***
Теперь он сидел за столом в той самой одежде, в которой я его вчера похоронил — его любимой черной кофте с обрезанной горловиной и черных широких штанах. Под ногтями его длинных красивых пальцев была грязь, один глаз немного западал, а поставленные вверх колючки темных волос были примяты там, где его голова долго лежала неподвижно. От него пахло сырой землей, и чем-то еще… страшным, отчего по моей спине пробежал холодок. Перед ним стояла тарелка с хлопьями и молоком, и он медленно подносил ложку ко рту, так и не разрывая со мной зрительного контакта. — Кофе? — спросил он. — Ах. да, я… это… еще не умылся, — вышел я из оцепенения и побрел в ванну, чувствуя его холодный взгляд на своей спине. Еще утром, открыв глаза и спустив ноги на ковер, я увидел грязные следы ног, явно подходящие по размеру кроссовок Мэтта. Сердце бешено застучало, и я пошел по ним, уже зная, что меня ждет. Но так и не смог понять, как мне удалось сохранить спокойствие и не выдать себя перед ним, когда я зашел на кухню, а сердце ухнуло, провалившись в бездну, будто я скатился с американской горки. Сейчас, стоя в ванне перед зеркалом и смотря на свое побледневшее от страха лицо, я думал лишь: а вдруг Мэтт просто пришел в себя, раскопался, и теперь ненавидит меня? — Ты долго, — услышал я за спиной и чуть не взвизгнул. Ванную комнату заполнил запах кладбищенской земли. На меня смотрели до боли знакомые голубые глаза, вот только не такие яркие, как раньше. Все его лицо, вся одежда были в пыли. — Думаю, тебе стоит принять ванну. Он ничего не сказал, но переступил порог в ожидании чего-то. — Давай, я налью тебе воду, а ты пока снимешь одежду и бросишь ее в стирку. Наполнив ванну, я обернулся, но Мэтт так и стоял. Меня опять пробила легкая дрожь. — Тебе помочь раздеться? — спросил я и потянул кофту Мэтта вверх. Он не предпринял никаких действий, и я решил, что именно этого он и хочет. Все мои мысли о том, что он все еще жив, испарились, когда, раздев его, я увидел на бледной, почти белой коже синие кровоподтеки, которых не бывает у здоровых живых людей. Я опять занервничал. К счастью, Мэтт наконец-то двинулся с места и залез в ванну, поджав колени к подбородку. — Тебя помыть? — я уже знал, что он этого ждет. Намылив губку, я стал смывать грязь с его тела. Оно былое прохладное, не ледяное, но и не теплое, как у нормальных людей. Украшение на шее чуть сдвинулось, и я увидел под ним так же синеватую полосу. Отлежалось, подумал я. — Что было вчера? — вдруг спросил он. Я замер, приводя мысли в порядок. — Позавчера была вечеринка, ты немного перебрал и проспал вчера весь день. — А где Крис? — Он уехал к своей девушке. У нас же теперь небольшой отпуск, так что он решил побыть со своими близкими. Ты не помнишь? — Мы подписали контракт, — сказал он спокойным голосом. — Да, это просто здорово! До сих пор не верится! — попытался я изобразить счастье на лице. — Да, — прохладно ответил он, даже не повернувшись в мою сторону. Я окатил голову Мэтта с ковша теплой водой, чтобы смыть лак, и черные волосы распались прядками на лоб. Я немного напрягся оттого, что на ощупь и вид они были будто ненастоящие — жесткие и безжизненные. Я стал их прочесывать, чтобы вычесать запутавшиеся листья и сор, но расческа двигалась с большим трудом, оставляя на себе больше положенного темных волос, словно Мэтт линял. Я замер, оглядывая части его тела, доступные моему взору в пенной ванне, ожидая увидеть еще нечто такое из ряда вон выходящее. Я был готов к тому, что он просто развалится