***
Приехавшие к утру Арагорн и Фарамир аккуратно, но настойчиво отговаривали Теодена от решительных действий, осторожно выпуская слова вроде «необдуманный», «сумасбродный» и «самоубийственный». Нужно допросить оставшихся в живых участников нападения — инцидента, срочно принять меры — обеспечить безопасность гражданских, немедленно организовать наступательную операцию — спланировать дальнейшие действия, стереть к балрогам Саурона и его выродков с лица земли — выказать всяческую готовность отстаивать интересы граждан и защищать закон… Эовин разрывалась между преданностью Теодену и здравым смыслом и просто разрывалась, потому что в любом случае, какое бы решение ни было принято, это означало войну. Разрушительную, с множеством жертв среди полицейских и гражданских, или мучительную, изматывающую позиционную, суть от этого не менялась. Кончилась их относительно спокойная жизнь, кончился кофе во всех окрестных магазинах, кончилось… Все. Все кончилось. Поначалу Эовин почти не вспоминала о Призраке. Мысли приходили, но лишь о том, что теперь если они и встретятся еще раз, то в суде или на поле боя. Потом, после похорон, после бессонных ночей, после сотен выкуренных сигарет лед в ее груди треснул, и непрошеные, ненужные, невозможные чувства разлились зимним половодьем. Сильнее всего был страх — легкое беспокойство, превратившееся в изматывающую тревогу, а затем в самый настоящий смертельный ужас. Саурон, разумеется, должен был наказать Призрака за случившееся, пусть его там и не было. Никто не знал, скольких потеряла банда после случившейся перестрелки, но потери точно были. К тому же Теоден и его подчиненные полагали, что обострение отношений в планы Саурона пока не входило. Информаторы из вастаков говорили о какой-то таинственной большой сделке, о новом партнере, после заключения союза с которым все должно было перемениться. Деталей, разумеется, никто не знал, но наблюдения косвенно подтверждали, что Саурон что-то готовит, а значит, проблемы с полицией сейчас ему вряд ли нужны. Теоден рвал и метал, грозя, что не даст Саурону ни минуты покоя, даже если для этого придется положить весь личный состав, Арагорн молча прижимал ладонь к вспотевшему лбу, а Фарамир раз за разом повторял, что нужно ждать вестей от Саурона и только тогда начинать активные действия. Вестей они дождались — холодным октябрьским утром Эовин, спящая за своим рабочим столом в участке, расслышала сквозь забытье взволнованные восклицания и, кое-как разлепив веки, обнаружила, что все сгрудились у настенной карты местности, на которой Теоден рисовал какую-то схему. Подобравшись ближе, Эовин вслушалась и не смогла сдержать охватившей ее дрожи: Саурон прислал кого-то из назгулов для переговоров. Встреча должна была состояться в окрестностях Дунхарроу. Теоден решил во что бы то ни стало взять парламентера живьем, чтобы допросить его о планах хозяина, и теперь наскоро набрасывал план операции, который Арагорн, Фарамир и Эомер критиковали хором по каждому пункту. Это было чистой воды безумие, которое начисто лишало их возможности хоть что-то изменить или обойтись малой кровью. После нескольких часов ожесточенных споров Теоден ударил кулаком по столу, расколотив ноутбук, и отдал приказ выступать. Эовин зашагала следом за братом, однако ее тут же остановили. Нет боевого опыта, нечего там делать, следи за порядком в участке и в городе и прочая чепуха, которая должна была быть отечески-заботливой, но совсем таковой не казалась. Тогда Эовин поняла, что Теоден ей не доверяет, хотя изо всех сил старается убедить ее в обратном. Им каким-то чудом удалось воплотить план, потеряв ранеными всего лишь пятерых: в конце концов, Теоден всегда был хорош в своем деле и умело подбирал людей в команду. Ему на руку сыграло и то, что Девятка в этот раз почему-то изменила своей излюбленной манере ведения боя и вместо многочисленных, но коротких и острых атак, приносивших много потерь, организовала нечто вроде шквала, который Теоден быстро заставил захлебнуться, выбросив вперед подкрепление, припрятанное в резавших равнину балках. Возглавлявший колонну джип с несколькими пассажирами Арагорн перехватил по пути к горам: двое бандитов погибли на месте, а третьего привезли в участок, превратившийся в неприступную крепость. Эовин, которая едва держалась на ногах от волнения, прошмыгнула вслед за дядей в комнату для допросов и через стекло рассматривала пленника несколько минут: никак не могла убедить себя, что это не ее Призрак, а кто-то другой, чужой. — Да выдохни ты, видишь же, это не Ангмарец, — раздался