***
То, что он увидел, было совершенно неожиданным и ожидаемым одновременно. Они оказались посреди лужайки, усеянной цветами. Впереди и по сторонам начинался сад. Деревья, не похожие ни на одно из тех, что Аббаккио встречал на земле, шелестели листьями на ветру. Повсюду бегали животные, летали птицы. И люди... люди тоже были везде. Кто-то лежал на траве, уставившись в небо. Кто-то прятался в тени крон. Кто-то гладил спокойно стоящих на месте и охотно подставляющихся под ласку лис и оленей. Аббаккио заметил ещё кое-что. Помимо потрясающей красоты, это место было насквозь пропитано мягким и теплым светом. Этот свет обволакивал как большое уютное одеяло, давал ощущение спокойствия и безопасности. Всё казалось таким знакомым, но в то же самое время было новым и удивительным. Белоснежный кролик подпрыгнул прямо к его ногам, начал принюхиваться. Аббаккио присел, чтобы взять его на руки, а затем снова выпрямился в полный рост. Животное вело себя абсолютно спокойно, и он начал гладить его, почесывая большим пальцем за ухом. Шерсть была шелковистой на ощупь. - Где мы? – Вопрос, на который он уже, кажется, знал ответ, но всё равно не мог в него поверить. Его напарник улыбнулся. - В раю. Аббаккио вскинул брови, едва не расхохотавшись от того, насколько непринужденно мужчина подтвердил его догадку. - То есть это правда? Рай действительно выглядит как сад с красными яблоками из детских книжек? Напарник пожал плечами. - В этой стране слишком много людей верит в подобный образ. Аббаккио снова огляделся по сторонам. Кролик зашевелился, и он расслабил руки, отпуская его. В этот момент ветер слегка усилился, и Аббаккио вдруг ощутил, как его собственные волосы щекочут шею и щёки. Это напомнило ему кое-что. - Тогда… перед тем, как мы оказались здесь. Ты тронул меня за плечо. Я это почувствовал. Почему? Разве я не должен был превратиться в полупрозрачного бледного призрака, через которого можно пройти насквозь, и всё в таком духе? Мужчина в форме не сдержал смех. Люди на земле всю жизнь гадали, что же будет с ними после смерти, принимали на веру чужие домыслы и сочиняли свои. И всё равно каждый, попадая сюда, сталкивался с чем-то, что превосходило все его ожидания. Это нормально. Он и сам был таким. - Не совсем. Да, у тебя больше нет тела. Но твоя душа – это не просто что-то «полупрозрачное». Она – это энергия, эмоции, чувства. Даже после смерти ты продолжаешь чувствовать, потому что в этом и есть суть души. Ты можешь ощущать всё, к чему прикасаешься здесь, если действительно хочешь прикоснуться. Точно так же ты чувствуешь чужие прикосновения, если они не случайны. Тогда, на мосту, я искренне хотел тебя подбодрить. Поэтому ты это почувствовал. Вопросов постепенно становилось всё меньше. - А солнце, ветер? - Просто, чтобы всем было приятно. На то это и рай. Аббаккио прислушался к своим ощущениям. Да, он определенно чувствовал что-то. Если точнее - много чего. Но все эти чувства хоть и назывались знакомыми ему словами, были какими-то другими - более интенсивными, более полными. Все отвлекающие факторы, постоянно присутствующие в человеческой жизни – посторонние звуки, запахи, напряжение в теле – всё это разом исчезло, оставив только чистые эмоции. И эти эмоции были им. А он был ими. Посмотрев на своего напарника, он понял ещё кое-что. Вина, преследовавшая его с того самого дня, как он совершил ту ужасную, роковую ошибку, исчезла. Как будто теперь его прошлое не имело никакого значения, потому что и его поступки, и их последствия – всё это осталось где-то там, за чертой. Небеса простили его. Этот человек простил его. И, кажется, он наконец-то смог простить сам себя. Это было похоже на свободу. - Пройдёмся? Мягкий голос отвлёк его от собственных мыслей, вернул в то место, в котором он находился сейчас. Аббаккио впервые за всё это время улыбнулся, кивнул. - Угу. Он был так поглощён своими новыми ощущениями, что не заметил цветы, распустившиеся в его волосах. За деревьями начиналась река. Она простиралась вплоть до самого горизонта, а затем делала поворот, скрываясь за холмами. Лужайки, виноградники, уединённые уголки, где можно было спрятаться под кронами деревьев – всё это чередовалось в каком-то необъяснимом, совершенно нелогичном порядке, но всё равно ощущалось частями единого целого. Каждый листочек, каждая травинка, каждый зверь и каждая душа вплетались в это место настолько органично, что, казалось, нарушить эту гармонию