на части или растворится в воде. Мне снова стало страшно. Мэтт медленно повернул голову и посмотрел западающим глазом. — Что-то не так? В этот момент, когда вода стекала по его лицу и влажная челка ниспадала на глаза, он показался мне очень красивым, теплая вода делала его живым. Я вспомнил, как мы с ним вместе бултыхались в озере или в джакузи. Правда, тогда он был намного подвижнее и энергичнее, и постоянно смеялся. Я снова увидел моего Мэтта, и страх прошел. Я перевел взгляд на его губы, но тут же отмел все возникающие мысли и желания, ведь я даже не разобрался до конца, с кем имею дело. Тот, кто сидел в моей ванне, не мог быть моим Мэттом. Потому что мой Мэтт умер, и я закопал его на холме. — Все в порядке, ты почти чистый, — ответил я, разряжая напряженную обстановку в тихой ванной комнате.***
Практически весь день я пытался его избегать, но так, чтобы он не заметил. Мэтт редко шевелился, время от времени ходил шатающейся походкой по дому, будто изучая его, что меня немного напрягало. Иногда бесшумно появлялся рядом со мной и каждый раз я думал, что заработаю инфаркт. Ближе к вечеру я услышал звук из комнаты, оборудованной под репетиционную. Открыв дверь, я увидел, что Мэтт играет на рояле. Только он не играл, а выстукивал какой-то бешеный ритм. — Мэтт! Он не обратил никакого внимания. — Мэттью! — позвал я его громче. Он резко хлопнул крышкой, и в комнате повисла тишина. — Я помню как я пил на вечеринке, помню, как сделал дорожку, быстро втянул, и потом… — сказал он, смотря прямо перед собой в рояль, — Ничего. Темнота. Он повернул голову в мою сторону. Я опять поёжился от его взгляда, который будто видел меня насквозь, видел все мои тайны, недомолвки. — Я же сказал тебе, что ты перебрал. Видимо, отключился. Я попытался ретироваться. — Ты ничего не хочешь мне сказать, Доминик? — опять этот тон. Озноб прошиб меня. — Нет, Мэттью, мне нечего тебе сказать, — я даже не стал поворачиваться, и быстро ушел.***
Ночью я проснулся от того, что почувствовал, что в комнате не один. Я открыл глаза и резко вскочил. Включил ночник и потер глаза. — Мэтт? Что ты тут делаешь? Около одиннадцати вечера я уложил его в постель, переодев в пижаму. А теперь он молча стоял во тьме и наблюдал за тем, как я сплю. — Можно спать с тобой? Мне скучно. — Эммм… ну ложись. Он забрался ко мне под одеяло, и, положив, голову на подушку, уставился в потолок. Раньше мы часто спали вместе, болтая допоздна. Мэтт, как правило, приносил бутылку вина из кухни, и наши посиделки, хихикая, затягивались на полночи. Но сейчас я чувствовал напряжение, и даже… страх, а еще… желание коснуться его. Ведь я так и не обнял его, когда он утром… — Ты скажешь про меня Крису? Я внезапно похолодел или воздух вокруг опустился на несколько градусов. — Что я должен сказать? Что ты перепил? Забей, он и так в курсе, что ты алкаш. Мэтт повернул голову ко мне: — Ты рад, Доминик? — Чему? — дрожь сковала мое тело, и я не знал, как угомонить ее, чтобы Мэтт не заметил. — Что я вернулся. Сердце остановилось, и я попытался вдохнуть сразу много воздуха, чтобы восстановить дыхание. Я не знал что сказать. Боже, он в курсе абсолютно всего. Мэтт перевернулся на бок и приобнял меня. — Ты рад? — Да, Мэтт, я очень рад, — сбивчиво ответил я, боясь смотреть ему в глаза. — Почему тогда ты дрожишь? Ты боишься меня? — он заглянул в мое лицо, и я не знал куда провалиться. Я зажмурился. Нельзя выдавать себя, нельзя показывать, что я боюсь, нельзя вскакивать из постели и нестись сломя голову, куда