Белая ночь опустилась как облако, Ветер гадает на юной листве. Слышу знакомую речь, вижу облик твой, Ну почему это только во сне.
Виктор Салтыков — Белая ночь
— Цунаде-сама, есть изменения? Шизуне пришлось обойти весь госпиталь в поисках целительницы, чтобы найти ту курящей на крыльце. Цунаде сидела внизу ступеней, согнув ноги в коленях и сложив на них руки. Её сгорбленная поза ничего хорошего для помощницы не предвещала. Темноволосая куноичи застыла на спуске. — Нет, Шизуне, — сломлено прозвучало. Потушив сигарету, Пятая поднялась и двинулась вверх по ступенькам. Она поравнялась с помощницей и тихо проговорила, не глядя на неё: — Какаши Хатаке умрёт.***
Цунаде прекрасно замечала, что с Какаши что-то не так. Его вид заставлял волноваться: он был бледный, как смерть, круги под глазами увеличивались с каждым днём всё больше, а взгляд тускнел. Целительница неоднократно интересовалась состоянием товарища, а тот лишь отшучивался, что в очередной раз засиделся за романом. Однако же и его физическая форма становилась хуже, он не мог справляться с миссиями в одиночку, как раньше, в последствие чего было принято решение отстранить Хатаке от работы на неопределенный срок. Тогда же это и случилось. В тот день Какаши не пришёл на плановую проверку к Цунаде. Изначально она не придала этому значение, подумав, что тот опаздывает, как обычно. Но прошло довольно большое количество времени, и Пятая решила отправить Шизуне к нему домой. Помощница не без труда попала в дом: никто не отзывался на стук, но девушка слабо ощущала присутствие Хатаке. Она обнаружила его лежащим на диване. Мужчина, который был выше её на голову, а то и на полторы, сейчас казался слишком маленьким, слишком беззащитным. Шизуне сразу показалось странным, что Какаши не проснулся, когда она вошла. Чакра, проходящая по венам Хатаке, едва уловимо пульсировала. Проведя несложные манипуляции в отношении мужчины, куноичи пришла к выводу, что тот находится в глубокой фазе сна. А снизившийся уровень чакры не позволял старым реакциям работать в полной мере. Теперь же предстояло выяснить, что поспособствовало этому, поэтому Шизуне перенесла их обоих к Цунаде для более тщательного осмотра. Проснулся Хатаке лишь в госпитале, спустя день с момента, как его нашли. Цунаде потребовала объяснений, потому как никакого присутствия гендзюцу или каких-либо других техник не нашла. Какаши ничего ей не ответил, потому что сам не знал, что с ним происходит. — Единственное, что мне помогало — это не спать вообще. Поэтому я так выглядел. Если засыпаю, то вижу очень, очень долгие сны. Сначала в них для меня проходили дни, дальше недели, а следом и — годы. Я потерял счёт времени. Не понимаю, что происходило наяву, а что во сне. Это сводит с ума. Время шло, и никакие обследования не давали ответов. Хатаке полностью здоров. Цунаде ходила по краю абсолютной безнадежности. — Что тебе снится, Какаши? — устало спросила целительница. — Кошмары, — сухо ответил Хатаке. Но для Пятой и этого короткого ответа хватило, чтобы понять, что именно видел во снах мужчина. Свое печальное прошлое, суровое настоящее и смутное будущее. Спустя две недели пребывания в госпитале, в одну из ночей, Какаши заснул и больше не просыпался. Он был жив, о чем говорили подключенные приборы, но находился во сне. Следящие попеременно за состояние мужчины медсестры — да даже сама Цунаде — видели, что под закрытыми веками пациента быстро двигались глазные яблоки, что говорило о фазе особенно ярких сновидений.Птица взмахнет волшебным крылом,
И я появленье твоё угадаю.
В белую ночь мы с тобою уйдём,
Куда я не знаю, куда я не знаю.
