Заткнись!

      На одной из оживлённых площадей Нью-Йорка спешно собиралась толпа людей. Небольшая группа революционеров остановилась неподалёку, приглядываясь и прислушиваясь к происходящему. — Слушайте, слушайте! Моё имя — Самуэль Сибури! — из глубины донёсся пронзительный юношеский голос, привлекающий всё больше зевак. Гамильтон заинтересованно шагнул навстречу звуку, но был остановлен другом. — Алекс! — Геркулес схватил друга за рукав и потянул обратно, уже твёрдо сказав: — Не стоит это слушать. — Да, этот человек посланник Le roi! — торопливо добавил Лафайет и похлопал Александра по плечу в успокаивающем жесте, но тот досадливо стряхнул руку и вновь стал вслушиваться в долетающие до них обрывки фраз. — Стойте! — подбежавший Лоуренс в замешательстве схватил за рукав Маллигана, тем самым даря Гамильтону драгоценные секунды отвлеченного внимания Геркулеса и Жильбера.       Революционер мгновенно воспользовался ситуацией — оставив встревоженных товарищей, рванул прямо в толпу. Люди неохотно и ворчливо расступались, пропуская невиданного наглеца. Наконец, взору Александра предстала любопытная картина: на импровизированном пьедестале — обычном товарном ящике — стоял совсем молодой паренёк, держащий в руках длинный пожелтевший и потрёпанный свиток. На вид он казался даже младше Гамильтона — русые волосы трепал лёгкий бриз, а ясные серые глаза смотрели с какой-то искренней преданностью, почти что обожанием. Александр недоверчиво, но с интересом хмыкнул. Доносчик прочистил горло и буквально запел: — Представляю вашему вниманию «Вольные мысли о ходе Континентального конгресса»! Не верьте сброду, бредящему революцией, их ведут не ваши интересы! –каждое слово он произносил с особой страстью и уверенностью. Похоже, этот юноша уже довольно выступает с подобными речами. А так ничего и не понял. — Боже мой. Заткните этого болвана, — пробубнил Геркулес и вздохнул, с надеждой повернувшись к Гамильтону. Александр презрительно посмотрел на оратора. — Хаос и кровопролитие — это не решение проблемы. Не позволяйте им ввести вас в заблуждение, — доносчик повысил голос на последних нотах, привлекая больше внимания начинающих зевать в первых рядах людей. — Этот Конгресс говорит не от моего имени, — он замолчал в ожидании одобрения толпы. Александр хотел бы кое-что высказать этому нахалу, но Аарон Бёрр, появившись будто из ниоткуда, остановил его. — Пусть говорит, — громким шёпотом проговорил Бёрр и кивнул в сторону вестника. Гамильтону пришлось немного отойти и поднять руки в знак примирения. Аарон одобрительно улыбнулся. — Они ведут опасную игру. Я молюсь, чтобы король проявил к ним снисхождение. Позор, позор… — Сибури гордо вскинул голову и хотел уже было продолжить, однако терпение у Александра лопнуло. И даже отвлёкшийся Бёрр уже не смог бы его остановить. — Йо, — вмешался Гамильтон. Оратор бросил недовольный быстрый взгляд на нахала, но петь не перестал. — Не верьте сброду… — Он бы оставил тебя умирать, — передразнил революционервестника, — Под крики, но… — Который кричит о революции, — несчастный доносчик старался перекричать Александра, но голоса сливались в одну сплошную какофонию, оставляя полную бессмыслицу. — Но грядет революция, и бедняки одержат в ней победу! — Гамильтон скрестил руки на груди, продолжая насмешливо подражать пареньку. — Их ведут не ваши интересы! — вестник начинал теряться в строчках, не зная, что делать с назойливым выскочкой. Александр победно улыбнулся, заметив смущенный взгляд парня: — Тяжело слушать тебя, сохраняя серьезный вид! — Хаос и кровопролитие преследуют нас! — прокричали они в унисон, и глаза их на мгновение встретились. Жгучий огонь презрения вспыхнул в обоих взглядах. Гамильтон вышел прямо перед агитатором, закрывая его собой, на что вестник лишь оттолкнул нарушителя порядка. Александр оказался сильнее - паренёк лишь безуспешно пихнул революционера, так и не сдвинув с места.       