Мы с Фером до самой смерти

«Когда кто-то исчезает из твоей жизни, и ты больше никогда его не увидишь, но ты хотел бы сказать ему то, что не успел - что-то очень важное, ты берешь бумагу и карандаш и пишешь письмо. Оно может быть длинным, а может - в одно слово. Ты пишешь тому, кого уже нет, но не отправляешь, а просто складываешь, подносишь к огню и сжигаешь. И ветер уносит пепел и ту боль, которая была внутри тебя». ("Три метра над уровнем неба: Я тебя хочу") Я тоже решил написать тебе, Фер. Взял карандаш, бумагу и уселся в своем новом доме на диван. Хотя тебе это вряд ли интересно… Не знаю, зачем я начал все это: думаю, мне мало есть что рассказать. Зато мне есть, что вспомнить, и, если ты позволишь, этот вечер я посвящу тому единственному, что осталось мне после тебя - воспоминаниям… - Мы с тобой до самой смерти, Фер! - кричу я, когда твои карие глаза с нескрываемой ревностью смотрят на меня. Что же я натворил на тот раз, любимый?.. Посмотрел кому-то вслед, стал заигрывать? А ты злишься, ведь это казалось тебе самой большой проблемой во всем мире! Ты так боишься потерять меня, дурачок, что зачастую слишком быстро переходишь от обиды к поцелуям. Ты веришь моим обещаниям, но почему тогда ты сейчас не рядом, хотя бы, чтобы увидеть, что я их сдержал?.. …Мне нравился Хорхе?! Да, он спас меня от смерти, хотя на тот момент я еще не знал, какой он классный человек, и просто использовал его опять же в играх с тобой. - Давид, в чем дело? А как же Фер? - кричит на меня Хулио с недовольным лицом. За тебя так все беспокоились, любимый ты мой «гей», а ты дарил все тепло только мне, ожидая взамен лишь преданности. Но ты же все еще помнишь, что мы вместе до самой смерти?.. Я заигрался. Да, я слишком много возложил на наши отношения, и они рухнули, не обращая внимания на плачущую рядом любовь. Мне передали, что ты говорил, будто каждая потраченная на ссоры секунда - это тот момент, который мы могли бы провести вместе. Фер… Красивые слова всегда были твоим коньком, но прости меня, что я не дополнил их своим присутствием. Что я не был рядом и не слышал тебя сам, чтобы сейчас иметь на одно собственное воспоминание больше… - Но мы рождены быть вместе! Милый, любимый, дорогой, Борхе - не твоя судьба! Ты, верно, хочешь спросить, откуда я знаю, но тогда почему я вижу, что ты и сам в это веришь?.. Я не держу тебя больше, иди: он твой новый парень, а я лишь тень, искалеченный кусок нашей истории. Я не материал для прочных отношений, главное, что твои глаза все еще могут заставить меня исправиться. Желая вам с Борхе счастья, я чуть было не сломал тебе кисть руки от мысли, что одни лишь взгляды теперь и станут моей жизненно важной пищей… Я не видел смысла бороться дальше. Вся моя жизнь превратилась в рутину, и даже дружбу с тобой с трудом удавалось сохранять. Простил ли ты меня за те дни? Поверил ли ты, что я превратился в пьяницу, вора, или чувствовал за собой вину? Не знаю, не успел спросить… В любом случае, Фер, лишь одно твое слово могло бы остановить это саморазрушение. Но ты расценил все неправильно, пожаловавшись администрации на воровство. 