Больше нет смысла спасаться

На поляне сегодня было как никогда тихо. Лишь листья, словно заворожённые, стремились за ветром, сопровождая его нежным шелестом. Эмма поднимает пустой взгляд на сорвавшийся с ветки листочек, который, кружась в воздухе, полетел дальше за пределы территории детского дома. Девочка протянула руку в его сторону. Миг, и в глазах вновь появился привычный блеск, нос покраснел и по щекам покатились одна за другой слезы. «Его больше нет с нами... Не верю!». От этих мыслей Эмма пуще прежнего зарыдала, заливаясь громкими всхлипами и впиваясь пальцами в подол белоснежной юбки. До тошноты чистой, как и сердца ни о чем не подозревающих малышей, беззаботно резвящихся каждый божий день на этой чертовой поляне. Ей больше не хочется слышать их смех, не хочется видеть их счастливые лица, только орать что есть мочи, вложив в крик всю свою боль. Это был тот злосчастный вечер. Норман покинул их навсегда. Его больше нет. Они забрали её дорогого друга, оставив лишь пустоту глубоко в сердце. «Мама. Мамочка. Неужели ты способна на такую жестокость?» Они все также звали её ласково мамой. И в это слово нельзя просто вложить ни ненависть, ни злость. Это слово настолько невинно, передавалось из уст в уста каждый раз, когда они замышляли план побега. Но сегодня это слово прозвучало в голове Эммы с нескрываемым отвращением и яростью. Так, как никогда не было прежде. Норман отвернулся и только сделав первый шаг к стене, услышал хруст. А за ним протяжный вопль. Мальчик обернулся через плечо и у него подкосились ноги. И вот он уже опустился на колени, все ещё не веря в происходящее: неестественно изогнутая ножка, истошный крик Эммы, засевший глубоко в подсознании, и жуткая улыбка мамы. — Мама... — дрожащим голосом произнёс Норман, сидя на траве и пустив руки в белоснежные пряди. И от уверенности в своих действиях отныне не осталось ни следа. Лишь животный страх. Ему больше нет смысла спасаться. — Почему ты не дал мне помочь тебе?! — прокричала она в сторону леса, в котором происходили ужасы минувших дней. Крик растворился во тьме. Эмма схватилась за волосы и снова залилась громким судорожным плачем. Сломанная нога заныла, но эта боль не сравнится с той, что сейчас испытывает её душа. 

 Девочка каждую ночь выходит на поляну, чтобы никто из детей не слышал её всхлипов, которые она все время пытается заглушить подушкой. Ей нет больше покоя в этих стенах. Нет больше покоя за столом, поедая очередное блюдо от мамы. Нет больше покоя в тёплой, уютной постели. Как можно смириться с тем, что их с такой притворной любовью и нежностью растят как телят на убой? И сейчас, с жадностью перебирая все тёплые воспоминания о своём дорогом друге, Эмма чувствует, что вот-вот её сердце не выдержит и перестанет биться. И она не будет жалеть об этом. Потому что она сможет встретить Нормана на том свете. Сможет снова почувствовать тепло его ладони на своей щеке и услышать долгожданное: «Эмма. Улыбнись для меня». Девочка распахнула веки и поднесла пальцы к дрожащим губам. Позади себя услышав медленно приближающиеся шаги, она нехотя повернулась к источнику шума. Перед ней возникла Изабелла. Женщина, вновь надев маску любящей матери, не спеша приблизилась к Эмме и коснулась её плеча. — Почему ты не в постели? Ты должна соблюдать постельный режим, — заботливым тоном произнесла мама и улыбнувшись, на долю секунды пристально стала вглядываться в опухшие глаза девочки. Эмма, коротко шмыгнув, проигнорировала слова женщины и вновь кинула взгляд на лес. Недолго думая, она резко повернулась и встретилась с ней взглядом. Девочка с нескрываемым презрением в глазах тут же переменилась в лице, засияв и мягко улыбнувшись, ответила: — Прости, мама. Пойдём обратно в дом. Она продолжает по прежнему называть её мамой. Мама. Мамочка. Монстра, у которого чуть больше привилегий на жизнь. Несправедливую лживую жизнь, которую каждый вынужден прожигать, пока кто-то другой дёргает за ниточки и пожирает её семью. А теперь и ее дорогого Нормана. Они возвращаются обратно в дом и мысль, которая закралась в её маленькую голову, позже будет съедать живьём. Заставлять Эмму невольно облизываться от предвкушения и рвать на себе волосы. «Я убью тебя, мама. Собственными руками».