люди вовсе. Потому что в этом случае они знают, что окажутся безнаказанными. Если бы не угроза расправы, они издевались бы и над людьми. Второй случай произошел чуть позднее. К ним с визитом приходила одна знатная особа. Бедная женщина случайно наступила на хвост очередного домашнего питомца поместья Делагарди. Так четырнадцатилетний Аксель бросился на нее с такими криками и такими претензиями (особа, в частности, была названа адептом сатаны), что еще год их дом избегали почти все предполагаемые гости! Правда, тут Адлергард не жаловался. Он предпочитал тишину. Жаловался Адлергард на другое - на то, что его сын слишком любил зверюшек. Генерал даже предпринимал попытки познакомить Акселя с прекрасной юной особой, когда сыну было пятнадцать (вдруг отвлечется?). Адлергард оставил детей буквально на пять минут, а когда вернулся, то обнаружил подрастающее поколение в неподобающем виде. И они не целовались, к сожалению! Просто тупо молотили друг друга фолиантами по ботанике! И это дворяне-то! Адлергард так и не понял, в чем было дело, но решил, что не будет искать Акселю невесту лет так до двадцати пяти. Себе дороже. Что генерал планировал исправлять, так это отношение Акселя к службе. Военная муштра никому никогда не помешает! Хватит позорить род Делагарди! Правда, благоприятного случая, чтобы пихнуть Акселя на службу, пока не представлялось. Но когда сыну исполнилось двадцать три, удача улыбнулась Адлергарду. Плохо так говорить, конечно, но сам генерал никогда ничего не имел против войны. Для него это было естественно. Вооруженный конфликт у Верхней империи возник с Гонзакией, небольшим и агрессивным государством на границе. Стычка произошла по нелепой случайности, на спорной территории, которая до этого была в совместном пользовании. Никто так и не понял, кто открыл огонь в то предрассветное утро. Стороны обвиняли друг друга. Договориться не удалось. Через два дня была объявлена всеобщая мобилизация. Гонзакия и Верхняя империя вступили в открытое противостояние. В связи с этими событиями, когда государству требовались квалифицированные специалисты, Адлергард решил, что сын должен служить. Определенно. Ему все равно бы пришлось. Долг никто не отменял. Но и чтобы сын воевал на передовой, Адлергард тоже не желал. Поэтому он пришел к выводу, что Акселя нужно сделать адъютантом в каком-нибудь штабе. Так он поймет, что такое война, и будет возиться со своими любимыми бумажками. Возможно, со временем, Аксель изменит свое мнение о войне... По крайней мере, об этой. Адлергард знал, что гонзаки были очень жестокими. Пленных они почти не брали, уничтожали их на месте, в отличие от цивилизованной империи, пытались покончить жизнь самоубийством, когда возникала вероятность того, что их захватят... В ближнем бою им не было равных. Маленькие ростом и стремительные, они виртуозно обращались с холодным оружием и буквально рубили противника на куски. После таких схваток имперцев доставляли домой исключительно по частям. Тем более, гонзаки спокойно могли утащить голову знатного врага в качестве трофея. Таковы были их обычаи. В империи даже ходила поговорка - встретишь гонзака на расстоянии менее двух метров - беги со всех ног! И без разницы даже, мирные они или нет. Вряд ли сын будет сочувствовать подобным безжалостным зверям... Вот только Адлергард забыл, что его Аксель любил как раз-таки зверей... Пусть и безжалостных, зато верных и преданных. Иногда беззащитных перед людской жестокостью, но не сломленных.