О наблюдательности

      Воздух в бане сильно разогретый и тяжелый от пара. Пахнет отсыревшим деревом, дубовым веником и — совсем немного — затхлостью. Дышать почти нечем, но Имир, кажется, чувствует себя в своей тарелке.       Имир открывает котел. Горячее облако пара бьет ей в лицо и застилает все поблизости. Она шипит на раскаленную ручку ковша и черпает воду в корыто. У нее спина усыпана веснушками цвета песка, а кожа бледная, хоть и смугловатая, и без единого шрама. Даже синяков нет. А ведь у Кристы после первой недели пребывания в Кадетском корпусе их как звезд на небе.       — Надо же, — Криста почти невесомо касается кончиками пальцев бедра Имир там, где у нее самой натерто ремнями маневр-устройства, и ведет по полосе, которой нет. — Такая гладкая...       Имир что-то весело громыхает про то, что скукоживаться, как чернослив, ей еще не по возрасту, и едва заметно дает петуха, когда рука Кристы усаживается на ее ягодице.       — Наша паинька Криста, оказывается, шалунья, — сально протягивает Имир, и чертята в ее глазах вызывают в Кристе такое смешение чувств, что та быстро зачерпывает только что разведенной воды и брызгает подруге в лицо. Имир смеется.       — У меня следы от ремней так болят, что я выть готова, — признается Ленц. — Завидую тебе: у тебя-то их нет.       Как в подтверждение своих слов Криста, усердно смывающая с себя грязь, сильно морщится, когда вода, чуть горячее, чем надо, попадает на поврежденные участки тела. Имир вызывается помочь вымыть голову. При всей кажущейся сухости и худобе ладони у нее мягкие, совсем без мозолей.       — На мне все заживает, как на собаке, — хвастается Имир, массируя макушку Кристы. — Порода у меня такая.       Имир ополаскивает Кристе волосы, намыливается и усаживается поудобнее на скамейку. Криста встает сзади и окатывает Имир водой из корыта. Та усиленно трет покрытую остатками пены голову и издает полный наслаждения мурчащий звук. На ее руках, на плечах, даже на коленях, — Криста успела рассмотреть, — нигде нет ни единой царапинки. Даже намека. У Имир, выросшей на улице. Что-то не вяжется.       — Кто ты, Имир? — Криста удивляется тому, насколько серьезно прозвучал ее голос, но куда большее впечатление на нее производит реакция подруги. Та резко застывает, будто бы каменеет, и медленно поворачивается к Кристе. Выражение лица у Имир такое, будто ее обвинили во всех смертных грехах.       Свет пламени свечей скачет по веснушчатому лицу, подсвечивает каштановые ресницы. Глаза оттеняются, и радужки становятся черными дырами. От этого взгляда что-то в груди трепыхнулось, замерло и ухнуло вниз.       — Ты ведь аристократка, да? — Нащупывая почву, Криста озвучивает свою догадку. — Сбежала из семьи?       — Откуда... — начинает вопрос Имир, округлив глаза, и Криста тепло улыбается ей.       — Твои руки слишком нежные для сироты, всю жизнь прожившей на улице — такое только у аристократок бывает. Ну, либо у белоручек, — добавляет Криста, чуть погодя. — Но ты так хорошо выдаешь себя за деревенщину...       Имир хохочет так, будто ничего смешнее в жизни не слышала.