попросту невозможно. Здесь не нужно было беспокоиться ни о чём. Достаточно было просто чувствовать. Просто быть. Побродив немного, они вышли к небольшому озеру. Вода в нём сверкала и была настолько прозрачной, что больше напоминала зеркало. Аббаккио решил подойти поближе, ведомый внезапно вспыхнувшим любопытством. И с каждым шагом всё отчетливее понимал: это озеро – не то, чем кажется на первый взгляд. - Что это? Они остановились прямо у самой кромки воды. Поверхность пошла рябью. - Наше окно в мир живых. Таких прудов здесь много, и через них каждый может подсмотреть за теми, о ком беспокоится больше всего. Аббаккио наклонил голову, вглядываясь в круги на воде. Рябь рассеялась, и он тут же увидел хорошо знакомое место – пляж Сардинии, ставший последней точкой его пути. Он видел скалы, видел небольшую крепость, и видел дорожку, по которой удалялись четверо молодых людей. Они шли вперёд молча, но решительно. Целые и невредимые. - Аббаккио, ты хорошо поработал. И твое стремление достигнуть истины унаследуют те, кого ты оставил. Его напарник снова улыбался своей теплой и ободряющей улыбкой. Аббаккио почувствовал, как внутри зарождается спокойствие. Он был полезен. Он довёл дело до конца. И теперь его друзья смогут двигаться дальше. Какое облегчение. Аббаккио был так рад снова увидеть их, пусть и издалека, что не спешил отводить взгляд, продолжая рассматривать знакомые силуэты. Отсюда они выглядели слегка иначе. Он видел золотисто-оранжевое тепло, которое источали их тела, а ещё видел их души – светящиеся голубым светом образы, по форме повторяющие свои оболочки, но немного выходящие за их границы. Желая вглядеться в самые любимые на свете черты, Аббаккио сфокусировался на Буччеллати и тут же ощутил пронизывающую тревогу. Что-то было не так. Его тело практически не излучало тепла, а его душа находилась не там, где у остальных – она частично нависала сверху и сзади, будто её пытались вытащить, но в какой-то момент остановились. Страх и беспокойство обожгли Аббаккио в самом центре груди. Он резко повернулся к своему напарнику. Тот смотрел вниз, и его взгляд был печальным. - Буччеллати.. что с ним? Впервые за всё это время мужчина старался избежать зрительного контакта. Он продолжил смотреть в воду, не поднимая глаз, и поджал губы, пытаясь заставить себя произнести слова, которые совсем не хотел говорить. Слова, которые Аббаккио боялся услышать. - К сожалению, он уже мёртв.***
От Сардинии до пригорода Рима быстрее всего было добираться на лодке. Наранча и Миста взяли всё на себя, дав Буччеллати, Джорно и Триш возможность остаться внутри черепахи. В ближайшие несколько часов больше не нужно было ничего выяснять, не нужно было принимать никаких решений, и им предстояло провести это время наедине со своими мыслями. Наедине с тем событием, которое произошло сегодня днём. Буччеллати боялся этого больше всего. Сейчас он бы сделал всё что угодно, даже вошёл в клетку с дикими животными, зная, что его разорвут на куски, лишь бы не сидеть здесь в тишине, глядя на пустое кресло напротив. Но у него не было выбора. Картина, которую он так отчаянно пытался забыть, стояла у него перед глазами. Руки, всегда такие сильные и теплые. Фиалковые глаза, выражавшие множество эмоций – от гнева до нежности, от боли до решительности, но никогда – равнодушия или пустоты. Сердце, которое билось так часто, когда они оставались наедине, что Буччеллати до сих пор слышал его эхо в своих ушах… ... Холодное тело со сквозной дырой в груди, лежащее на камнях, и лицо с навеки застывшей улыбкой. Как он мог это допустить? Как он мог позволить этому случиться? Тогда, на побережье, Буччеллати не мог на это смотреть. Он бы предпочёл никогда этого не видеть. Но достаточно было всего секундного взгляда, чтобы картинка врезалась в память, в мозг, в сердце, отпечаталась на обратной стороне век. Она пропитала каждую клеточку его холодного тела. Она была с ним и минуту назад, и сейчас, и не хотела тускнеть даже несмотря на то, что лодка отдалялась от острова. Они ведь знали, на что шли. Все они. Важнее всего было найти босса и покончить с этим, не дать ему добраться до Триш. В какой-то момент Буччеллати думал, что готов поставить на кон всё, он даже разменял самого себя, свою собственную жизнь, и это не вызывало у него никаких сожалений. И всё же, оказалось, что цена была слишком высока. Он сделал то, что должен. Нужно было уходить, пока ещё кто-нибудь