Это история о мальчике, его брате и роботе…
Хиро печатает с быстротой, которую он сам от себя не ожидал. Печатает взволнованно, с замиранием сердца, словно от исхода текста что-то действительно зависит. Словно в нём появляется лишь на эти минуты вера в то, что он всё ещё может что-то изменить. Это первый рассказ Хиро, и у него начинает потихоньку трещать сердце. Особенно когда пальцы клацают имя «Тадаши» от предложения к предложению. И так приятно на душе становится, горячо, возбуждённо, азартно, что у Хиро даже руки потряхивает, а в глазах то и дело скачет молния при написании их диалогов и действий. Неужели именно это чувство называют «вдохновением»? Хиро не уверен. Это его первый рассказ, и он испытывал подобное только во время работы над новым изобретением.Это история о двух братьях, которые всё всегда делали вместе…
Хиро закрывается у себя в комнате поздно ночью и не знает, чем заняться. Ноутбук находится быстро, и их с Тадаши фотография снова попадает на глаза. В этот раз история повествуется медленней, продуманней и осторожней. Лицо Хиро всё ещё время от времени трогает улыбка; он забыто следит за появляющимися перед ним абзацами. В этот раз ему не нужно показывать кому-то свою историю. В этот раз он — её единственный читатель. В этот раз он может быть искренним, откровенным. В этот раз Хиро, затаив дыхание, пишет долгие-долгие описания. В этот раз, закончив, Хиро серьёзно оценивает текст и снова чувствует дрожь в руках. В этот раз Хиро перестаёт улыбаться. Хиро молчит и мысленно пытается собраться, ведь это лишь текст, не реальность, и в этот раз вдохновение смешано с привкусом чего-то обидного и далёкого. Нет ощущения, что он может всё изменить и свернуть горы. Есть только привкус мелких крупинок соли вперемешку с натёртой карамелью, которой он посыпает раны. Это его второй рассказ, и с этого момента их хочется прятать.Это история о двух братьях, которые не могли жить друг без друга…
Хиро смакует каждое слово, каждое предложение и каждый раз, когда настаёт черёд снова печатать любимое имя «Тадаши». Эти вещи вошли в привычку. В этот раз история большая и продуманная, каждая деталь на своих местах. Так же вошло в привычку прятать файлы с текстом за тридевять папок, чтобы никто из друзей случайно не наткнулся. Вошло в привычку отмалчиваться, когда спрашивают, почему он опять такой не выспавшийся. Хиро даже смешно от себя: кто ещё таким в тайне занимается? Видел бы его Тадаши, сгорел бы от стыда… Хиро цокает языком и чуть ли не плачет уже от этих мыслей. Но ведь он же не может иначе. Это его единственный шанс — единственная возможность. Он представляет их несбыточную жизнь и тихо давится солёной карамелью из текста. Ведь это иллюзия, обман... Но почему-то так хочется ему верить. В этот раз он не замечает, как наступает раннее утро. Комната постепенно наполняется светом, и Хиро на него реагирует запоздало и с неохотой. Он трёт уставшие глаза и решает сменить тактику. Берёт в руки тетрадь, ручку и забирается на крышу через чердак, ступая аккуратно и медленно по ступенькам, чтобы случайно не разбудить тётю. В этот раз его встречает бледный рассвет, чётко разделяя пастельно-розовое небо от небрежных мазков голубого. Хиро садится на старый стул, притащенный сюда давным давно, подкладывает под тетрадь какую-то доску. Это последняя сцена в их истории. Хиро притихает. Они с Тадаши так же сидят на рассвете. Сидят близко-близко. Рука Тадаши обнимает и прижимает к себе. Хиро прикрывает глаза и будто чувствует её на своём плече, даже вопреки утренней прохладе и зябкому воздуху. Он снова чувствует дрожь собственных кистей и пальцев, слышит внутри громкий треск. Продолжает писать и даже не отвлекается, когда тетрадные страницы становятся влажными от слёз. Рассвет уходит, и светлые блики возродившегося на небе солнца бьют больно-больно по глазам. Тадаши целует его медленно, неспешно, им некуда торопиться. У них есть всё время во вселенной, и Хиро лишь с завистью трёт слёзы и щурит глаза. Это его последняя история, и он точно знает, что никогда её никому не покажет. Это его последняя история, и он понимает, что всё вдохновение уже иссякло.