Инсомния

Кондраша прикрывает глаза, чувствуя, как еще пару шагов и в глаза засветит бешеный свет, сверкнет, блеснет на самом краю сознания и заполонит все вместе с ревом и гулом. Он никогда и не думал, что это произойдет. Что он будет нужен. Что его будут слушать. Что за ним пойдут, повторят написанные лихорадочной дрожащей рукой слова миллионом голосов. Кондраша улыбается, скрывает лицо за маской и скалится под ней, надвигая черный капюшон посильнее на глаза, не желая видеть и быть видимым. Он кажется самый неизвестный и непонятный в своем окружении, самый чудной и скрытый. Он чертовски привык к тому, что все бесконечно гадают его имя и пытаются выловить его лицо за плотными масками и капюшонами, из под которых виднеются только темные карие глаза, да немного сведенные брови. Кондраша любит, отдается своей стихии, иногда кажется творя невозможное - музыка порождает строчки, строчки складываются во фразы, куплеты, ритмы. Он плывет по бесконечной череде своей выплескиваемой агрессии, выливая ее на каждого из оппонентов - он еще никогда не проигрывает ни на одном баттле, выметая противников под ноль, сметая их со сцены лавиной нескончаемых строчек, исходящих из его головы. Это все там, на сцене, в куртке, толстовке, маске. Дома - карие линзы отправляются в упаковку, куртка и маска в шкаф и перед зеркалом - он, домашний, уютный, в тапочках, с уставшими синими глазами и с котом, улегшимся на шее воротником. Дома - рояль и перьевая ручка, Моцарт, чернильница, стихи и пару томиков стихов Рылеева, чьи тексты почему-то так невероятно родны, да и так приятно иметь столь известного однофамильца, верно?) Рылеев влезает в свой образ как в родную шкуру, вживается, выходит в нем на улицу, мечется по переулкам, текстам, строчкам, ищет и не находит, встречает и теряет. Пока один раз не натыкается на него, непонятно зачем подпирающего стену, а может просто удерживающего ее на себе - у него сил бы хватило, Кондраша уверен- даже под кожаной курткой видна она - словно не сдерживает ее ни одежда, ни тело. Кондраша не знает, как еще охарактеризовать незнакомца, что затягивается сигаретой в один раз, ерошит бритый ежик и без предупреждения выдает. - Ненавижу рэп. Кондраша нарывается, берет штурмом, дерзит, кажется говорит о чем-то, не помня чего и про что. Они вообще кажется все время говорят, так и стоя друг напротив друга, как два сошедшихся противника, отстаивающие два разные стороны силы. Кондраша не знает и не помнит что говорится в их речах, но исходит желчью - ударить словом больнее хочет, выхлестнуть, выбить, щелкнуть по лицу, как кнутом, как умеет, но его плеть словно по каменной стене ударяет - десятки лет в одно место бить надо, чтобы хоть немного ранить, смести, затоптать. Он не знает ни имени, ни чего, не помнит, после того, как они расходятся - словно встреча их растворяется, как шипучая таблетка в воде - раз, два, не бывать тому, что было, три, четыре - стерта память, уничтожены воспоминания. Обычная жизнь, баттлы, встречи, шкура, что лезет так хорошо. Свет в глаза блещет, толпа ревет, темнота рвется на части, прорезается, испепеляется, пока не рождает его - темного, черного, как сама тьма, как всепоглощающая галактическая брешь. Маска, куртка, голос. Слова. Фразы. Строчки. Кондраша разбивается - рухнув о стену, долбится о нее плечом своим, хлыстом, ногами, но плевать, срать на его усилия стене выстроенной - непоколебима, бессмысленна, беспощадна. Давит, сжимает, прессует, к грани всем телом притискивает, словами вдалбливает, вытрахивает. Блядский баттл. Блядский придурок. Рылеев давится воздухом, задыхается желчью, поднимает глаза, в голос вслушивается, от него еще больше ненавистью исходя. Рэп блять не терпишь, сука?! Не терпишь значит, сейчас в меня вгрызаясь, из тела словами клочки выдираешь, не любя, значит?! В глазах напротив усмешка, издевка, понимание - вспомнил, узнал, увидел. Закулисье, гримерка, стена. Кондраша и маски не снимает - тянет, рвет, сдирает куртку чужую, до кожи дотянуться пытаясь, черную бездну выкинуть, примкнуть к реальности, плотности, жару - ни слова, ни жеста, ни признания. Рылеев чувствует себя зажатым у стены зверем, по животному грязно втрахиваемым в холодный камень, царапающимся, огрызающимся- похер. Даже сейчас желчью исходит, сквозь маску плечи, спину искусывая, в кровь раздирая, до синяков исцарапывая, сжимая. До животного больно, до животного хорошо, до животного нужно. Он проиграл, а ведь победитель пользуется своей властью как хочет - у животных нет пощады, нет прощения, нет милости к проигравшим - его смяли, подавили, в угол зажали, взяли плату за проигрыш. Уже дома, лениво стирая с чужой спины кровь под недовольное шипение, как выяснилось, Павла, Кондратий молча признается самому себе, что ему понравилось проиграть.