не пострадал. Нужно было продолжать бороться, продолжать двигаться вперёд. На кону стояли жизни людей, которых он втянул во всё это. Он обязан был защитить их. Времени оставалось всё меньше. Оплакивать свою самую страшную потерю, прижимая к себе окоченевшее тело, измазываясь в чужой крови… Разве он мог себе это позволить? Разве у него было на это право? Он совершил ошибку, когда позволил Аббаккио, Мисте и Наранче пойти за ним. Он должен был оставить их позади. Оставить их в безопасности. Но тогда это пьянящее чувство, что он не одинок в своих идеалах, что люди, ставшие его семьёй, готовы их разделить, не дало ему мыслить рационально. Они согласились рискнуть жизнью ради справедливости. Ради него. Аббаккио всегда был таким. Он всегда был готов закрыть его от пуль собственным телом, отказаться от всего, если это означало возможность оставаться вместе. Он бы никогда не предал его, никогда не оставил... И это стало для него концом. Сейчас Буччеллати думал, что лучше бы всё, что он знал, оказалось ложью. Лучше бы Аббаккио отверг его, предпочёл ему организацию и собственное благополучие. Пускай это бы перечеркнуло всё, что между ними было. Буччеллати смог бы вынести что угодно, зная, что Аббаккио жив. Но его чувства были настоящими. И из-за них он погиб. Почему именно он? Буччеллати сжал лежащие на коленях руки в замок руки так сильно, что суставы затрещали. И не почувствовал при этом почти ничего – только холод на кончиках пальцев. Напоминание о том, что ему самому осталось недолго. - По крайней мере, я смогу снова его увидеть, да?.. Мысль вызвала судорогу в медленно умирающем теле. Как эгоистично. Думать о собственных желаниях, о том, что они снова смогут быть вместе, пусть и на том свете, после того как он так подвел его? После того, как позволил ему умереть? Так не должно было случиться. Он бы не задумываясь отдал свою жизнь ещё раз, отдал свою душу и всё, что у него осталось, лишь бы никто больше не пострадал. Предать босса было его решением, его собственной прихотью, и он должен был быть единственным, кто понесёт за это ответственность. Но этот мир был никогда не был таким простым. Злость на самого себя захлестнула Буччеллати, обжигая заледеневшее нутро. Он снова не смог защитить своих близких. Как и тогда, с отцом. Снова не справился, снова сделал недостаточно. И человека, при виде которого его внутренние демоны разбегались по углам, перед объятьями которого не могло устоять это всепоглощающее чувство вины... Этого человека больше не было рядом. Его больше не было нигде. Глаза Буччеллати затянула мутная пелена. В горле перехватило, плечи и спину свело спазмом, и он поднял руку к лицу, прячась за ней, как будто это могло бы помочь ему спрятаться от себя самого. Джорно, сидящий на другом конце дивана, почувствовал движение, и повернулся к нему. - Буччеллати?.. Буччеллати сперва вздрогнул от неожиданности, а затем поднял вторую руку и вытянул её в сторону Джорно в упреждающем жесте. Не надо. Не говори ничего. Джорно всё понял. Перед тем, как отвернуться, он успел заметить одинокую слезу, стекающую по щеке Буччеллати и прячущуюся за воротом его пиджака. Он закончит то, что начал. Он найдёт этого чёртового босса. Он поможет его победить. Даже если в конечном итоге от него самого не останется ничего. Он сделает всё, чтобы заслужить право снова посмотреть в эти золотисто-фиалковые глаза.***
Наранча осмотрелся. Он стоял посреди незнакомой ему зеленой лужайки. Редкие деревья и кусты разбавляли пейзаж, а вдалеке виднелись холмы, покрытые зарослями. Трава и листья шелестели на ветру. Солнце светило ярко и пекло макушку. Он чувствовал себя странно. Как он оказался здесь? Что это вообще за место? Он старался вспомнить, но в голове была пустота. Неожиданно справа от него что-то мелькнуло. Наранча повернулся, чтобы понять, в чём дело, и увидел в метре от себя высокую фигуру в длинном черном пальто со шнуровкой. Все вопросы сразу же отошли на второй план. - Аббаккио!.. Удивление, а следом радость и восторг прокатились волной мурашек по его спине. Наранча ринулся вперёд, сокращая расстояние между ними за секунды, и тут же обхватил мужчину обеими руками, обнимая, утыкаясь носом в грудь. - Аббаккио! Это правда ты! С тобой всё в порядке! Я так рад!.. – Наранча почти что плакал от облегчения, с каждым словом прижимаясь к другу всё сильнее. – Мы все так переживали! Я думал, что никогда не увижу тебя снова… Большие ладони