40 евро, Фер, 40 евро! Всего лишь маленькая, украденная мной бумажка, а сколько ненависти к тебе она у меня вызвала! - Для меня ты умер! - крикнул я тебе прямо в лицо, не удосужившись подумать о целях твоего поступка. Разве я когда-нибудь отличался большим умом? Тысячу раз я пожалел о брошенной сгоряча фразе, сидя на твоем надгробии. Ну что, Давид, вот он и умер, чего ты льешь слезы? Зачем бьешься в истерике, зарываясь ногтями в могильную землю?.. Но после этого слишком многое произошло, чтобы я еще не раз корил себя за свои слова. Я сам чуть не умер. И выбравшись из больницы, задумался, что с таким моим поведением вряд ли бы кто-то сожалел. Я был ничтожеством. Все хотели видеть нормального Давида, но того Давида без Фера вряд ли можно было вернуть. Однако у меня почему-то возникло желание доказать, что таковой существует. Жизнь продолжалась, и останавливаться в 18 лет не хотелось, поэтому, поддавшись опеке родителей, я вскоре вернулся в строй… Наверное, я просто слишком долго не видел тебя, Фернандо Редондо, раз понадеялся забыть. Ты с Борхе, я помню, но тогда какого черта твоей доброты хватило еще и на меня? Упорно не понимаю, что с тобой тогда происходило, но это что-то заставляло меня и злиться на тебя, и любить одновременно. Мало того, что мои поступки были прощены, так к тому же ты сам назначал встречи! Чуть не провалил экзамен из-за меня, за что потом даже не злился. - Спасибо тебе, Фер, что помогаешь мне. Я не знаю, что бы делал в этом мире, если бы тут не было тебя, чтоб помогать мне. Искренние слова вырываются сами собой, и зачастую, не всегда в подходящий момент. Я ясно помню сомнение на твоем лице. С этого момента оно не исчезало, заставляя тебя приближаться ко мне все больше, забывать старые обиды и начинать отношения с нуля. С этого момента я и считаю себя виновным в твоей смерти… Уж не знаю, что творилось там у вас с Борхе, но тебе было мало. Невооруженным взглядом можно было заметить твое нарастающее внимание ко мне. Так смешно сейчас вспоминать об этом в одиночестве, ведь я намеренно был дружелюбен и в то же время обозначил границы, за которые нам было не позволено заходить. Ну, мне так казалось… На деле, конечно же, все внутри трепетало от одной твоей улыбки, но я сдерживался. Тем не менее, как я уже упоминал, правда вылетает из уст совсем неожиданно, и благодаря тебя за что-то, я признался в любви. Что ж. Для меня - ничего нового: я итак всегда мысленно говорю «Люблю», когда вижу тебя. Но, дорогой, как ТЫ обратил на это внимание, запомнил и воспроизвел потом? Неужто тебя это тогда волновало? Ты спрашиваешь, говорил я серьезно или нет, а мне самому интересно, Фер: серьезен ли ты? Ты ясно дал понять, что нашел человека всей жизни в лице Борхе, тогда почему ты постоянно врешь ему, чтобы провести время со мной? В твоей жизни еще есть место для Давида? Тогда я к твоим услугам: ваяй из меня того, кого хочешь видеть рядом. Но не забывай о боли, что причиняешь близким. - А что, если бы я не был с Борхе? - Раз. Удар по вашим отношениям ниже пояса. Поцелуй, возвращающий мне уверенность: мы все-таки рождены, чтобы быть вместе! Удар номер два. - Нет, Давид, нет. Я не могу рассказать все Борхе. - Три. Это пик. Ты ударил по мне, по моему не зажившему сердцу, по еле успокоившемуся темпераменту, и я взорвался. Заранее прости, что вновь гружу тебя этим, но кому еще я могу рассказать самое сокровенное? Кто еще в этом мире дорожит нашими ссорами не меньше, чем перемирием?.. Итак, Фер, в тот момент мне действительно хотелось дать тебе пощечину. Ну зачем ты начинаешь будить во мне надежду на счастье, не будучи сам в этом уверен?! - Я думал, ты любишь меня. Тебе стоит определиться. Я не собираюсь быть другим. Вот и все. Я сказал это, постоянно потом сомневаясь, а не лучше ли было бы оставить все, как есть? Ты частично со мной, а теперь… Частично. Нет, ты полностью мой, а точнее, есть «мы» и никакого Борхе. Пусть я успел наладить с ним отношения: я же знаю, что приз всегда забирает один, а не делит его с другими. И моим призом будешь ты. Ты смотришь на меня, не веря моей смелости и гордости. Но, черт, ты должен был понимать, что так продолжаться