глаза глядят. Что же я наделал? Я все же открыл глаза и посмотрел на внимательное лицо Мэтта, который так беззаботно смотрел на меня. Он был таким прежним Мэттом, которого я знал, и в которого был… влюблен. — Прости, — сказал я, и потянул его на себя в объятия. Мэтт поддался, положил голову мне на грудь. — Ты не бросишь меня? — Нет, конечно, нет, — гладил я его жесткие волосы, надеясь, что он не умеет читать мысли и не слышит все то, что я думаю. А думал я лишь о том, что же мне теперь делать? Что я скажу Крису и Тому? А вдруг они заметят подставу? А может, до этого и не дойдет, потому что в одну прекрасную ночь Мэтт убьет меня?***
Проснувшись утром в одиночестве, я надеялся, что это все просто ночной кошмар. Даже если Мэтта больше нет, то мы как-нибудь справимся, найдем другого композитора и вокалиста. Но если тот, кто выглядит, как Мэтт все же существует, то… Я тихонько вышел на кухню, и увидел, что кофеварка готовит свежий кофе. Рядом с ней стоял порванный пакет кофе, который был открыт, мягко говоря, странным образом. Мэтт все же существует, подумал я, одновременно представляя, где он может быть. Он не заставил себя долго ждать, появившись на кухне в вывернутой наизнанку белой рубашке, которую надевал очень редко. — Доброе утро, Дом! — он произнес это так живо, что на секунду в моем сердце затеплилась надежда, что это мой Мэтт, тот самый, живой. Но, увидев его чуть перекошенный глаз, я слегка помрачнел. — Доброе утро, Мэтт, ты давно проснулся? — Я и не спал. — Почему? Не мог уснуть? — я испугался, представляя, как он всю ночь пялился на меня. — Я могу обходиться без сна. Здорово, да? — он улыбнулся уголком губ, отпивая кофе. — Мне вполне по душе мои новые способности. Меня передернуло. Какие это у него еще есть способности помимо вечного бодрствования? Он лукаво смотрел на меня своими бледными голубыми глазами, и я улыбнулся ему, наверное, впервые за это время, потому что видел в нем прежнего Мэтта. Но все же меня до сих пор одолевал страх. Потому что там, в глубине его глаз, было что-то еще, что смотрело на меня сквозь глаза моего друга. — Ты рубашку надел наоборот, — заметил я. — Да? Надо же, — он даже не обратил на себя внимания, будто глядя в пустоту. Я подошел к нему вплотную, положил руки на грудь и стал медленно расстегивать. Мэтт оставил чашку, внимательно наблюдая за мной. Я обнажил его тело и замер. Кровоподтеки, которые вчера были синими, стали бледнее. Я провел по ним рукой, поднимаясь выше, отодвинул украшение, убедившись, что и там след стал значительно светлей. — Кто ты? — спросил я, смотря в его глаза, все еще не убирая рук с его худого теплого тела, не веря своим ушам, что осмелился задать такой вопрос. — Дом, ты что, умом тронулся? Я — Мэттью Джеймс Беллами — твой лучший друг, — усмехнулся он неестественной улыбкой, будто натянутой через силу. — А вот ты очень странно ведешь себя для друга, — указал он на мои руки. Мой взгляд переместился на его губы, и я был уверен, что он полностью прочел мои мысли о том, что бы мне хотелось с ним сделать. Но я сдержался, не забывая, что мой Мэтт — не мой Мэтт, снял с него рубашку, вывернул и надел на него обратно. Мэтт явно не был против всяких манипуляций с ним. — Тебе не о чем волноваться, — сказал он спокойно, когда я доедал свой завтрак. Но я не мог не волноваться. Шок, в котором я пребывал весь вчерашний день, постепенно отпустил меня, и я начал размышлять, как мне следует поступить дальше. С одной стороны — никто кроме меня не был в курсе, что