Товарищи всё реже навещали Хатаке, потеряв всякую надежду, и только Майто Гай продолжал регулярно появляться в госпитале. — Здравствуй, соперник. Майто прошёл в палату и присел уже на привычный ему стул. — Как у тебя дела? Вижу, что отлично! Здесь так приятно пахнет новым постельным бельем, значит, о тебе хорошо заботятся. Он рассказывал обо всём: о новостях в деревне, и что происходит за её пределами. Упоминал обо всех командах, но особенно о седьмой. О том, как ребятам сейчас тяжело без сенсея, и что ко всему прочему на них обрушился уход Саске из Конохи. Обещал принести вещи Какаши из дома, которые ему обязательно понадобятся при выздоровлении. — Сегодня так свежо на улице, я бы очень хотел пробежаться с тобой, как считаешь? Чтобы наконец-таки поровнять счёт в наших состязаниях. Не волнуйся, я дам тебе небольшую фору. Когда ты проснёшься, думаю, будет такая же замечательная погода! В следующий из визитов Гая в палате Хатаке появилась фотография всей команды семь на прикроватной тумбе. В нижних ящичках тоже что-то да лежало: письма-пожелания от всех детей о выздоровлении, которые зачитывались, рисунки призывных псов Какаши, мелкие подарки. Майто принёс и любовные романы товарища, как бы стыдливо ему не было их брать. Но одна небольшая записная книжка привлекла внимания намного больше, чем бульварное чтиво. Майто повертел её в руках и открыл на первой попавшейся странице. В ней оказались короткие заметки товарища, пронумерованные по датам. Зеленый Зверь Конохи резко захлопнул блокнот, боясь слишком сильно влезать в чужое личное пространство. Хатаке вряд ли бы хотел, чтобы их кто-то увидел. — Хочешь, я почитаю тебе? Ты наверняка соскучился по своим рассказам, — оживлённо поинтересовался Гай и принялся копошиться в тумбочке, чтобы найти нужное. На глаза вновь попалась записная книжка. Любопытство пересиливало. Да и вдруг собственные записи помогут Какаши проснуться поскорее?.. Гай аккуратно раскрыл блокнот на первой странице: «20.04. Брожу в нашем старом доме в кромешной темноте. Такой, что собственных рук у лица не видно. Полную тишину нарушают только приглушенные хрипы. Я знаю, что это за звук и откуда он, но все равно иду, как болванчик. Дверь в комнату отца закрыта, скрип от её движения заставляет вздрогнуть. Открываю её практически нараспашку, и перед моими глазами предстает залитый лунным — единственным во всем доме — светом из окна, трепыхающийся в петле папа, рядом с которым валяется косая табуретка. Ноги отца судорожно трясутся в воздухе, ища твёрдую поверхность. Руки напряженно вытянулись по швам, а пальцы скрюченно согнулись, мелко дрожа. Лицо… Оно выжглось болью на обратной стороне век. Обычно добродушное лицо папы налилось кровью, лопнувшие капилляры сеткой покрыли кожу, а крупные вены змеями ползли по шее и под челюстью. Рот скривился, а выпученные глаза закатились вверх…»Краска зари, небесная высь — Жаль, что виденья мои всё короче.
Сон, повторись, я прошу, повторись,
Но так коротки эти белые ночи.
Майто не выдержал и прекратил чтение. Его поразило написанное. Он никогда бы и не подумал о том, что Какаши настолько страдал от собственного прошлого. Хатаке всегда выглядел так, словно он в полном порядке! Тот ни разу не пожаловался, всегда держал всё в себе. Был ли у него вообще кто-то, кому он мог довериться и рассказать обо всём? И почему Гай ни разу до произошедшего не задумывался об этом?.. Ему нужно проветриться… — Какаши… До завтра. Зеленый Зверь решил, что прочитает весь дневник, чтобы понять Какаши, иначе никакие они не друзья. Вновь открыл блокнот он дома и погрузился в переживания товарища с головой. Каждая новая страница ошеломляла с невероятной силой. Жить с подобными вещами на постоянной основе?.. Кажется, будто это что-то невозможное, но Какаши держался годами. «11.05. Мой день рождения, который я никогда не смогу забыть. Ведь в этот самый день умер ты. Мирное, голубое небо над головой и широкий простор зелёных лугов, расстилающихся далеко до горизонта. Рин и Минато-сенсей пытаются отшутиться, разрядить обстановку, когда я упрекаю тебя за опоздания. Меня так злили твои безалаберность и дурацкая привычка придумывать на ходу отмазки. Ты никогда не узнаешь, но я перенял многие твои привычки. Сенсей сказал, что мы разделимся. Я думал, что справлюсь, что уже достаточно прошёл, чтобы взять ответственность. Но всё идет не по плану. Смесь ужаса и отчаяния, испытываемые мной, не передать словами. Твоё придавленное камнем тело, истекающее кровью, и помутненный нечеловеческой болью взгляд не выходят у меня из головы. Но тебе удавалось улыбаться и говорить, что всё в порядке. Что с тобой было не так? Остался умирать ради девчонки, которая никогда бы не дала тебе шанс, и пацана, не считающего тебя за человека?.. Ты никогда не узнаешь, но я многое перенял у тебя, Обито…»В сердце одну надежду таю,
И восходящему дню улыбаюсь.