не может! - Давид, я люблю тебя. Но я также люблю и Борхе. - Не понимаю, как ты можешь любить двух людей одновременно? - я начинаю срываться на крик, отходя все дальше от тебя, от твоей безумной любви, от той дыры, в которую ты снова меня затягиваешь. - Со мной все наконец-то было в порядке, а теперь ты так поступаешь! - Я плачу и вижу, что тебе жаль меня. Но одной жалости мало. Ты снова боишься ошибиться во мне. Но мы уже не те мальчишки: мы выросли, и я полагаю, ты дашь мне шанс доказать это… Я стократный идиот, что ждал, пока ты прибежишь ко мне. Но ты лишь неуверенно подошел и тихо попытался объяснить, что выбрал его. Того, кто не является твоей судьбой, Фер; надеюсь, хоть теперь ты это понимаешь?! Но ты берешь инициативу в свои руки и - о чудо! - судьба благоволит тебе. Борхе не замедлил сделать тебе предложение по радио. Даже я становлюсь настолько дезориентированным, что притворяюсь твоим другом зачем-то, радуюсь, улыбаюсь, живу оболочкой, но не чувствами. Половины своих действий я уже и не помню. Обещаю тебе подарок на день рождения, и потом сам же не прихожу. Наутро наблюдаю, как ты с яростью отбрасываешь его, даже не распаковав. Мир рушится, я теряю тебя, и парадоксально, но именно в момент этого разрушения я начинаю бороться. Пробуждаюсь перед компьютером с включенной радиостанцией. Ты в прямом эфире. Присылаю ту песню, что мы когда-то горланили, когда встречались, но так и не дожидаюсь твоего комментария. Почему ты молчал, Фер? Твое молчание навсегда стало моим ночным кошмаром… - Вы знаете, мне надоело советовать вам в прямом эфире добиваться своих любимых. Я сам хочу начать действовать. Мой парень предложил мне здесь вчера пожениться. И я тоже отвечу ему здесь: я согласен. Так вот как ты ответил на мое послание… Ты так сильно любишь Борхе; больше, чем меня? Парень же явно пытается тебя удержать рядом, подальше от «опасного Давида». И ты поддашься? Хотя я уже ничему не удивляюсь… Знаешь, я думаю, ты был просто очень зол за мой проступок и хотел мстить. Я ведь не оправдал твои ожидания «лучшего друга». Ты обручился не со мной в прямом эфире перед тысячной аудиторией, хотя все из-за желания задеть именно меня… До сих пор бесит, что ты позвал меня на этот свой дурацкий мальчишник. Я напился в хлам, чтобы утопить свою боль, а в итоге стал ненавидеть себя. - В чем дело, Давид? Ты пьяный? - ты настиг меня в туалете. - Какая разница? - А действительно, какая? - Как это какая разница? Ты играешь со мной, а потом приходишь пьяный на мой мальчишник! Чего ты хочешь? - я все еще тупо смотрю на тебя. - Да ты просто жалкий трус! Черт, вот тут я сорвался. Это я трус? Бью тебя с размаху по лицу, и тут же вспоминаю, кто передо мной. Тот, кому я обязан многим; ради кого я, собственно, и стою здесь. - Фер… - несмело пытаюсь нарушить тишину я. Ты хлопаешь дверью с обратной стороны. Это конец. Я проиграл и теперь окончательно. - Не уходи, Фер, - шепчу я, но ты уже не здесь. - Я люблю тебя. Увы, мое признание услышали лишь стены… А, может, это и не любовь вовсе? Мои размышления сопровождаются поездкой в никуда. Я же сделал больно самому дорогому, что у меня было, так способен ли я вообще любить? Кто я: страдалец или разрушитель? Не Борхе ли заставит тебя улыбаться чаще? В данный момент ты стоишь у алтаря. Один шаг отделяет тебя от счастья, а меня от пропасти. Если я когда-нибудь полюблю кого-то сильнее тебя, это будет катастрофа. А если нет - стоит ли вообще жить? Сжимаю кулаки и закрываю глаза, представляя, как сейчас полечу вниз. Внезапно меня окликает Хорхе. Его-то я уж точно не ожидал увидеть. - Дай мне руку, Давид! Несмело протягиваю ему