произошло с Мэттом, и можно дальше жить спокойно, закрыв глаза на то, что он теперь немного странный, с другой — я совершенно не был уверен в том, что все останется по-прежнему. Я даже не знал, навсегда ли он вернулся. Одна часть, меня сильно желала, чтобы «этот Мэтт» исчез, а другая ни за что не хотела терять лучшего друга еще раз. Я даже не мог никому позвонить, ни с кем посоветоваться, ведь то, что я совершил — ужасное преступление. К тому же меня посчитают чокнутым. — Ты ненавидишь меня за то, что произошло? — Нет, — ответил спокойно Мэтт, допивая кофе и ставя чашку в небольшую кофейную лужицу на столе. Это его спокойствие меня напрягало. Будто он выжидал. От этой мысли мне снова стало страшно, и я решил, что мне стоит покинуть дом — развеяться, собраться с мыслями, возможно, даже съездить в город. Мэтт молча сидел напротив меня. Он даже не заметил, что пролил кофе и не собирался брать тряпку. В голову тут же врезались мысли, что я не могу оставить его здесь одного, невесть что он будет делать в мое отсутствие, а может вообще запросто пропасть. Не хватало еще поздней ночью искать его с фонариком в темном лесу. От этой картины мне стало совсем жутко. Я не знал, что делать, перспектива оставаться с ним один на один в четырех стенах вторые сутки подряд вгоняла меня в беспокойство. — Мэтт, хочешь, сходим на озеро порыбачим? — внезапно мне пришла в голову идея. — Да, — без особо энтузиазма ответил он.***
Мы шли сквозь лес знакомой дорогой, весь путь Мэтт молчал. Теперь он по моей просьбе был облачен в шорты и радужную рубашку. Я его уверил, что белую он испачкает. Мэтт согласился, но скорее не от мысли, что я прав, а от того, что я просто предложил. Эти его действия совершенно лишали меня настроения — он вел себя словно кукла. Но я старался не показывать ему, что крайне разочарован во всем, что сотворил. Идя чуть позади него и глядя в его затылок — так было спокойнее — я думал о том, что ничего не мешает мне убить его и закопать в лесу. В обычной земле, не в той священной. Туда я больше никогда в жизни не поднимусь. Я даже думать боялся о том, что можно сходить и проверить, пуста ли могила моего друга. — Погода хорошая, — внезапно он обернулся, кривовато улыбаясь. И все мысли об убийстве вылетели из моей головы. Я не мог. Боже, он же мой лучший друг! — Ты должен натягивать леску, когда видишь, что поплавок уходит под воду, — сказал я неподвижно сидящему Мэтту на камне. За полчаса он не выудил ни одной рыбы, он вообще словно не замечал, что мы пришли на рыбалку. Неужели он не помнил наши долгие посиделки у озера? Он всегда был так рад. В моем ведерке напротив барахтались два карпа и одна форель. Мэтт медленно повернул на меня голову, смотря пустым взглядом, и я не мог даже понять, чего он от меня хочет. — Давай, я тебе помогу. Я взял из его рук удочку, нацепил наживку, закинул леску, и вернул удочку Мэтту. Через пять минут поплавок задергался над водой, и я, положив свои руки поверх прохладных ладоней Мэтта, начал крутить колесико, и, вуаля! рыбка была тут как тут! — Смотри, ты поймал форель! — улыбался я Мэтту. — Ух ты, — Мэтт встал с камня, разглядывая рыбу. Я не мог понять он, действительно, был доволен как ребенок, словно это его первый в жизни улов, или он имитировал эмоции? — Давай, я разожгу костер, и мы ее приготовим? — я заглянул в его бледные глаза. Мэтт утвердительно покивал головой, и я полез в сумку за набором для розжига. Через десять минут, когда мне наконец-то удалось сделать не потухающий костер, я