вдруг у нее за спиной непривычно жесткий, холодный голос Эомера. — Его зовут Холлдор, по нашим сведениям он отвечал в банде за финансы и снабжение, но, видимо, Саурон решил его повысить. Или наоборот… Эовин обернулась, едва не ударившись плечом о грудь брата, который стоял к ней слишком близко — будто собирался прижать ее к стене, чтобы не убежала. — С чего ты взял, что я ожидала увидеть именно Ангмарца? — А кого еще, учитывая, что в прошлые разы приезжал именно он? — спросил Эомер с презрительной усмешкой, исказившей его простое открытое лицо почти до неузнаваемости. Эовин двинулась было, чтобы уйти, но он ей не позволил: преградил путь, выставив вперед сжатую в кулак руку. — Стой, стой. Может, что-нибудь станет известно. Что-нибудь интересное… Ты ведь так и не выкинула его из головы. Ни за что не поверю, что выкинула. Кто знает, почему этот мудак Саурон не прислал его, как обычно, а подсунул нам своего казначея? Как думаешь, а? — Не знаю, иди к аналитикам, пусть подкинут парочку рабочих версий, — сквозь зубы проговорила Эовин. — И знаешь, я не понимаю, почему ты так говоришь со мной, и зачем дядя вообще тебе разболтал все это. — Разболтал? Это не твои девчачьи секретики про поцелуи на заднем сидении или припрятанную среди трусов пачку сигарет, Эовин. Это сраное предательство, и мне тошно на тебя смотреть, потому что, как бы ты ни старалась делать вид, что все хорошо, я-то вижу, что это не так. Они тебя не знают, а я знаю. — И что ты такое разглядел? Давай, поведай, — бросила Эовин зло. Эомер наклонился к ней, почти касаясь губами ее лба. В ярких синих глазах полыхало бешенство. — Я знаю, что ты жалеешь о том, что разбила проклятый телефон, и что все это вылезло наружу. Не случись этого дерьма, ты бы так и продолжала врать нам, служила бы здесь, в участке, бок о бок со мной, и спала бы с ним, и разбалтывала ему наши планы. Кто знает, сколько всего он узнал от тебя, а, Эовин? — Лучше заткнись, — сорвалось у нее сквозь сжатые до спазма в мышцах зубы. Он покачал головой, не отводя глаз от ее лица. — Каждый день я смотрю на тебя и не могу перестать думать о том, как он тебя трахал, Эовин. Имел мою маленькую сестру, которой я таскал букеты полевых цветов и вырезал игрушки из деревяшек. Ты вся в дерьме от макушки до пят со своими честными глазами и печальным личиком, и теперь это уже не исправишь и не смоешь. Он же вдвое старше тебя, можно сказать, в отцы годится. Его старшему сыну столько же, сколько и тебе. Арагорн показал мне фото, он похож на папашу, почти копия. Может, тебя познакомить, а? Сама подумай, если Ангмарца уже закопали где-нибудь в горах за то, что его холуи нарушили договор и начали палить… Эовин оттолкнула его, заехав кулаком в живот, и метнулась молнией прочь. Эомер прокричал ей вслед сквозь кашель: — Говорят, особо отличившихся он скармливает волкам. Живьем, слышишь? От Холлдора Теоден почти ничего не узнал: только то, что Саурон требует компенсации за своих раненых и убитых бойцов и за нарушение соглашения, и если не получит желаемого, то городки и фермы, прилегающие к горам, будут взяты в осаду или станут частью территории банды. Департамент должен был снять посты, контролирующие горные дороги к югу от Энтавы, чтобы восстановились перерезанные когда-то потоки нелегальных поставок, и как можно скорее. Больше никакой информации от пленного не добились, хотя взялись за него так рьяно, что после трех дней в допросной его пришлось отправить на носилках в больницу, которую теперь охраняли несколько подразделений. Саурон вскоре прислал послание, в котором грозил крупными неприятностями, если не получит подчиненного назад в целости и сохранности. Теоден, разумеется, отказался выпускать добычу. В ту же ночь случилось нападение на один из постов к северу от Эдораса, и на этот раз Эовин пришлось ехать на место происшествия: рук категорически не хватало, несмотря на постоянно прибывавшие подкрепления. С той ночи она попадала в стычки и переделки постоянно, и ей было страшно — несмотря ни на что. Она забывала о неотступном, дергающем, как инфицированная рана, чувстве опасности в пылу перестрелки или погони, но оно возвращалось снова и снова, стоило ей оказаться в относительной безопасности на улицах Эдораса или в доме, который она не покинула, несмотря на молчаливое недовольство Эомера. После ссоры в участке они больше не обменялись ни единым словом, хотя Теоден несколько раз пытался их помирить, и даже во время совместных дежурств делали вид, что не замечают друг друга. Эовин отчаянно тосковала. Страх за Призрака и дурные