ладонь, сомневаясь, а правильно ли будет остаться в этом мире. - Я не смогу так! - плачу у преподавателя на плече. - Ты сможешь, сможешь. Его голос такой успокаивающий, а рука гладит меня по голове. Давно никто в меня не верил, не подбадривал… Может, у меня еще получится? Одурманенный надеждами, я сажусь в машину, и Хорхе везет меня к церкви. Врываюсь в зал как раз во время церемонии. - Фер! - все оборачиваются и с недоумением смотрят на меня. Борхе с недовольством закатывает глаза. - Я ничего не прошу, просто хочу сказать, что я был таким идиотом, что не ценил тебя. Все это время я любил тебя, Фер. Просто знай это. Ты просишь продолжить свадьбу, делая вид, что меня здесь нет. Но твой умный жених не выдерживает: - Фер, я долго терпел, но сейчас, в этот момент, я хочу, чтобы ты был честен с самим собой. Я вижу, как вы оба любите друг друга, и не хочу портить твою жизнь. Посмотри на Давида, посмотри на меня и скажи, с кем ты хочешь остаться. Ты молчишь. Ну почему ты всегда молчишь? В смятении выбегаешь из здания. Я не знаю, что мне делать. Гости, и в особенности Борхе, начинают волноваться. Но никто не идет за тобой. Я понимаю, что меня здесь видеть тоже никто не хочет, поэтому надеюсь на тебя. Нахожу тебя думающим на улице. - Фер, я знаю, ты имеешь полное право ненавидеть меня, но я не мог иначе. Мне нужно было сказать правду хотя бы раз в жизни. Ты смотришь мне прямо в глаза, не говоря ни слова. Я даже не знаю, о чем ты сейчас думаешь. Начинается дождь. Я закрываю глаза не в силах смотреть в твои. И внезапно ощущаю вкус твоих губ. Ты целуешь меня, нежно, с любовью, не так, как в последний раз. Сейчас мне хочется взлететь, а не падать с крыши. Хорхе был прав: я смог! Теперь не отпущу тебя до самой смерти… …А помнишь, как ты подарил мне брелоки в виде домиков и предложил жить вместе? Действительно, просыпаться в одиночестве уже невозможно… Я, безусловно, согласен, твоя мать тоже, а вот моя, как обычно, не хочет видеть, что для меня важно. - Успеете еще, у вас же вся жизнь впереди! - заговаривает мне зубы она, хотя истинную причину я прекрасно знаю. Плевать. Как видишь, ей не удалось остановить нас, и никто в тот момент не посмел бы этого сделать. Благо, попался Чави, наш художник! Ты же помнишь еще, как он выделил нам квартиру? Ведь это было одним из последних событий… Войдя в дом, я сразу почувствовал, что он наш. Может, оттого, что ты стоял рядом? - Любимый, но я не смогу работать, я же учусь, - целуешь меня в щеку и радостно бегаешь по квартире. Я с недоумением пытаюсь возразить, но как только вижу твои счастливые глаза, сразу на все соглашаюсь. Вот куда я без тебя? Но это было временно. Трудности вскоре всегда затмевают радости, и я стал замечать, что ты просто увяз в учебе и забыл про меня. Нет, конечно, ты продолжал меня любить, я не спорю, но мне так необходимо было это видеть. Наверное, именно поэтому, встретив Сюзанну - свою бывшую девушку - я потянулся к ней; не оттолкнул, когда она поцеловала; не рассказал, что у меня есть парень. Мне не хотелось изменять тебе - самому важному в жизни, мне не нравилась именно Сюзанна, но мне приятно было чувствовать, что я кому-то нужен, что кто-то может меня выслушать, в конце концов, провести со мной время. Тебя же я не видел целыми днями. Сюзанна стала закрадываться в мои сны, извращая их, как только можно, и я просыпался в возбуждении. Ты не выдержал: - Давид, я вас видел. Я видел, как вы целовались. Я решил высказать все напрямую, так как мне и самому надоело метаться меж двух огней: - Фер, она хотя бы уделяет мне время, а не сидит постоянно за учебой. Ты виновато опускаешь глаза, и к