обернулся к Мэтту, чтобы позвать его нанизывать рыбу на шампура. Но берег озера пустовал. Мэтт исчез. Страх сковал все мое тело. — Мэтт! Мэттью! — крикнул я, озаряясь по сторонам. Но в ответ была лишь тишина и легкое шуршание листвы. Я выбежал на тропу, которой мы шли, но его нигде не было. — Мэтт! Где ты?! Я стал судорожно оббегать ближние деревья, пытаясь понять, куда он мог пойти? Но на сухой траве не было никаких следов. Что же мне делать? Я решил наугад побежать влево от тропы вглубь леса, но понимал, что таким образом отыщу его только через пару часов. Черт знает, куда он мог запропаститься! А может, он просто пошел домой? Пробежав еще немного, я, наконец, увидел его рубашку, маячившую среди листвы. Мэтт неподвижно стоял. Я опрометью бросился к нему, мысленно обзывая себя дураком. Ведь я мог нарочно позволить ему заблудиться и больше никогда не возвращаться ко мне. Но Мэтт был мне очень дорог. — Мэтт! Господи, ты меня напугал! Зачем ты ушел?! — кричал я, пытаясь отдышаться, когда настиг его. Мэтт стоял на небольшом пригорке, где лесная равнина переходила в неровности, и смотрел вдаль. Я проследил за его взглядом и похолодел — там за верхушками старых деревьев был тот холм. — Он зовет меня, — ответил Мэтт, не поворачивая голову в мою сторону. — Кто зовет тебя? — страх не отпускал меня, заставляя все ярче вспоминать жуткие картины той ночи. — Мне страшно, Доминик, — глаза полные отчаянья, наконец, посмотрели на меня. А мне то, как страшно, Мэтт, если бы только знал. — Я не отдам его! — внезапно вырвалось из моей груди. Кто бы там ни был ни за что не получит моего Мэтта, хоть мне теперь и придется привыкать жить с ним. Верхушки деревьев всколыхнулись. Оттого холма веяло смертью, даже птицы не летали над ним. — Пошли отсюда, — дернул я его за рукав. — Не смей приближаться к тому месту никогда, понял? Мэтт утвердительно покивал головой, и я взял его ладонь в свою. Он тут же вцепился пальчиками, словно ища спасения, и я потащил его отсюда прочь, обратно к озеру. Впервые мне показалось, что лес наблюдает за мной.***
Ночью я опять беспокойно проснулся. Мэтт лежал рядом со мной, нависая и вглядываясь в мое спящее лицо. — О госпади, ты меня напугал! — воскликнул я. Его глаза блестели в темноте и он зловеще улыбался. — Надо было тебе ему во всем признаться, — прошептал он. Я запаниковал, не понимая, кому и в чем я должен был признаться. Что я закопал своего мертвого друга, начитавшись баек? И что у меня теперь по дому бродит… зомби? — Если бы ты рассказал ему о своих чувствах, ничего бы не произошло! — он меня словно обвинял. — Это ты во всем виноват! Ты убил своего лучшего друга! — Что за чушь ты несешь? — я не верил своим ушам. Внезапно его губы накрыли мои, и я впал в ступор. Попытался его оттолкнуть, но он вжал меня в постель, и откуда у него только столько сил? Его прохладный язык настойчиво пробрался мне в рот, и я ощутил исходящий от его дыхания запах смерти. Его руки стали беспорядочно шарить по моему телу, которое застыло в страхе и не могло пошевелиться. — Стой, что ты творишь? — задыхаясь, пробормотал я, когда, наконец, разорвал поцелуй. — Я же вижу, как ты его хочешь! Ты же хочешь? Хочешь? Хочешь? Сказать, что я был в ужасе, — ничего не сказать. Он твердил и твердил это ужасным голосом, совершенно не похожим на Мэтта, будто он был кем-то одержим. Я весь дрожал. — Ты меня пугаешь! — взмолился я. — Отпусти! Я резко сбросил его и включил ночник. — Дом, — его голос вдруг переменился, и он стал прежним