предчувствия, которые она не могла ни подтвердить, ни опровергнуть, смешался с всеобъемлющим ощущением утраты. Ей не просто не хватало его — она мучилась, отравленная пустотой, и сходила с ума от невозможности снова ощутить его рядом. Она ела, не чувствуя вкуса пищи, спала, не видя снов, смотрела, не осознавая, на что именно смотрит, а внутри нее медленно, но верно расползался глубокий ожог, уничтожавший нервные окончания. Эта потеря слилась для нее с предыдущими. Эовин не могла сказать, о ком она горюет сильнее — об отце, о матери или о любовнике, и это добавляло к тягучей постоянной боли горький привкус предательства. Эомер был прав на ее счет — и даже не подозревал, насколько. На третью неделю войны в солнечный октябрьский полдень Теоден собрал всех по тревоге: банда напала на поселок неподалеку от Дунхарроу, и жители, не успевшие запрыгнуть в машины и рвануть вверх по шоссе, оказались в заложниках. В суматохе Эовин не успела толком обдумать, куда и зачем они едут и что могут там увидеть, а когда отряд, в состав которого ее включили, прибыл на место, времени на размышления уже не осталось. Огонь, почти неразличимый в жизнерадостном небесном свете, сползал с краев обгорелых крыш, по ветру тянуло вкусным древесным дымом, к которому примешивалась едкая вонь горючего. Сержант, сидевший слева от Эовин, выругался матом и схватился за пистолет — она вдруг вспомнила, что в одном из этих домов жил кто-то из его родственников. Кузен, кажется, или дядя… А дальше мир полыхнул стекольными осколками и грохотом выстрелов, утягивая Эовин в режущую круговерть из отрывистых команд, прерванных тяжелых дыханием, и десятков-сотен коротких перебежек и острых углов. Она падала наземь, ползла, приподнималась, чтобы тут же свалиться ничком снова, а потом выстрелить — наугад, почти вслепую. Назад, вниз, вперед, между домов, среди треска огня и едкого дыма, натыкаясь на стекло и доски, на какие-то рваные тряпки, на обломки выброшенной из окон мебели — едва дыша от зашкалившего адреналина и молясь о том, чтобы выбраться живой и, может быть, даже невредимой. Слева Эовин услышала движение, потом в наушнике раздалась короткая команда. Эовин пробежала несколько метров и выскочила в переулок, надеясь увидеть своих. Однако ее ждало совсем другое. Черная тень, которая показалась ей неестественно высокой, скользнула к ней вдоль стены и замерла напротив. В вытянутой вперед и слегка согнутой руке сверкнул пистолет. Эовин не растерялась — нет. Она делала все инстинктивно, будто по наитию. Отскочила назад, резким движением выбросила руку, крепче сжимая рукоять своего пистолета, вдохнула — и остановилась. За черной маской с матовым стеклом ей было не разглядеть лица того, кто направлял на нее оружие, и она не могла заставить себя довершить последнее, единственно правильное и необходимое движение. Мужчина напротив нее тоже не стрелял, стоял неподвижно, не отводя направленного ей в грудь дула. Эовин подумала, что надо заговорить, спросить, да просто назвать имя, но не успела. Из-за угла вместе с облаком густого черного дыма выскочил Эомер, всадил в бандита три пули, проследил за тем, как тело грузно осело на окровавленную землю, а потом обернулся к Эовин и с размаху ударил ее по лицу.***
Теоден подцепил ее под локоть и дернул, давая понять, что не собирается с ней церемониться. Эовин на негнущихся ногах зашагала за ним, старательно избегая царапающих ее лицо взглядов: то сочувственных, то растерянных, то обеспокоенных. Она ждала презрения и осуждения, но не находила, и это ее удивляло. Может, Эомер ее пожалел? Теоден остановился у одной из уцелевших патрульных машин, отослал сидевшего в ней полицейского и усадил Эовин на пассажирское сидение. — Замерзла? Ничего, сейчас вернется Грам и отвезет тебя домой. Обязательно прими горячий душ и поешь, поняла? — Что с заложниками? — пробормотала Эовин, едва шевеля онемевшими губами. — Все целы, — сказал Теоден с гордостью. — Мы успели вовремя, кто знает, что взбрело бы в голову этим свиньям. Пять человек согнали в ангар с техникой, еще трое — женщины и подросток — были тут, под деревьями, связанные. Мы хорошо справились, это правда. У докторов, конечно, прибавится работы, но Арвен обещала помочь, и… Эовин вопросительно посмотрела на него, машинально отметив, каким измотанным он выглядит. Теоден вздохнул, покачал головой и продолжал: — Я рад, что ты не пострадала, Эовин. Наверное. А теперь, пока мы можем обойтись без лишних свидетелей, сдай мне значок и пистолет. Эомер рассказал мне, и… В общем, тебе лучше убраться в Гондор по-хорошему.