легли ему на плечи, сжав их как-то слишком уж сильно. И в этот момент стало понятно, что что-то не так, что Аббаккио весь напряжен и даже дрожит. Наранча поднял голову и посмотрел на него, не отстраняясь. Брови мужчины были сведены на переносице, губы поджаты. В глазах стояли слёзы. - Наранча, мне так жаль… Наранча был в замешательстве. - Тебе жаль? О чём ты?.. Аббаккио больше ничего не сказал, лишь нахмурился ещё сильнее, продолжая впиваться пальцами в его плечи. И тут Наранчу будто ударило молнией – электрический импульс вошёл через затылок и за долю секунды добрался до кончиков пальцев ног. Он начал вспоминать. Стрела. Колизей. Обмен телами. И острая боль, после которой наступила темнота. Взгляд Наранчи мгновенно стал пустым, руки безвольно повисли вдоль тела. Он сделал шаг назад и пошатнулся, едва не потеряв равновесие от накрывающего его осознания. - Так значит я..? – голова резко потяжелела. Наранча не мог собраться с мыслями, не мог поверить в реальность происходящего. – Это конец?.. Аббаккио бессильно опустил голову и сжал руки в кулаки. - Прости... – его голос был неровным и хриплым. – Прости нас, Наранча. Мы не смогли тебя уберечь. Наранча поднял на него глаза в изумлении. Аббаккио просит прощения? Но ведь здесь нет его вины. Его там даже не было! - Аббаккио, перестань! За что ты извиняешься?! – Первичный шок, непонимание, возмущение – всё это смешалось в нём и начинало бурлить. – Мы ведь знали, чем это может закончиться, да? – Голос предательски дрогнул. – Мы все знали… Ноги подкосились, и Наранча сел на траву, уронив голову на грудь. Значит, это и правда конец. Он больше никогда не увидит Фуго и не сможет попросить его снова позаниматься с ним. Никогда не вернётся в школу, никогда не поймёт, как решать эти дурацкие примеры в столбик. Никогда больше не сможет уплетать пасту в Либеччо, сидя за столом со всеми и обсуждая с Мистой его очередную безумную теорию. Картинки мелькали в его голове, и мысли об упущенных возможностях постепенно сменялись моментами из прошлого. У него была ужасная жизнь. Он потерял мать, когда ему было десять, а его отец оказался полнейшим мудаком. Друзья, которым он верил больше всего, предали его и подставили. Полицейские избивали его на допросах, а надзиратели – в тюрьме. Он опустился на самое дно, скитаясь по грязным переулкам и подъедая еду из помоек. А потом его нашёл Фуго. И притащил за шкирку в тот ресторан. И в его жизни появился Буччеллати. Буччеллати, который накормил его, отмыл. Который оплатил ему лечение и операцию на глаза. Который искренне беспокоился за него и не хотел подавить, навредить или воспользоваться. Который принял его в банду даже несмотря на то, что Наранча ослушался. А потом он познакомился с Аббаккио. И с парнем в смешной шапке по имени Миста. И с новичком по имени Джорно. И с Триш, которую так хотелось защитить, потому что её боль была его собственной. Он не прав. Его жизнь не была ужасной. Да, пришлось пройти через трудности. Но в итоге, именно благодаря этим трудностям, у него появилось самое ценное. То, что он однажды потерял и всегда мечтал обрести снова. Семья. Наранча почувствовал, как тоска отступает и всё встаёт на свои места, становится нормальным и правильным. Он поднялся на ноги, отряхнул колени и посмотрел Аббаккио прямо в глаза. - Ну, раз уж так вышло, ничего не поделаешь. – В его взгляде было столько решимости, столько силы, что Аббаккио на мгновение оробел перед этим взглядом. – Я ни о чём не жалею. Я рад, что встретил вас всех. Рад, что пошёл за Буччеллати. Вы – мои друзья. Я бы не задумываясь сражался с вами плечом к плечу снова. Аббаккио широко раскрыл глаза от удивления, но уже через секунду его взгляд стал тёплым, а губы растянулись в улыбке. Эта улыбка была очень отеческой. - - Когда ты успел так повзрослеть, Наранча? Наранча в ответ хихикнул, скалясь во все тридцать два. Выглядело так, будто Аббаккио гордится им, и от этого было хорошо на душе. - К тому же, я буду не один. – Он сделал шаг вперёд, обходя Аббаккио сбоку, и повис у него на руке. – Конечно, плохо, что всё так получилось с тобой и со мной, но по крайней мере вдвоём нам будет не так одиноко. Услышав последнее предложение, Аббаккио нахмурился. Наранча имел право знать. И он должен был быть тем, кто скажет. - Не вдвоём. – И, встречая вопросительный взгляд, продолжил, поджимая губы. – Нас будет как минимум трое.***