Лафайет, Лоуренс и Маллиган, еле сдерживая хохот, подначивали Гамильтона на новые шутки, позабыв о своих же предупреждениях. Толпа уже не зевала, а вовсю заливалась смехом, следя за неловкими потугами посланника короля унять революционера. — Не стоило даже говорить об этом. Что скажешь о Бостоне? — с наигранным воодушевлением спросил Гамильтон и издевательски подмигнул красному от возмущения юноше. — Не позволяйте им ввести вас в заблуждение, — голос Самюэля звучал уже не так убедительно, но всё-таки он не сдавался, упрямо передвигая ящик и улыбаясь людям, развеселившимся подобным зрелищем. — Посмотри, какой ценой нам это досталось, сколько мы потеряли, а ты говоришь о Конгрессе?! –странное, почти истерически весёлое возмущение распирало Александра изнутри. Оратор гневно поджал губы и развернулся в другую сторону: — Этот Конгресс говорит не от моего имени! — Да мой пес более красноречив, чем ты! –ядовито выплюнул Александр. Толпа взорвалась одобрительным смехом. От такого посланнику явно стало не по себе. — Они ведут опасную игру! — пропел доносчик, гордо вскинув голову. Всё пытается храбриться? Да горожане его на кусочки разорвут, как только он сойдёт с этой сцены! — Как ни странно, вы оба одинаково паршивы, — снова язвительная шутка, но и она не заставила посланника умолкнуть. — Я молюсь, чтобы король проявил к ним снисхождение… — Он что, в Джерси? –рассмеялся Гамильтон. — Позор! Позор! — глаза юноши загорелись недетской ненавистью. Ну как же, о его обожаемом короле так высказаться! — Во имя революции! –выкрикнули друзья позади Александр, поддерживая воспламеняющий крик товарища. — Не верьте… — начал доносчик и тут же замолчал, увидев приближающегося революционера. Наконец тишина! Александр запрыгнул на ящик, потеснив едва удерживающегося на нем посланника. — Если ты повторишь это снова, я… -Гамильтон, опасно щурясь, заговорил чуть тише, обращаясь уже к пареньку. — Который кричит… — доносчик демонстративно отвернулся и уткнулся в свои записи. Вот упрямец! — Кричит! — подпел Александр. — Серьезно, посмотри на меня, пожалуйста, а не в свои заметки! –он попытался вырвать бумажки из рук посланника, но тот быстро сложил их, ловко увернулся и устоял на своём пьедестале. — Нет места для ваших интересов… — доносчик поправил ворот и снова раскрыл бумагу. — Если не хочешь сбавить тон, зачем вступать со мной в дискуссию? — шутка переставала быть смешной, переходя в настоящую злость. -С чего это крошечный остров в море устанавливает цену на чай? — Александр, прошу тебя… — Аарон схватил Гамильтона за рукав и силой стащил с несчастного ящика. — Бёрр, лучше я буду прямолинейным, чем нерешительным, отбросим учтивость в сторону! — Алекса начинало трясти от этих, казалось бы, безобидных слов доносчика. — Я понимаю, Александр, но просто смирись… Это будет происходить, — как можно спокойней и рассудительней сказал Бёрр, похлопывая Александра по плечу. — Аарон, зачем ты такое представление сорвал? — Лафайет тут же подбежал к Бёрру и сжал в крепких объятьях. Толпа, видимо, заметив замешательство в рядах революционеров, начала расходиться по улицам. Декламатор опасливо оглянулся и наконец слез с ящика. Как же его звали?.. Джон? Феликс? Или… Нет, Самюэль! Учитывая количество подвыпивших недовольных горожан, для него прогулка домой могла обернуться дракой или даже избиением.Может, стоит проследить за ним?       «Я не упущу свой шанс!» –вспыхнула яркая мысль, и Александр решительно двинулся за юношей, уже заворачивающим на другую улицу. Догнать его оказалось легко — Самюэль будто крался, стараясь больше не попадаться никому на глаза. И всё-таки один предательский отвратительно выглядящий помидор угодил из окна прямо в идеально белый воротник священника. — Хей! — Гамильтон тут же вышел из тени дома и в одно мгновение оказался около растерянного посланника. Самюэль тут же обернулся и, увидев в подошедшем ненавистного выскочку, брезгливо сморщился: — Чего ты хочешь? Иди своей дорогой! А чего хотел Александр? Юноша отряхнул безнадежно испорченный воротничок и тяжело вздохнул. — Поиздеваться? Давай побыстрее, — он опустил глаза и как-то по-детски прижал к себе исписанные бумажки, словно Гамильтон прямо сейчас кинулся бы их отнимать. Сущий ребенок. Не понимает даже, во что ввязался. — Сдался ты мне, — пренебрежительно хмыкнул Александр. На это недоразумение драгоценное время тратить? Самюэль непонимающе хлопнул глазами, но отошёл на шаг. — Тогда зачем? Что, если показать ему настоящую революцию? Перевернуть весь его мир с ног на голову? — Меня попросили тебе кое-что передать, — ложь легко сорвалась с языка. — Из Британии. Посланник сложил руки на груди и приподнял одну бровь. — И? С чего я должен тебе поверить? Ты не особо похож на посыльного. — Всё это представление на площади, — Гамильтон сделал неопределенный жест в сторону центра города, — было проверкой твоей преданности. Я должен был удостовериться. Паренёк смотрел всё ещё как волчонок, но в глубине проглянули искорки интереса, гордости. Вот и попался. — Так что пойдём, мне нужно передать тебе письмо, а оно осталось в доме. И не мешало бы тебе одежду сменить, — Александр недовольно прикрыл нос рукой. — Ладно. Завести, отдать революционную листовку, смутить душу — всего-то! Тем более, что Самюэль уже добровольно идёт за ним, как когда-то шёл за своим королём. Гамильтон завернул в один из переулков и остановился около чьей-то двери. — Это здесь? — посланник подозрительно нахмурился, оглядел всё вокруг. Осторожный, но такой наивный. Скорее всего, был ровесником Александра. Только вот Александр никогда бы не пошёл за кем-то, так слепо доверяя. — Да. Гамильтон вытащил из сумки листовку и протянул Самюэлю. Тот сощурился, приглядываясь к бумажке, — и в страхе отпрыгнул назад, натыкаясь на облупленную стену. — Чего тебе? Что ты делаешь? — от испуга его голос вновь стал звонким, но в закоулке бедного района разве кто услышит его крики?       Александр приблизился к нему, уже опустив руку с листком. Посланник вжался в стену, попытался отыскать пути отхода — Гамильтон вот уже оказался с ним лицом к лицу. Серые глаза тревожно блестели, глядя на бумагу в ладони революционера. — Посмотри на меня, пожалуйста, а не в эту чёртову бумажку. Посмотри на себя! Игрушка короля. Тебе не надоело прислуживать ему?! Самюэль продолжил смотреть себе под ноги — не решается поднять взгляд. Почему? Настолько боится Александра? Или идей в его голове? Что же он может ответить ему за своего короля? Гамильтон осторожно приподнял его лицо за подбородок. — Посмотри. На меня. Ты не должен распространять это, слышишь?! - Александр стукнул кулаками по стене.       Юноша резко вздрогнул и поднял злые глаза, наполненные обидными слезами. Сжал губы до побеления. Как он мог предать своего короля? Александр прижимает Самуэля к стене и настойчиво целует его, не даваясь вырваться из его крепких рук. Доносчик лишь издал беспомощный стон и опустил руки в признании поражения. Как мало надо, чтобы вызвать целую войну чувств внутри одного человека! И сколько ждали эти колонии, чтобы восстать! Гамильтон углубляет поцелуй: проводит языком по тонким губам, зарывается пальцами в мягкие русые волосы. И отстраняется. — Теперь ты в той опасной игре. И революция затронет каждого из нас. Самюэль смотрит на него совсем шальными, мутными глазами. Совсем мальчишка.       Александр кидает листовку на землю и широкими шагами направляется на шумную, заполненную в воскресный тёплый вечер шумной толпой. Не оборачивается. Колонии увидели слишком много предательств и боли, прежде чем понять, что пришло время революции.