Запомни меня таким, как сейчас беспечным и молодым, В рубашке, повисшей на острых плечах, пускающим в небо дым; В разорванных джинсах, с разбитой губой; Глотающим жадно плохой алкоголь, пускающим пыль в глаза. Нагим заходящим в ночной океан, пугающим криком птиц, С десятками шрамов, царапин и ран, с укусами у ключиц. Бесстрашным, отчаянным, смелым и злым, не знающим слова ''нет'', На толику грешным, на четверть святым, держащим в ладонях свет. Запомни мой образ, когда в полутьме целую твое лицо, Запомни мой голос и след на стекле от выдоха хрупких слов; Горячим, горящим, влюблённым в тебя… запомни меня таким. И если когда-то, спустя десять зим, ты встретишь меня в толпе, Найдешь меня серым, безликим, пустым, ушедшим в чужую тень, Схвати меня крепко, сожми воротник, встряхни меня за плечо, Скажи, что я трус, неудачник и псих, брани меня горячо. Заставь меня вспомнить ночной океан; Прижми свои губы к холодным губам, Заставь меня вспомнить нас. © Джио Россо
***
Он проводит пальцами по пыльным полкам помещения, проходится глазами по названиям книг, осматривается, и снова взирает на двух людей. Те с каким-то ожиданием и надеждой на дне глаз смотрят в ответ. — Что, совсем ничего не помнишь? — Спрашивает тот, что повыше. Он отрицательно мотает головой, из-за чего по той проходится какой-то импульс, а затем вспышка боли. Он тут же хватается за неё обеими руками, ноги подкашиваются, но его успевают подхватить сильные руки, не давая упасть. — Плохо дело, Сэм, — констатирует держащий его парень, — Я не могу это излечить. — Что? Почему? — Дёргается тот, кого назвали Сэм. — Там как будто… стена. Но не такая, какую выстраивала Смерть. Эту пробить не получится, — парень позади тихо проговаривает последние слова, словно не хочет, чтобы он услышал их, — Не смотри на меня так. Я не знаю, что это. Он всё ещё не понимает, кто они, чего хотят, где находится. Но от голоса человека, держащего его сзади, на душе становится необычайно спокойно, а от взгляда синевы глаз кожа покрывается мурашками. — К-кто вы? — Резко срывается собственный голос на шёпот, и всё спокойствие улетучивается. — Я Сэм Винчестер, — указывает на себя высокий парень, — это Кастиэль, — затем на того, кто позади него. — Кастиэль… — Он повторяет смутно знакомое имя, что так приятно слышать с собственных уст. Успев почувствовать, как руки, держащие его, подрагивают всего на мгновение. — Тебя зовут Дин… Дин Винчестер. Ты мой старший брат, — продолжает Сэм, — Мы находимся в бункере, здесь безопасно. Пока Сэм осторожно, обходя ненужные или болезненные темы, объясняет ситуацию, в которой они оказались, Кастиэль успевает усадить его на пол, чтобы он не повалился, и отступает на полшага. Сердце заходится, будто бы теряет что-то ценное. Он хватается за грудь, в ушах только громкий стук. А в следующее мгновение только темнота. Кажется, он теряет сознание. А в темноте — тихий и глубокий обволакивающий голос, который спорит с более грубым и сильным, затем мимолётное прикосновение, превращающееся в крепкую хватку, которое дарит тепло и нежность. Пред глазами тут же расцветает знакомая синева неба, тихое-тихое море в необычно тёплый день, лёгкий бриз, дарящий прохладу и спокойствие. Невыносимо хочется остаться здесь навсегда. Но голоса по ту сторону замолкают, пропадает прикосновение, и рушится весь его райский уголок сознания. Слышатся разряды грома и бесконечная пустота. Холодная тьма обволакивает его в свои объятия, нашёптывает что-то страшное. Воздуха становится катастрофически мало.***
Стоит ему сказать, что он отправится на поиски, чтобы снять проклятье, и отойти, как Дин разрывается в полном боли и отчаяния крике, задыхаясь и хватаясь за шею. А затем срывается в лихорадочном, еле слышном шёпоте: — Кас, Кас, Кас… Не уходи. Нет. Пожалуйста… Кастиэль подрывается, бросаясь к Винчестеру, на каком-то инстинктивном уровне, что написан на фундаменте его существования. В него тут же цепляются сильные пальцы, не желая отпускать. Тянут так близко, что он почти может уткнуться в шею Дина. Он бросает непонятный взгляд на Сэма, тот кивает и убегает в другую комнату — видимо, чтобы привязать брата к постели. — Дин, — выдыхает Кас, кладя ладонь на плечо, — Дин, я здесь… Я не… я не собираюсь уходить, — он нежно поглаживает плечи и руки, стараясь успокоить охотника, — Я буду здесь. С тобой. А Дин действительно успокаивается от его слов и прикосновений. Начинает