Гравитацию как будто отключили. Буччеллати перестал чувствовать руки, ноги, а затем и тело целиком. Осталась только невесомость. Он смотрел вниз, на мостовую, на Джорно, и с каждой секундой они становились всё меньше, отдаляясь от него. - Джорно, остальное я вверяю тебе. Джорно протянул к нему руку. Такой отчаянный жест. - Буччеллати… Твоё тело сейчас в Колизее. То тело!.. Буччеллати знал, что в это тело уже невозможно вернуться. Оно давно перестало быть живым, давно превратилось в набор клеток и атомов, которые земля скоро заберёт себе. Но даже если бы Буччеллати мог вернуться, мог остаться здесь, он бы не хотел. Его время пришло. - Джорно, я был возрождён. Когда встретил тебя на родине, в Неаполе. Когда предал организацию. С тех пор моё постепенно умирающее сердце забилось с новой силой. Благодаря тебе. Буччеллати чувствовал, как сила, тянущая его вверх, нарастала. Небеса открывались перед ним. Ещё немного, и всё закончится. - Вот какое оно, счастье. Он понятия не имел, что ждёт его впереди, но даже если впереди ждала только пустота, его это не пугало. В последние годы в нём было так много усталости, так много чувства вины, и после гибели близких людей это чувство буквально разрывало его сердце на части. Но сейчас всё отошло на второй план. Осталось только ощущение полной, абсолютной правильности происходящего. Он сделал всё, что мог. Об остальном было кому позаботиться. Он пожертвовал жизнью ради цели, и ни секунды не жалел об этой жертве. Теперь небеса наконец-то примут оплату в виде его души. - Да будет так. Не беспокойся. Попрощайся со всеми за меня. Он был бесконечно рад, что когда-то встретил этих людей. Гордился тем, что дал каждому из них шанс на жизнь. Но теперь пришла пора им двигаться дальше – без него. Они справятся. Они построят новый мир, и этот мир будет лучше предыдущего. - Не переживай, Джорно. Я лишь возвращаюсь туда, где мне самое место. Я лишь возвращаюсь обратно. Не более. Последним, что он ощутил перед тем, как наступила темнота, была надежда. «Меня там ждут».***
Буччеллати обнаружил себя на берегу моря. Он стоял прямо у самой воды, и волны задевали его ноги, разбиваясь о песок. Где-то вдалеке кричали чайки. Ветер трепал его волосы и ласкал щёки, а запах соли щекотал нос. Поглощённый этим моментом, он просто смотрел, просто слушал. Ощущения заполнили его целиком, не оставив места ни для одной мысли. - Буччеллати!! Звонкий голос вернул его обратно в реальность. Буччеллати обернулся и почувствовал, как в груди защемило. Наранча бежал к нему со всех ног, по мере приближения только ускоряясь. Буччеллати знал, что он не затормозит и врежется в него со всей дури, что они могут не устоять на ногах, если не постараться сохранить равновесие. Но всё равно раскрыл руки, подаваясь навстречу. Наранча буквально прыгнул в его объятья, прижался к нему всем телом. Прикосновение ощущалось как-то иначе, но Буччеллати сейчас не думал об этом. Его переполняли эмоции. Он всё прекрасно помнил. Он знал, где оказался. И здесь его и правда ждали. - Буччеллати, я так рад тебя видеть! - Наранча… Буччеллати улыбнулся, погладил Наранчу по спине. Его переполняла нежность, и от неё внутри было очень тепло. Вдруг впереди раздался шорох, похожий на звук шагов. Буччеллати поднял голову почти что рефлекторно и тут же увидел его. Увидел светлые волосы, широкие плечи, увидел нахмуренные брови и самые удивительные в мире золотисто-фиалковые глаза. Если бы у него ещё было сердце, сейчас оно бы выпрыгнуло из груди. Наранча почувствовал движение и отстранился от Буччеллати, разрывая объятья. Потом выпрямился, глядя то на одного мужчину, то на другого, и улыбнулся своей широкой ослепительной улыбкой. - Оставлю вас наедине. Он сделал несколько шагов в сторону и растворился в воздухе, но Буччеллати уже не видел этого. Всё, что он видел перед собой – это лицо, эти глаза. - Аббаккио… Движимый каким-то неведомым импульсом, он рванул вперёд и бросился Аббаккио на шею, прижавшись к нему всем телом. И тут же принялся целовать всё, до чего мог дотянуться губами – щёки, скулы, виски, уши, волосы. Это было невероятно. Он снова рядом, снова в его руках. Всё остальное не имело значения – хотелось просто забыться, раствориться в этом моменте, в этих объятьях. Но Аббаккио был странным. Он не обнял Буччеллати в ответ, не прижал сильнее к себе, не стал подставлять лицо под поцелуи, шепча его имя. Он просто стоял и не двигался, напряженный до предела. Что-то было не так. Буччеллати