моему удивлению произносишь: - Ты прав. Мне и впрямь совестно теперь, что ты винишь себя, хотя по сути мы оба оплошали. - Извини. Я люблю тебя. Недавно мы чуть не поженились, и сейчас я чувствую то же, что и тогда. Я по-прежнему хочу быть с тобой. Я достаю коробочку с игрушечным кольцом и дарю тебе. Весь мир теперь сосредоточен на нас двоих, и ты плачешь, улыбаясь. - Давид, это самое лучшее кольцо в мире. А для меня теперь нет… Каждая вещь, напоминающая о тебе и тех счастливых моментах приносит боль, и мне хочется раскромсать ее на части, сломать, раздавить. Но память ведь все равно не сотрешь. Поэтому я продолжу изливать свои чувства здесь. Мы стали жить вместе, чтобы сблизиться, но с каждым днем все больше отдалялись. Порвав с Сюзанной, я все равно продолжал видеть сны о девушках, хотя наша с тобой половая жизнь значительно улучшилась. Подумав, я решил высказать все начистоту: - Фер, ты знаешь, мне кажется, я бисексуал. Твои брови поползли вверх, и я не успел опомниться, как ты уже стал засыпать меня вопросами: - Что значит бисексуал?! И ты мне так спокойно это говоришь? Ты хоть представляешь, что это значит? Нет, Фер, не представляю. Люблю-то я все равно тебя. - Тебе нравятся девушки. Давид!! Нет, Фер, мне нравишься только ты, и вынь наконец-то бананы из ушей, чтобы это услышать. Ты пытаешься скрыть подступившие слезы, когда я ночью нахожу тебя с вещами у двери. - В чем дело, Фер? Ты куда-то уходишь? - Я не могу так, Давид. Не могу быть с тобой, не зная, чего ожидать от тебя в любую минуту. Я ведь думал, что знаю тебя. Ты стоишь ко мне спиной, видимо, ожидая моей реакции. Но я не могу пошевелиться, не зная, то ли обнять тебя, то ли что-то объяснить; я не верю, что ты уйдешь из-за такой глупости. И тогда ты в последний раз переступаешь порог этого дома. Я даже не оборачиваюсь; чувствую, что не виноват, ведь встречался же я когда-то и с Сюзанной, и с Рут. И все же, если бы я знал, как все обернется, не задумываясь, перекрыл бы все выходы для тебя. Но я не знал. Ничего не ожидал, не предполагал - жил сегодняшним днем, а потому после долгих раздумий решил, что тебе без меня будет действительно лучше. Конечно, я не имел права приходить к такому выводу самостоятельно, но я упорно не понимал, что тебе нужно дать для полного счастья. И решив, что не смогу выполнить эту миссию, согласился уехать к отцу в другой город. Ты как раз зашел в кабинет, когда я выполнял одно из последних, как я думал, домашних заданий. - Я хотел тебе сказать, что ты тысячу раз прав; что ты доказал, что любишь меня, - ты несмело нарушаешь тишину, и правильно: я ведь все равно собираюсь тебя разочаровать. - Я знаю, Фер. - И я уже не уверен в том, что сделал. Я все равно продолжаю тебя любить, - ты наклоняешься, обжигая меня дыханием, и я тону в этом омуте твоих невероятных флюидов. До сих пор благодарю Бога за то, что позволил мне тогда сорваться: слишком дорога память о последующем поцелуе без каких-либо объяснений, о твоем полном жизни и энергии теле, о чувстве, что все как прежде. - Может, посмотрим фильм вечером? - как ни в чем не бывало, будто бы не ты вчера давясь слезами убегал из дома, смотрел на меня, как на чужака, и отказывался слушать. - Фер… Вообще-то я попросил отца перевести меня в другую школу. Я просто устал. Мне надоело, что для того, чтобы пережить такие моменты, как сейчас, мы должны расставаться. Для тебя, может, это и легко, а для меня - нет. Мне нужно переехать в другой город. Снова я испытываю судьбу, отказываю тебе, делая вид, что я уже «большой смелый мальчик». Но на самом деле боюсь. Как и тогда, когда ставил тебя перед выбором: я или