«23.05. Мы с Рин на тренировочном полигоне продолжали жить и бороться. Было слишком солнечно и душно. Рин предложила поиграть в перерыве между тренировками. Я согласился, она выбрала салки. Вдвоем мы спрятались в тени деревьев, и игра началась. Догнать её не составило труда, но когда я коснулся её спины, чтобы передать роль водящего, она вскрикнула. Изначально, не поняв, в чём же дело, опустил глаза на свою руку… Она прошла насквозь хребта и торчала из груди подруги. Рин повернула голову назад, украдкой глянув мне в глаза. Губы её приоткрылись, но вместо слов вылетел слабый кашель с кровью. Красные капли ударили мне в лицо. Я в панике отшатнулся, конечность скользнула в кровавом месиве и с хлюпаньем вышла обратно. Рин, ничем больше не удерживаемая, мешком свалилась на землю. Она глядела куда-то в пустоту, пока взгляд её не помутнел, стекленея. На последнем её вздохе послышалось хриплое: «Какаши-кун…» Вернулся Майто в госпиталь через неделю, ему сложно давалось вновь видеть Какаши после всего узнанного. Чем дальше он продвигался по дневнику, тем тяжелее становилось понять записи: к концу они превратились в неразборчивые каракули. Костлявая преследовала Какаши по пятам, но всегда выбирала не его, лишь оставляя на сердце шрамы от смерти близких людей. — Цунаде-сама! Посмотрите, Какаши пришёл в себя! — на весь коридор закричал Гай. Целительница услышала его и словно ошпаренная помчалась в палату Хатаке. Влетев к нему, она испытала целый спектр эмоций от растерянности и непонимания и до злостного разочарования. Какаши находился на кушетке в полулежащем положении, на его веках были нарисованы кружки с точками внутри, подразумевающие под собой глаза, и в собранных на груди руках лежала книга в ярко-оранжевой обложке. Верю, что я не во сне, наявуС тобой повстречаюсь,
с тобой повстречаюсь.
Цунаде повернулась к улыбающемуся Майто Гаю и не нашла смелости выдавить из себя ни слова. Глаза мужчины напротив застилали слезы. Он громко шмыгал носом, вытирая лицо тканью костюма от непрошенной влаги. Шизуне говорила, что пора прекращать… Мучения Хатаке, который бесконечно видел самые худшие моменты своей недолгой жизни; страдания других людей, непрекращаемо переживающих за товарища. Пятая не слушала её, стараясь не верить в тот факт, что снова не смогла помочь другому человеку. Этой ночью у Хатаке была зафиксирована остановка сердца. На утро куноичи, занимавшиеся подготовкой тела к захоронению, отмечали, что мужчина выглядел умиротворенным. Словно все отпечатки воспоминаний сошли с его мертвенно-бледного лица. А синеватые губы тронула едва заметная улыбка. Без даты. Они зовут меня: отец, Обито, Рин, Минато-сенсей. Говорят, что так будет лучше. Я не могу им не довериться, потому что они всё, что у меня было. Их руки тянутся ко мне из ослепительно яркого света. Невозможно сдержать желание ухватиться за них…Сегодня такое чувство, Что я никогда не умру. И тихо, невероятно тихо, Приходит ночь.