слегка отстранился, не опуская рук, попытался заглянуть Аббаккио в глаза. Аббаккио тут же дернул головой и прикрыл веки, избегая его взгляда. - Аббаккио, в чём дело? Мужчина напрягся ещё сильнее, нахмурился, поджал губы. Несколько секунд молчал, а потом… - Ты не сказал мне. Буччеллати был в замешательстве. - Что?.. Делая над собой усилие, Аббаккио поднял глаза. По спине Буччеллати пробежал холодок. Он знал этот взгляд. Обида разлила свой яд прямо по этим удивительным радужкам. - О том, что произошло с тобой в Венеции. Что Джорно не смог тебя спасти, что ты был уже мёртв. Ты ведь понял это практически сразу, да? Но не сказал мне. Буччеллати почувствовал, как в груди неприятно щемит. - Аббаккио, я… - Он поступил неправильно? Ошибся? Но ведь это было всего лишь попыткой их защитить. - - Что бы стало с тобой, если бы я сказал? Разве ты смог бы это пережить? Аббаккио на секунду заколебался, но потом ещё сильнее нахмурился. Упрямство и горечь, копившаяся в нём последние сутки, не давали отступить назад. - Ты всё равно должен был рассказать. Разве мы не доверяли друг другу? – Он выпрямился, и расстояние между ним и Буччеллати увеличилось. – Всё это время я думал, что знаю тебя лучше всех, что у тебя нет от меня секретов. Но ты решил предать босса ещё до того, как привёл к нам Джорно, а потом вообще превратился в ходячий труп. И продолжил делать вид, что всё нормально, что всё в порядке вещей! Зато у меня всё было просто замечательно, потому что я пребывал в счастливом неведении! Буччеллати ощутил, как хорошо знакомые ему тяжесть и чувство вины возвращаются. И тут же осознал, что на самом деле они никуда не уходили – лишь отступили на короткий миг, спрятавшись в тени. Всё верно. То, что им пришлось пережить, то, что Аббаккио и Наранча погибли – всё это последствия его решений. И тот факт, что он скрывал от них правду, никак не помог их уберечь. Он убрал руки с шеи Аббаккио и отступил на шаг, отворачиваясь. Хотелось просто раствориться в воздухе, просто исчезнуть, сбежать. Но бежать было некуда. - Прости, я.. ты прав. Я думал, что так будет лучше для всех. Это всё моя вина. Вам не стоило доверяться мне. Аббаккио вскинул брови в возмущении. - Да не в этом же дело! Буччеллати, посмотри на меня!.. – Он схватил его лицо обеими руками и повернул к себе, заглядывая в глаза. Буччеллати не мог избежать этого взгляда, и, встречаясь с фиалковыми радужками, увидел в них много сложных эмоций – боль, возмущение, отчаяние. Но чего-то похожего на осуждение найти не смог. – Зачем ты опять всё взвалил на себя? Почему решил, что должен страдать в одиночку? – Аббаккио уже не контролировал свой голос, он почти что кричал, словно пытаясь докричаться сквозь стену. – Не только я - любой из нас готов был разделить с тобой твою ношу! Буччеллати застыл. Этот человек, как и всегда, видел его насквозь. Но что он мог поделать? Он всю жизнь был таким. Всю жизнь принимал удар на себя, думая, что это поможет ему обезопасить его близких. Может ли быть, что он ошибался? Может ли быть, что, подставься он даже тысячу раз, это всё равно не могло уберечь их от боли? Да, всё верно. Как бы он ни хотел, он не мог забрать чужую печаль. Не мог отдать небесам свою душу вместо души любимого человека. Перед жестокостью их мира все были беззащитны. Буччеллати почувствовал, как щеки горят, а глаза наполняются слезами. - Я думал, что смогу вас защитить, но… – Ему было больно и стыдно, но даже несмотря на это он не мог отвести взгляд. Он продолжал смотреть Аббаккио прямо в глаза и чувствовал, как раскрывается перед ним, как выпускает всё, что подавлял в себе годами, наружу. – Я не справился. Вы всё равно пострадали. – Все его ошибки решили разом заявить о себе, требовали осознания, требовали встречи лицом к лицу. И одна из них была самой болезненной. – Ты умер из-за моей самонадеянности. Аббаккио лишь раздраженно мотнул головой, не отпуская его лица. - Всё это хрень полная. Мы сами приняли решение, сами пошли за тобой, зная, чем это может кончиться. – Его взгляд, направленный к Буччеллати, постепенно менялся. Обида и злость растворялись, уступая место какой-то болезненной нежности. – Я просто хотел быть для тебя плечом. Хотел быть человеком, на которого ты сможешь положиться. После этих слов внутри Буччеллати что-то оборвалось и на бешеной скорости ринулось вниз. Слезы брызнули из глаз, покатились водопадом по щекам. Он почувствовал, как его трясёт