Борхе. Ты поначалу не веришь, но потом ярость заливает глаза: - Пошел ты к черту, сукин ты сын! Снова громкий хлопок дверью; снова не ясно, кто кого обижает… Может и лучше было бы, если б ты женился на Борхе? Хотя те драгоценные месяцы нашего воссоединения подарили мне многое. В том числе - теперешнее вечное одиночество…. Я так и не понял, с чего вдруг этот придурок Тони (не могу без дрожи в руке писать его имя) обозлился на Альваро и Йона. Ребята вроде бы издевались над ним, как потом я догадался по твоей речи, но кто же думал, что он психопат? Что пойдет с ружьем наперевес, возьмет весь колледж в заложники, и подстрелит учителя?! Где, черт возьми, справедливость, если из-за инфантильности наших бывших приятелей пострадал ты?! Я до сих пор с трудом могу вспомнить наши последние минуты. Ту, когда ты вбежал в спортивный зал, найдя там меня, Йоли и остальных взятых в заложники. Когда мы попытались сбежать, но Тони перерезал нам дорогу, выкрикивая угрозы. Я держался за тебя, а ты за меня, ведь все без исключения боялись. Страшно, когда твоя жизнь находится в руках одного сумасшедшего, но еще страшней, когда этот сумасшедший - один из твоих друзей. Тогда не только Йон и Альваро винили себя, заперевшись в разных концах колледжа: тогда для каждого из нас у Тони мог найтись повод отомстить. Кто знал, что больной мозг этого парня может породить, на что обозлиться, что припомнить, к примеру, мне, а может, и учителям? Мы не знали ничего, а потому боялись еще больше. Слыша, как бьется твое сердце, я незаметно прижался губами к твоему плечу и закрыл глаза. В тот момент я осознал, что глупо было вот так вот отпускать тебя в кабинете, что я никогда не смогу тебя забыть, и тем более, перестать любить. В тот момент я очень хотел тебя обнять, но боялся даже пошевелиться… И что, Господи? Почему именно этот момент ты выбрал для моего Фера? Да, любимый, передай ему там мои слова, если до Всевышнего еще до сих пор не дошел поток моих молитв! Ведь по воле судьбы ты взорвался первый среди нас всех и попытался успокоить Тони!.. - Тебя это не касается, Фер! - взревел парень - Что ты сказал? Здесь сейчас стоят все мои друзья, все те, кого я люблю, и ты говоришь, что меня это не касается?! Они - моя жизнь, как меня это может не касаться?! Тони зарыдал, понимая, видимо, что нужно бы отступить, но это не было для него выходом. В свои фразы он вкладывал боль, обиду на одноклассников, и я видел, что он не собирался причинить тебе вреда. - Я вам правда не хотел ничего сделать, парень… Только хотел показать, какие трусы эти ублюдки, - он указал на Альваро, и не найдя рядом с ним Йона, продолжил: - Но все осложнилось, и у меня не было выбора… Ты, видимо, понял, что Тони сожалеет обо всем: о том, что заставил дрожать от страха не только своих врагов, но и тех, кто относился к нему по-человечески, и продолжил: - Не было выбора у тебя? Тони, у нас всех есть проблемы, но не идти же мочить людей из-за этого! Нужно не так: нужно бороться, и у тебя может получиться! - твои губы дрожали, а голос иногда срывался от страха, что в любую секунду этот парень неправильно воспримет сказанное и выстрелит. Но именно тебе в этот день была предоставлена «почетная» миссия образумить его. Кому, как не тебе? Иначе я бы тебя не выделил много лет назад из общей массы… - Знаешь, каково мне было сказать всем, что я гей? «Выйти из шкафа»? - Ты еле удержал слезы от нахлынувших воспоминаний, о которых мне, кстати, никогда не рассказывал. Я затаил дыхание и стал слушать дальше. - Когда все издевались надо мной, и мне было плохо? - Это не то же самое! - выкрикнул Тони. - Это хуже, Тони, хуже! Потому