Потерянная

Зачем грустить и ждать солнца, если можно радоваться дождю.

Если хорошенько подумать с чего именно началась эта история, то ответ может и не прийти сразу в голову. Но Корделия точно знала. Началом всего был дождь. Дождь, барабанящий по крышам старых домов, на окраине осеннего Лондона. Пустынные улицы встречали любого прохожего сильными порывами ветра, пробирающими до основания и затекающими за ворот пальто каплями влаги. Корделия любила дождь. Восхищалась им. Тому, как хрупкие капли срывались с темноты неба, тому, какую власть они имели над людьми, раз заставляли их прятаться по своим домам. Она восторженно смотрела на закрытое темными тучами небо. И все равно, что капли дождя попадали на детское личико, застилая глаза, затекали в нос и все равно, что белоснежные волосы уже можно было выжимать. Потому что красота ночного неба, пусть и закрытого тучами, стоила того, чтобы все это перетерпеть. Девочка медленно перевела взгляд голубых глаз на свою маму. Она плакала, что было очень странно. Корделия никогда не видела, чтобы мама плакала. Обычно она много смеялась. Реже — громко ругалась. Это случалось, когда к ним домой приходил один человек. Каждый раз он выглядел по-разному, но девушка точно знала, что это один и тот же мужчина, неизменно приходящий на каждый праздник в течение шести лет и ласково называющий ее «Птенчик». Корделии он очень нравился, потому что рассказывал много интересных историй о своих приключениях, которых было немало. Но он давно уже не приходил. Возможно виной всему было то, что мама запрещала ему появляться в их маленькой квартирке. Хотя обычно это никогда его не останавливало. Иногда мама становилась очень задумчивой. Особенно, когда Дели заставляла предметы вокруг себя летать или поджигала книги, которые мама заставляла читать. Ей это очень нравилось, она внимательно наблюдала, как пламя поглощает одну страницу за другой. Только потом всегда приходилось выслушивать, как мама ругается, а потом смотреть, как она, полностью погрузившись в свои мысли, уходит в свою комнату. Но как же они оказались здесь, посреди ночного Лондона, когда на улице уже стоит глубокая ночь? Как же они оказались под этим проливным дождем, не имея с собой даже зонта? В их дом пришли плохие люди. Корделия знала это. Они много кричали, ото всюду летели разноцветные вспышки заклинаний. В их маленькой квартирке творился настоящий хаос. Ей было страшно. Нет, она была в ужасе, потому что уже тогда мамины глаза были мокрыми от слез. И поэтому, когда она начала тормошить маленькую Дели, пытаясь ее разбудить, та очень долго брыкалась. Упрямилась, когда мама через силу натягивала на дочь колготки и пыталась вырваться из хватки цепких рук, когда она застегивала молнию ее любимого платья. Она не помнила, как они оказались на улице. Просто в один момент мама потянула ее вперед с такой силой, что детские ножки еле за ней поспевали. Женщина постоянно оборачивалась, будто боясь, что их будут преследовать, сильнее стискивая руку дочери в одной руке и волшебную палочку во второй. Казалось, что тонкое древко вот вот треснет и разломится пополам от такого давления. Они трансгрессировали. Корделия знала это слово от того странного мужчины. Он постоянно его упомянал в своих рассказах и даже рассказал маленькой девочке, что оно означает. Но сегодня она впервые по-настоящему поняла, что это такое. И чуть не выплюнула на мокрый асфальт весь свой ужин. Мама даже не дала ей перевести дыхания, лишь настойчивее потащив вверх по темной улице. Наконец шаг женщины начал замедляться, и она остановилась напротив незнакомого дома. Совсем не похожего на их маленькую квартирку. Он был больше. И уродливей. Свет в нем не горел, вероятно его жители уже спали, даже не подозревая о том, что всего лишь через каких-то пять минут их жизнь круто изменится. — Мамочка, куда мы пришли? — сквозь слёзы проговорила Корделия. Она не понимала, что происходит. Но точно знала, что что-то плохое. Вопрос остался без ответа. Женщина провела холодной дрожащей ладонью по лицу, пытаясь стряхнуть с него влагу. Зубы закусили нижнюю губу, сдерживая рвущиеся наружу всхлипы. Она осторожно опустилась перед дочерью на корточки, холодной рукой касаясь по-детски округлой щечки. — Милая, слушай меня очень внимательно. Когда-нибудь ты вспомнишь это и будешь ненавидеть меня за то что я… — женщина на минуту запнулась, — сделаю. И я пойму тебя. Но помни самое главное: твоя семья всегда будет любить тебя. Я всегда буду любить тебя. Я просто должна это сделать. Она взяла ребенка за руку и вошла в калитку дома, перед которым стояла. — Сделать что? — Прости, малышка, — прошептала женщина сквозь слезы и несколько раз громко постучала в дверь дома. — Мама, что… — Обливейт. Через несколько секунд на крыльце дома стояла только маленькая четырехлетняя девочка. В кармане пальто торчал белый конверт с письмом внутри. В огромных голубых глазах смешались воедино ужас и непонимание. Непонимание чего-то, что она никак не могла вспомнить.