от рыданий, а в следующую секунду – как Аббаккио обхватывает его обеими руками и заключает в объятья, прижимая к своей груди. Буччеллати вцепился в его спину как в спасательный круг, а слезы все лились нескончаемым потоком. Правда в том, что Аббаккио был таким человеком всегда. Он был его плечом, его домом, был тихой гаванью, где можно спрятаться от всего, растворяясь в ощущении тепла и уюта. Буччеллати хотел сказать это вслух, но рыдания душили его, не давая формировать звуки в слова. - П-прости меня. Мне так… жаль… – Всё, что он смог произнести, захлёбываясь слезами. Аббаккио лишь сильнее прижал его к себе. - Тебе не за что извиняться. Я был счастлив каждую минуту, что мы провели вместе. – Он погладил Буччеллати по голове, зарываясь пальцами в темные волосы. – И, по правде говоря, счастлив сейчас. Мне ничего больше не надо, если ты рядом. Не важно, на этом свете или на том. Буччеллати затопило нежностью, и эта нежность волнами сносила горечь, которой были пропитаны его слёзы. Постепенно вся его боль, весь груз его ошибок и чувство вины исчезали насовсем, уступая место всепоглощающему теплу и ощущению объятий любимого человека, его спины под своими руками. Все это было таким концентрированным, таким чистым – и потому накрывало Буччеллати с головой. После самого тяжелого расставания длиной в сутки они снова вместе. Даже смерть не смогла разлучить их – значит, ничто больше не разлучит. Когда рыдания стихли, а слезы наконец прекратились, когда Буччеллати немного расслабился в его объятьях, Аббаккио провёл пальцами по его щеке, а затем приподнял лицо за подбородок и поцеловал. Поцеловал со всей той нежностью, преданностью и любовью, что он испытывал по отношению к нему. Эти чувства были бескрайними. Чувства Буччеллати были такими же, и поэтому они очень быстро смешались, слились в единый поток. И на мгновение двое действительно стали одним целым.***
Они сидели под деревом, прячась в тени его листвы. Аббаккио облокотился о ствол и широко расставил ноги, а Буччеллати устроился между них, прижимаясь спиной к его груди. Наранча лежал рядом на траве, напевая себе под нос какую-то мелодию. Издали доносился чей-то смех и щебетание птиц. Всё худшее осталось позади. Теперь они здесь, и ничто не сможет нарушить мир, установившийся в их душах. Это место помогло им заново открыть самих себя и друг друга. Это место подарило им покой и свободу. И если вечность выглядит вот так, чего ещё желать?***
Погода в Неаполе была теплой и солнечной, как и всегда в начале апреля. По небу проплывали редкие облака, и лишь легкий ветерок иногда пытался перевернуть страницы меню, лежащих на столиках летних террас. Люди бродили по улицам, заглядывали в витрины магазинов. Люди сидели в ресторанах с бокалами вина в руках. Люди прогуливались вдоль залива. Люди загружались в такси. Город продолжал жить своей жизнью, не замечая, что за последние несколько дней мир некоторых его обитателей изменился до неузнаваемости. Машина остановилась у небольшого дома, светлые стены которого контрастировали с пронзительной синевой небосвода. Миста открыл дверь и поднялся с пассажирского сиденья, сжимая в руке ключи. Джорно и Триш вышли следом за ним. Они молчали, поднимаясь по ступенькам на крыльцо, молчали, когда Миста вставил ключ в замочную скважину и повернул его, открывая дверь. Помещение, в котором они оказались, было средних размеров и объединяло в себе прихожую, кухню, гостиную и лестницу на второй этаж. Спёртый воздух свидетельствовал о том, что здесь никто не появлялся уже больше недели. Миста скинул ботинки и сразу же направился к окну, распахнул его настежь. Триш огляделась по сторонам. - Я... точно могу остаться здесь? На секунду в комнате повисла тишина. - Думаю, Буччеллати хотел бы этого. – голос Джорно как обычно был мягким и спокойным, и уловить в нём хорошо маскируемую печаль было практически невозможно. Миста раздраженно вздохнул. Он, в отличие от Джорно, не пытался скрывать свои чувства. То, что у него до сих пор не получалось смириться с их новой реальностью, было очевидно. - Для начала мы должны собрать его вещи. На этом разговор закончился. Джорно отправился на кухню мыть оставшуюся на столе посуду, а Миста вышел на улицу к машине, чтобы принести в дом заранее подготовленные коробки. Триш снова огляделась, осматривая комнату внимательнее. Здесь было очень уютно. Простая, но стильная мебель, цвета стен, дивана и занавесок, идеально