что, когда ты выйдешь отсюда, ты встретишься с людьми, которые любят тебя таким, какой ты есть. Ну а я останусь все тем же! И мне придется бороться, чтобы меня не смешивали с дерьмом! Тони прислушался к твоим словам, и стал медленно ослаблять хватку на ружье. Но не это меня тогда волновало: испугал твой мертвенно-холодный взгляд, будто бы ты только что встретился со смертью, и я даже вздрогнул, когда услышал твои следующие слова: - И знаешь что, Тони? Моим вознаграждением была встреча с Давидом. И это лучшее, что у меня было в жизни, - слеза потекла по твоей щеке, и ты, взглянув на меня, произнес: - И я его потерял… И тогда я понял, что ни одни слова не уходят бесследно. Что то, что я произнес в кабинете о нашем расставании, ты все же воспринял, как должное, и потом ни на секунду не засомневался в моем решении. Что наш поцелуй пару минут назад, касание рук и эти слова - это наша любовь, которую ничто не сможет убить. И именно эта любовь всегда заставляла нас прислушиваться друг к другу: в данном случае - тебе не перечить моему решению. Но мы - Фер и Давид - это не вечные расставания/воссоединения: мы - это нечто большее, то, что нельзя потрогать руками, но оно неизменно витает рядом в воздухе. И даже если мы снова кидаемся друг в друга обидными фразами и разбегаемся - любовь не уходит. А проявления любви для нас еще никто не отменял, сколько бы мы не говорили, что больше не пара. И даже будучи с Борхе, ты делал то же самое, что и сейчас: любил меня. - Но я не перестану бороться, пока он не будет со мной. Я знаю, что ты перестал бы. Перестал бы, если бы я попросил. Но сейчас твоей целью был Тони. - Все мы, кто сейчас здесь, боремся каждый день. Поэтому опусти это ружье и начни бороться за счастье, но другими средствами, не доставляя той же боли, что доставили тебе. Тони силился, сжав зубы, и зажмурив глаза. Силился, чтобы не сорваться, ведь ты говорил правду, и он это прекрасно знал. Он очень боялся, что злоба на Альваро и Йона могла пересилить, но одно умное решение он все же принял: не действовать на горячую голову. Опуская ружье, он вполне мог еще все изменить, и каждая миллисекунда давалась нам с трудом. Мы ждали. Мое сердце билось, как сумасшедшее, частично из-за внезапно осознанной радости, что мы - навсегда. И я был горд - действительно горд за тебя, за твое умение говорить честно и правильно в любого рода ситуации; за то, что такой человек, как ты, уделяет еще мне время. И не просто время - а дарит свою любовь. Я лишь ждал того момента, когда Тони опустил бы ружье окончательно, и я смог бы подбежать к тебе и прошептать, что никогда больше не заставлю тебя усомниться во мне… Но этого не случилось. Альваро пулей подлетел к Тони, стал выдирать оружие из его рук, и внезапный выстрел заставил всех взглянуть на мишень. На тебя… Быстро растекающееся красное пятно на твоей груди заполонило все у меня перед глазами. Я не мог, не хотел, боялся верить, что это правда! Никому я бы в тот момент не поверил, если бы сам ничего не видел; если бы ты не обернулся ко мне и вопрошающим взглядом не пригвоздил меня к полу. «Это правда?» - будто бы спрашивал ты, а я и сам хотел спросить это у тебя. Мы так и стояли, вопрошающе глядя друг на друга, пока твои ноги не подкосились, и ты не рухнул на пол… Я не хотел плакать, Фер, но растекшееся пятно в этом месте письма меня выдает… - Не-е-е-ет!!! - взрываюсь криком я и подлетаю к тебе. «Мы же навсегда, милый!» - мысленно твержу я, пытаясь удержать тебя в этом мире. - Давид… - хрипло выговариваешь ты мое имя, - знаешь, я только сейчас понял, как много времени мы потеряли, ссорясь, вместо того, чтобы