размерено дышать и больше не кричит, но хватка никуда не девается. Кастиэль пытается оторвать пальцы Винчестера, но те сильнее сжимают плащ и притягивают ещё ближе — хотя кажется, что ближе уже некуда, — и сам начинает хмуриться. Кастиэль выдыхает, решая, что Дин его не отпустит. Не сейчас. Он залезает на кровать, несколько секунд нависает над ним, а после выворачивается, оказываясь за спиной Винчестера, прижимаясь со спины. Голова Дина оказывается у него на груди, пальцы разжимаются на плаще, наконец, окончательно расслабляясь. За таким действом их и застаёт Сэм. — Ты хотя бы ботинки снял, постель-то чистая, — делает он замечание совсем будничным тоном, будто каждый день видит, как они с Дином так обнимаются (наверное, можно это так назвать), распутывая верёвку. — Стой, Сэм, не нужно, — останавливая Сэма на полпути, — Кажется, ему нужно рядом чьё-то присутствие. — Я заметил. Он даже чётко подчеркнул, чьё именно, — усмехается Сэм, но верёвку всё-таки откладывает, — Что предлагаешь? — В общем… найди то, чем можно помочь Дину, а я пока буду с ним. Возможно, вскоре я ему разонравлюсь, и он меня отпустит, — смущается Кастиэль. — Это вряд ли, — Сэма справедливо одаривают возмущённым взглядом, — Это же Дин. Если ему что-то нравится или нужно, он это не оставит. Защищать всеми способами будет, — тут же оправдывается охотник, заглушая смешок. Решая, что Касу можно доверить старшего брата, Сэм отправляется на свои поиски подобных проклятий и способов снять их, оставив их наедине. Кастиэлю поначалу не нравится положение, в котором он оказался, но подозрительно быстро привыкает к человеческому теплу и рассматривает спокойное лицо Дина, вслушиваясь в мерное дыхание. Руки сами тянутся, и вот он уже обводит контур его лица самыми кончиками пальцев и, следуя внезапному порыву, зарывается пальцами в короткие волосы, легко сжимая. Он пропускает сквозь пальцы несколько прядей, прежде чем зарывается носом в волосы, пахнущие шампунем и дорожной пылью. Размеренное дыхание и звуки бьющегося сердца успокаивают, Кастиэль и сам не замечает, как покрепче обнимает охотника, будто боится, что тот растворится у него в руках. Дин неожиданно просыпается в его руках через несколько часов, и Кас застывает, не зная, как объяснить ему то, что он делает, лишь смотрит в приоткрывшиеся веки. Они сверлят друг друга взглядами, не решаясь начать разговор — Кас от неловкости, Дин от страха потерять прикосновения. И просидели бы наверное так, если бы не внезапно вырвавшийся вопрос: — А мы лишь друзья? — С каким-то озорством в глазах спрашивает Дин, приподнимается и оказывается в сидячем положении. — Эм… лучшие друзья, — теряется Кас, пытаясь понять, что же такого имел в виду Винчестер. — Жаль, — разочарованию в голосе Дина не предела, — Я… так сильно на тебя реагирую, что мне показалось, что мы не просто друзья. — О чём ты? Как реагируешь? — Опешивает Кас. — Тебя всего… хочется. Слышать голос, ощущать прикосновения, да даже твоё присутствие — всего этого хочется всегда. А ещё имя твоё повторять, как мантру, — делится Дин, и в голосе его нет неловкости или лжи, он сейчас — чистый лист, без переживаний и забот. — Возможно, это действие проклятья. Мы до сих пор не знаем, как оно работает, — он не знает кого успокаивает больше — Дина или себя. Такое откровение редко можно услышать от Винчестера. — Не думаю. Сэм сказал, — кстати, где он? — что я потерял память (я это прекрасно ощущаю, будто перегородка в мозгу), а это похоже на… память тела, что ли. Оно тебя знает и реагирует, — он пожимает плечами, будто это совсем не звучит странно. Дин смотрит, и от этого хочется убежать, от этого хочется спрятаться, потому что так смотреть невозможно — откровенно пошло и невинно одновременно — и прикусывает губу, когда кадык на шее Каса дёргается. — Вот как… Сэм пошёл искать, как тебе можно вернуть память, — он заминается, но всё равно упрямо продолжает смотреть в глаза Винчестеру, как приворожённый, не в силах оторваться. Взгляд Дина скользит по лицу, останавливается на мгновение на губах, затем холодит шею, перебирается на руки… Сам он при этом выглядит так увлечённо, словно ребёнок, разглядывающий нравящуюся вещь, что смятение и смущение разом пропадает, уступая место интересу и предвкушению — что он выкинет дальше? Изумруды глаз снова взирают на него, губы приоткрываются, он будто бы пытается сказать что-то, но не может решиться. Хотя кажется, что между ними уже ничего не может быть более откровенного. — Мы можем как-нибудь помочь Сэму? — Подскакивает Дин и тут же сокрушается от адской боли, кислорода отчаянно не хватает. Дин с усилием поднимает глаза, когда Кастиэль оказывается рядом с ним. Он хватается за его шею, что-то шепча про спасение и ужас — Кас не разбирает слова точно. Но Дин в его руках сейчас такой хрупкий и потерянный, что он не находит ничего лучше, чем прижать человека к себе ещё сильнее, осторожно используя свою благодать, чтобы усмирить. — Кхм-кхм, — раздаётся на другой стороне комнаты, — Кажется, я нашёл, что это.***