Мэттом, сладко, истомно шепчущим. — Ты же хочешь меня? — в его глазах появились непонимание. Он стоял на коленях в трусах, медленно расстегивая рубашку, оглаживая грудь и облизывая губы. Рука медленно соскользнула вниз и сжала пах, в то время как с губ сорвался сладкий стон. Я вытаращился на него, пытаясь сохранить дыхание. Это точно не мой Мэтт! Что он вытворяет? — Что ты делаешь? — я ошарашенно наблюдал за ним. — Почему ты не хочешь меня?! — он резко дернулся вперед, его лицо исказила жуткая гримаса, в глазах плескалась ярость. Отвратительный зловещий голос эхом звенел в моих ушах. — Потому что ты не Мэтт! — заявил я этой твари, пытаясь сохранить рассудок. — Ты заплатишь за то, что сделал, Доминик Ховард! — пообещало оно. — Я готов заплатить! — уверенно выпалил я. — Но Мэтта ты не получишь! — Дом, я так устал. Можно я буду спать с тобой? — внезапно его голос снова стал прежним — тихим и мягким. Бледно синие глаза вопрошающе заглядывали в мои серо-зеленые. Я ничего не ответил, лег на подушку, жестом приглашая его прилечь рядом. Выключил ночник, и до утра, к счастью, больше ничего не происходило. Я в этом был уверен, потому что не сомкнул глаз, лежа в абсолютной тишине, в которой не было слышно даже его дыхания, и ощущал на себе его неотрывный взгляд. Я думал о том, что «тот», кто звал сегодня днем Мэтта, посчитал, что я слишком обнаглел и решил запугать меня, обращаясь ко мне сквозь моего друга. Но я не намерен просто так сдаваться, раз уж затеял все это дойду до конца.***
На рассвете Мэтт тихо вышел за дверь, а я остался лежать до девяти утра, притворяясь спящим. Когда встал, нашел его с кофе и бутербродами в гостиной перед телевизором. Он сидел, поджав ноги, и выглядел обычным человеком. На нем были черные брюки и широкая футболка, надетая без всяких косяков. — Доброе утро, Дом, — чуть улыбнулся он. — Я сделал нам бутерброды. — Что это было такое прошлой ночью? Ты меня капец как напугал! — резко спросил я, игнорируя все остальное. — Ты о чем? — Мэтт попытался включить дурку, но я осуждающе на него посмотрел. И тут я сбился с мысли — на меня смотрели синеватые глаза, ни один из которых не заваливало в стороны. — Ты… твои глаза… — промямлил я. — Что с ними? — спохватился он, хватаясь за лицо. — Наоборот, все так, как и должно быть. Надеюсь, — ответил я, вспоминая ночной ужас. Может мне это все приснилось? Может, на меня просто наваливаются кошмарные сновидения из-за всего произошедшего? Или кто-то очень хочет, чтобы я не смел забывать о том, что сделал? — Нет, — Мэтт будто прочел мои мысли, и я вздрогнул. — Что нет? — Все не так, как должно быть. — Что ты имеешь ввиду? — Там, откуда я вернулся, — начал он, и я похолодел. — Там было что-то страшное. И я там был совсем один. Я звал тебя, долго звал, но ты не шел. Если это был наркотический сон, то я бы больше не хотел его видеть. Я вздохнул, подумав, что Мэтт все-таки не в курсе про кладбище и прочую чепуху, что я творил. Но ведь он раскопался, спустился с холма и пришел домой? Он же это помнит? Или это помнит только «тот», кто скрывается по ту сторону его глаз? Я придвинулся к нему и обнял. — Почему ты так долго не приходил за мной? — Я… я… прости… я испугался, — гладил я его по мягкой растрепанной макушке. — Но теперь ты меня не бросишь? — он поднял на меня свое лицо и легонько дотронулся губами до подбородка. Сейчас, здесь, в озаренной лучами утреннего света комнате, сидя в моих объятиях, он был такой хрупкий, такой родной, такой… красивый. — Я никогда тебя не