сказать… - ты с трудом вдыхаешь воздух для следующих слов, пока все вокруг застыли в немом крике, - …что я люблю тебя, Давид, я люблю тебя! Сколько времени потеряно!.. Я не знал, что ответить, что делать, пока люди в белых халатах не надели на тебя маску, делая все возможное. Ты еще вдохнул один раз, и я вдохнул вместе с тобой саму жизнь, но это было так мимолетно… Фер… Почему ты оставил меня здесь?! Почему не забрал с собой, если так любил?! Почему не дал мне ответить, что я тоже тебя люблю? Почему завещал мне все эти вопросы?.. …Мне так стыдно за то, что я попытался отречься от тебя. Будто и не было Фера Редондо, а весь этот мемориал, что устроил наш колледж - лишь игра, в которой я никакого участия не принимал. Но поверишь ли ты, что в те дни это был не я? Настоящий я ведь умер с тобой, Фер, и, может, если ты поищешь тщательнее, встретишь частичку моей души там, на небе… Мне ведь тоже было очень обидно, что я не мог тебя увидеть после…этого… Что Йоли могла, а я нет… Будто я лишь еще одна тень среди остальных людей. А, может, ты меня и видел тенью? Ведь ты сам говорил перед смертью, что мы должны бороться, так чем я лучше Тони? Я ведь, как и он, выбрал неправильный способ… Я, наверное, затянул с воспоминаниями, а впрочем, осталось лишь одно: когда твоя душа все же явилась мне, когда я сделал, как сказала Йоли: я перестал вспоминать тебя, как Фера, который ушел, и начать помнить, как Фера, который был со мной всегда. И, придя, ты поцеловал меня, вложив в этот поцелуй всю свою любовь. Тогда я поверил, что это прекрасное чувство действительно не умирает вместе с человеком, что если ты был любим, то таковым и останешься. Я хотел сказать тебе спасибо, Фер, потому что твой последний визит действительно помог мне жить дальше. Вряд ли бы я продержался эти 11 лет, томясь от чего-то недоделанного, недопонятого, недосказанного. Все, что надо было, я уже сказал тебе в этом письме, хотя, думаю, оно все равно не до конца может передать то, что я сейчас ощущаю и всегда ощущал по отношению к тебе. Но если его не поймешь ты - не поймет никто. Ведь письмо не надо читать - его надо чувствовать, и только тем огромным сердцем, что билось в твоей груди. Я люблю тебя, Фер, и ты останешься в моей памяти до самой смерти… Нет, мертвые не умерли для нас! Есть старое шотландское преданье, Что тени их, незримые для глаз, В полночный час к нам ходят на свиданье, Что пыльных арф, висящих на стенах, Таинственно касаются их руки И пробуждают в дремлющих струнах Печальные и сладостные звуки. Мы сказками предания зовем, Мы глухи днем, мы дня не понимаем; Но в сумраке мы сказками живем И тишине доверчиво внимаем. Мы в призраки не верим; но и нас Томит любовь, томит тоска разлуки... Я им внимал, я слышал их не раз, Те грустные и сладостные звуки! И. Бунин «Призраки» P.S. автора: 29-летний Давид Ферран Кинтанилья достал из кармана редко используемую зажигалку. Он не закуривал еще со школьных лет, и сейчас тоже не собирался. Его жена Йоланда вместе с ребенком уехала за город, и у сеньора Кинтанильи был в запасе целый вечер для размышлений. Чему-то грустно улыбнувшись, он поднес зажигалку к письму и надавил на кнопку. Небольшой огонек занялся на бумаге, и вот уже скоро мужчина мог собрать оставшийся пепел. Он бережно сгреб его в ладони и, подойдя к открытому балкону, сдул горстку. Ветер подхватил пепел, и уже через пару минут Давид Кинтанилья не мог различить его на фоне ночных огней. Никому, пожалуй, не было дела в этот вечер ни до самого сеньора, ни до его занятия, но Давид-то понимал, что сегодня просто-напросто в очередной раз отпускал свои воспоминания. В последний ли?..