Сэм пытается объяснить, что сделала ведьма и как ему помочь, вот только Дину совершенно точно плевать. Он не может оторвать взгляда от Кастиэля, сжимая его руку под столом, изредка поглаживая. Дину нравится смотреть на Кастиэля, нравится наблюдать, как у того меняются эмоции на лице от каждого его слова, нравится просто быть рядом. Кастиэлю хочется шептать на ухо всякие нежности и пошлости. Кастиэля хочется обнимать и целовать. Кастиэлю хочется поклоняться и возносить молитвы, лишь бы он никогда не оставлял его. — Дин, ты меня слушаешь? — Возмущается Сэм, и Дин только осознаёт, что он конкретно так залип на божественное создание. — Нет, я не слушал, — признаётся, пожимая плечами. — Чёрт возьми, соберись, Дин, — рычит брат, хмурясь и снова собираясь объяснить суть проклятья, и, когда Дин отрывается от разглядывания порядком засмущавшегося Каса, продолжает, — В общем, проклятье называется «Направленная зависимость», то есть тот, кто попал под его чары, становится полностью зависим от того, чего хочет, но не может получить по каким-то причинам. И без этого у него пропадают жизненные силы и начинаются приступы боли. Короче, всё то, что происходит с тобой, Дин. — А почему я память потерял? — Видимо, доработка нашей колдуньи, о которой она написала в своём дневнике, чтобы ты забыл, чего желаешь, и просто умер от приступов через пятнадцать часов, так и не поняв из-за чего. Довольно умный ход, - пожимает плечами Сэм, демонстративно показывая дневник. — И как снять эти чары? — Вклинивается Кас, сжимая руку Дина, из-за чего тот ухмыляется. — Тут написано, что «если очарованный в течение пятнадцати часов получит желаемое и сделает так, что оно будет принадлежать ему, то проклятье спадёт спустя три часа, но если же очарованный не сможет добиться этого за отведённый срок, то его ждут вечные мучения в чертогах разума с нашёптыванием об упущенном». Как-то так, - выдыхает и захлопывает книгу. — И сколько у нас в запасе? — Дин смотрит на них с какой-то усмешкой, а самоуверенности в голосе нет конца. — Шесть часов и восемь минут, уже семь, если быть точнее, — задумчиво говорит Кас. — Чудненько, нам хватит, — он подрывается из-за стола, вытягивая за собой Кастиэля, и направляется в комнату, в которой был ранее. — Стой, ты куда? — В след за ними подрывается Сэм, обеспокоенно кидая взгляд то на брата, то на Каса. — Ты можешь не идти, Сэм, — отрезает Дин, показывая крепко сцепленные пальцы, — Мы с Касом разберёмся, — оставляя младшего брата одного.***
Кастиэль не понимает, как оказывается под Дином, но чётко осознаёт, что сейчас может произойти что-то… Дин склоняется к его шее, заставляя запрокинуть голову, вдыхает запах ангела и легонько проводит губами. Кастиэль вздрагивает от получаемых ощущений и чуть прогибается в спине, дыхание сбивается. — Итак, Кас, — деловито начинает Дин, распутывая его из одежды, будто делал это сотни раз, — Ты нужен мне... Ты то, чего я хочу, но не могу получить... Можешь ли ты ответить мне взаимностью? — Он скалится и склоняется над ним, выдыхая прямо в приоткрытые губы. — Могу, — кивает он, не колеблясь, и в груди разливается тепло и трепет, словно он, наконец, исполняет собственное предназначение. И принять это так легко и правильно — как и всё, что касается Дина. — Тогда, прошу, запомни меня таким, как сейчас, — говорит, почти шепчет, Дин, — И если я вдруг забуду, то заставь меня вспомнить, когда я вернусь, пожалуйста, — и Кас кивает, Винчестер заходится в улыбке, — Доверься мне, хорошо? И Кастиэль верит. Верит каждому слову — сбивчивому и правильному, — каждому прикосновению — жадному и отчаянному, — каждому вздоху и стону — не разбирая, где свой, а где чужой, — каждому укусу и поцелую. Он верит Дину Винчестеру и ни за что не подведёт его. Не в этот раз.