Лишь ради тебя я живой

— Разве ты не должен исцеляться? От внимательного взгляда Лидии не утаишь ни царапинки на своем теле. Особенно, когда ты оборотень. Особенно, когда ты оборотень на коротком поводке. Ее взгляд — холоднее самого жуткого мороза. Но даже в таком взгляде мелькает легкий интерес и несколько миллиграммов сочувствия. Обжигающий коктейль эмоций, заточенный в прекрасные глаза Лидии Мартин. Но Питер в ее сочувствии не нуждается. — Видишь ли, милая, я пока недостаточно силен, чтобы регенерация проходила так же быстро, как должна. Все-таки, как ты помнишь, я совсем недавно родился заново. Они чертовски друг на друга похожи. У Питера в глазах — ледяные глыбы, отражающие голубизну арктического неба. У него чарующий взгляд, успокаивающий голос и завораживающая улыбка. У Лидии Мартин — тот самый поводок. Она негромко усмехается, что-то прикидывая в своей голове. Питеру, безусловно, это чертовски нравится. Рана на боку только-только перестала кровоточить, но футболка уже испорчена размазанным кровавым пятном. Питер вздыхает. Восстановление — процесс долгий. Но наверняка это стоит того, чтобы вновь оказаться живым. Выразительный взгляд падает на Лидию, когда она задумывается о чем-то своем, слегка постукивая накрашенными ноготками по столешнице. Будто бы сошедшая с полотна Леонардо, она улыбается какой-то из своих мыслей, прежде чем спрыгнуть со стула и подойти к старшему Хейлу поближе. Как в сказке о Красной Шапочке и Сером Волке. Он заинтересованно склоняет голову, одним только жестом высказывая свое любопытство. — Тебе надо наложить повязку, — она встает перед ним, требовательная, строгая. Не отвести взгляда. — Иначе инфекция попадет в рану раньше, чем твое тело вспомнит, как нужно излечиваться. — Хочешь помочь? — Нет, — Лидия окидывает Питера нечитаемым взглядом. — Но ты видишь здесь еще кого-нибудь? Лидия умная девочка. Ее блистательный ум не скрыть ни за какими слоями тонального крема или размазанной у уголков губ яркой помадой. Она знает, чего хочет, и не позволяет Питеру думать о том, чего хочет он. — Не уверен, что мне действительно нужна эта помощь, — Питер поднимается на ноги, совсем не изменяясь в лице. — Но я совершенно не привык отказывать прекрасным девушкам. Особенно тебе, Лидия. От Лидии Мартин приятно пахнет французскими духами, клубничным блеском для губ и волнением. Его девочка такая храбрая, такая разумная. Делает все, лишь бы Питер перестал ее пугать. Но он давно оставил все свои попытки привести ее в ужас. И дело совсем не в отсутствии сил. Питера тянет, как магнитом, к Лидии Мартин. Но он ее не тронет, нет. Он, может, и монстр, но не чудовище. Он не способен разрушить жизнь своей избранницы, ведь он совершенно здраво оценивает ее возможности. Он знает, что это чувство тоже находит отклик где-то глубоко в сердце Лидии Мартин, которая, разумеется, не выбирает плохих парней и ни за что не собирается вновь связываться с оборотнями. Это всегда заканчивается плохо. Один раз — случайность. Два — совпадение. Питер с удовольствием стал бы закономерностью, если бы Лидия ему это позволила. Честно говоря, он слишком живой для этого. И живой он в том числе ради Лидии Мартин, подобно Деве Марии подарившей ему новую жизнь. Она — его юная покровительница, ради которой действительно стоило продолжать идти руку об руку со смертью. Ему хочется пробежаться пальцами по медным волосам клубничного оттенка, и он это делает, игриво убирая вьющийся локон назад, за девичье плечо. Ее пульс едва ли выходит из-под контроля. — Кажется, я видела у вас в ванной аптечку. И футболку придется застирать, — ее голос — не предатель, не дрожит. Взгляд бегает по лицу Питера, целуя каждую ссадину, оставленную непредвиденными обстоятельствами. Это были осколки стекла. Питер действительно слишком слаб, чтобы бороться за титул альфы, который когда-то ему принадлежал. Питер стягивает футболку через голову, оголяя открытую рану. Царапина — не больше. Здесь даже и зашивать нечего, думает Хейл. Только Лидия думает по-другому, ее мысли — другие. Она уходит с чужой футболкой, практически не задерживая взгляд на чужом прессе, а возвращается с небольшой аптечкой в руках. Она не возражает поухаживать за раненым волком, когда тот не может уследить за собой сам. Может, это часть его хитросплетенного плана. У Питера всегда есть план, она знает. Лидия в этом нисколько не сомневается, но позволяет ему вести в этом танце, притворяясь наивной дурочкой, не понимающей ни единого взгляда Питера Хейла. И это лишь подчеркивало красоту ее блистательного ума. Лидия аккуратно касается пальцами окровавленных краев неглубокой царапины на боку Питера. Она не знает, как это произошло. Спрашивать — не хочет. Это не имеет совершенно никакого значения. В лофте царит тишина. Здесь пахнет французскими духами, перекисью и чуточку кровью. Но это смешение запахов Питера успокаивает. Лидия очень умело накладывает бинты, специально затягивая потуже. Питер ничего не говорит на этот счет. — Знаешь, — первой тишину нарушает Лидия. — Есть в этом что-то. Твое отсутствие силы, имею в виду, — белая ватка стремительно, но незначительно тяжелеет, когда Лидия смачивает ее перекисью. — Это лишь в очередной раз доказывает, что ты живой, испытываешь боль и даже можешь погибнуть из-за своей неосмотрительности. — У нас, вероятно, слишком разные понимания слова «живой», милая. Я еще никогда не чувствовал себя настолько слабым. Питер слегка жмурится, когда Лидия прикасается ваткой к небольшой царапине около его глаза. Пальцами она слегка придерживает чужой подбородок. — И настолько человечным. — Нет ничего хорошего в том, чтобы чувствовать себя человеком, когда ты оборотень. — Совсем ничего? — Лидия вдруг улыбается, прикасаясь подушечками пальцев к чужой щетине. Его девочка поразительно умна и невероятно красива. От нее пахнет французскими духами, клубничным блеском для губ и чем-то теплым, доверительно теплым. В глазах мелькают веселые, живые искорки. — Если несравненная Лидия Мартин каждый раз будет помогать мне со всеми незначительными царапинами, то я, наверное, мог бы и распрощаться со своей способностью регенерировать навсегда, — вкрадчиво произносит Питер. Он вкладывает в свой взгляд что-то, что ему определенно несвойственно. Что-то живое. Что-то настоящее и человечное. В ответ Лидия только негромко усмехается, вновь прижимая ватку к чужой скуле. Питер, не сдерживаясь, охает. — Наверное, — улыбается Лидия.