сочетающиеся между собой… Во всём читался почерк человека, носившего отглаженный белый костюм с открытой грудью и черный кружевной топ под ним. Человека, который пожертвовал жизнью, пытаясь её защитить. Скользя глазами по комнате, она обратила внимание на полки, висевшие у противоположной от дивана стены. На них стояли рамки с фотографиями. Любопытство загорелось внутри Триш, и она подошла поближе, чтобы взглянуть. Первым её взгляд зацепился за фото мужчины и женщины, держащих на руках годовалого ребёнка с огромными голубыми глазами. Триш несколько секунд восхищенно разглядывала мать Буччеллати - та была очень красивой. Затем она переключилась на другое фото, где Буччеллати было где-то 12 на вид. Он выглядел серьёзным и даже в чем-то печальным, и рядом с ним был только отец. От этой фотографии почему-то стало немного не по себе, и Триш перевела взгляд дальше. Вот фото, где Буччеллати уже взрослый, но совсем не такой, каким она его знала. Он стоит на берегу моря в простой светлой майке на бретелях и бежевых шортах, с растрепанными волосами – так непривычно. Кто сделал этот снимок? Триш посмотрела на рамку, расположенную рядом и, кажется, нашла ответ. Она широко раскрыла глаза от удивления, а потом взяла фотографию в руки, чтобы рассмотреть поближе. И так и стояла, уставившись в неё, когда Миста снова появился в комнате со сложенными картонными коробками под мышкой. - Триш, ты в порядке? Джорно, услышав вопрос, выглянул из кухни, а затем направился к ним, вытирая руки полотенцем. Триш продолжала стоять, вглядываясь в фото, которое так её поразило. - Так они…? Она выпрямилась и развернула рамку, чтобы показать им. Это была фотография Буччеллати и Аббаккио, сделанная на вытянутую руку. Буччеллати выглядел точно так же, как на снимке у моря – растрёпанный, в простой майке, а на лице Аббаккио не было ни грамма косметики – со светлыми бровями и ресницами и обычными бледно-розовыми губами он казался другим человеком – гораздо более мягким и добрым. Оба мужчины смотрели в камеру, прижавшись друг к другу щеками и всем телом, а выражения их лиц были спокойными, безмятежными и даже счастливыми. - А, это... – Миста криво усмехнулся, скосив глаза в сторону. – Ну да. Немного смущенный, он в целом выглядел так, будто для него в этом не было ничего удивительного. Джорно, стоящий рядом с ним, просто пожал плечами. Триш почувствовала себя глупо. - Вы знали?.. - Ну, они не то чтобы любили обжиматься на людях и всё такое... – Миста растягивал слова, явно ощущая себя неловко будучи втянутым в разговор о чужих отношениях. – Но в банде все знали, да. Если общаться с ними близко, трудно было не заметить. Триш молча поставила рамку на место и снова оглядела комнату, на этот раз обращая внимание на детали. И правда. Две кружки с недопитым кофе, стоявшие на столе, когда они вошли. Слишком большие для комплекции Буччеллати черная футболка и треники, брошенные на диване, помада в пуле, лежащая на журнальном столике поперёк последнего выпуска Vogue. Кожаная куртка, висящая рядом со светлым пальто у входа, гантели в углу… Буквально каждый сантиметр пространства говорил о том, что это не был просто дом Буччеллати. Это был их общий дом. И он был единственным, что осталось от них. Триш поджала губы, нахмурилась. Ей вдруг стало нестерпимо грустно. Джорно протянул руку вперёд и легонько коснулся её плеча. - Я уверен, они вместе там. И Наранча тоже. – Он на секунду опустил глаза, пытаясь спрятать собственную печаль за длинными ресницами. – И наконец смогли обрести покой. Это всё, что он мог сказать. Он бы очень хотел как-то исправить ситуацию, вернуть их назад... Но есть вещи, которые сделать невозможно, даже имея всю силу и власть этого мира в своих руках. Ещё на прошлой неделе этот дом был наполнен звуками голосов, их любимой музыкой и запахом кофе. Сейчас всё, что осталось – это воспоминания. Воспоминания, пропитавшие эти стены до самого основания. Воспоминания, которые будут храниться в каждой вещи, в каждой футболке и кружке – и, самое главное – храниться в сердцах тех, кто остался в живых. Их жертва не была напрасной. И пусть подростки, играющие на спортивных площадках или слоняющиеся толпой вдоль побережья, пусть матери, спокойно отпускающие своих детей на улицу, никогда не узнают, кого за это благодарить – есть те, кто знают. И всегда будут помнить. Золотистые заколки и пояс с пряжкой в форме буквы А отправились в одну коробку.