брошу, — прошептал я и потянулся к его губам. — Я так по тебе соскучился. Мэтт не отстранился, а наоборот, приоткрыл рот, впуская мой язык, и простонал мне в губы, прикрывая глаза от удовольствия. — Я тоже соскучился по тебе. Последние дни были как в тумане, — Мэтт своим привычным жестом смущенно потер нос, разрывая поцелуй. — Я совсем ничего не помню. Стоит прекратить так бухать, — он хихикнул. Я медленно положил его на диван, накрывая своим телом, вновь утягивая в поцелуй, пробуя его в первый раз. Он был такой вкусный, такой живой. Его руки легли на мои плечи, притягивая к себе, и по моему телу прошла сладкая дрожь, как только я полностью лег на него и почувствовал бедром, что он возбужден. Я задрал его футболку и прошелся губами по всем синякам, которые почти исчезли. Его кожа была теплой и мягкой. В голове вновь замаячили мысли, что это больше не мой Мэтт, что он умер, и я обманываю себя, потому что мой Мэтт никогда бы не позволил мне делать с ним такое. Он всегда уворачивался даже от поцелуя в шутку, сквозь смех и затуманенный косяком разум выкрикивал, что он не гей. Я чуть отстранился, вглядываясь в его лицо. Он тяжело дышал, приоткрыв раскрасневшиеся губы, длинные ресницы подрагивали, а на щеках выступил легкий румянец, который я не наблюдал последние дни. — Дом, что-то не так? — он чуть приоткрыл полные удовольствия глаза. Я смотрел на него и видел своего Мэтта, я слышал его голос. Он вернулся, это был по-прежнему он, его тело и частично точно его душа. Возможно, это что-то, что скрывалось по ту сторону его глаз, можно каким-то образом искоренить, но об этом сейчас думать совсем не хотелось. — Я люблю тебя, Мэттью, я давно должен был тебе об этом сказать, — внезапно я осмелел, нависая над податливым другом. — Ты мне очень дорог, и я все сделаю ради тебя. — Я знаю, — вполголоса ответил он. — Я тоже люблю тебя, Доминик. Я смотрел на него с неподдельной радостью, жалея лишь о том, что никогда не слышал этих слов от того моего Мэтта. Потому что этот скажет абсолютно все, чтобы угодить мне.***
Спустя две недели Мэтт полностью преобразился. Исчезли любые намеки на его нездоровый вид — синяки, бледность, странная походка. Даже волосы стали гладкими и пушистыми как раньше. Мэтт внезапно возжелал перекрасить их в синий. Он стал веселым и задорным. В его ярких голубых глазах плескалось счастье от того, что мы, наконец, записываем свой первый альбом, в них искрились теплые чувства ко мне — он продолжал любить меня — неожиданный подарок за кошмар, что я пережил. Мэтт позабыл про наркотики, словно никогда их и не употреблял, или что-то внутри него не позволяло ему это делать. Я был этому очень рад. Порой я был настороже, наблюдал за ним, но Мэтт больше не совершал никаких необоснованных действий, не говорил ничего такого несвоим голосом, что пугало бы меня. И я больше не видел ничего страшного, скрывающегося за его взглядом. Он стал прежним Мэттом, и, кажется, совершенно позабыл о странных делах, что приключились между мной и ним в те злосчастные дни. Если бы я ему рассказал, он бы просто звонко захихикал. А я, к сожалению, помнил все жуткие подробности и буду всегда помнить. Ведь такие подарки не случаются бесплатно, и однажды «тот», кто вернул мне Мэтта, обязательно объявится, и мне придется заплатить. Но, смотря сейчас на улыбающегося друга, я ни о чем не жалел. Ни Крис, ни остальные не заметили в нем никаких изменений. Я был счастлив, что нас ждет грандиозное музыкальное будущее, и именно с Мэттом. Ведь он этого так хотел.