Тот самый день

      Дорога петляла среди лесистых холмов вдоль устья небольшой, но быстрой реки. Черная вода маслянисто поблескивала в лучах заходящего солнца, глодая нависавшие с берегов сугробы. Эовин недовольно щурилась — глаза у нее болели от снежной белизны, от назойливых отблесков, а больше всего от бесконечного недосыпания, но ни с тем, ни с другим, ни с третьим она ничего не могла поделать. Солнцезащитные очки остались лежать в верхнем ящике прикроватной тумбочки вместе с разнокалиберными, но одинаково бесполезными снотворными, а снег… Балроги бы побрали этот снег, а лучше всего сам Глаурунг, не к ночи будь помянут. Фарамир, которого наступавшая весна сделала неумеренно оптимистичным и шумно жизнерадостностным, постоянно болтал о том, что скоро дороги размоет, отовсюду потекут ручьи, а следом за ними оползни, но это все ерунда по сравнению с чистой голубизной апрельского итилиэнского неба.       Эовин оптимизма не разделяла — чем сильнее оседали заносы на больничном дворе, тем тоскливее ей становилось, хотя она думала, что на свете нет ничего омерзительнее затяжных холодов. Фарамир старался развлечь ее, как мог, и она делала вид, что ему это удается, если у нее оставались силы на притворство. Никаких вестей — ничего, пустота, голяк, вакуум, медленно, но верно съедающий ее нервы. Фарамир, каждый день получавший новые донесения из Рохана и Гондора, неизменно качал головой в ответ на молчаливые вопросы, и Эовин иногда начинало казаться, что она все выдумала. Не было у нее никакого романа, никто не донимал ее бесконечными ночными переписками, не целовал ее в макушку, прощаясь, и не смотрел на нее так, как будто один локон ее волос стоил дороже всего гондорского золотого запаса. Воспоминания терялись, будто высосанные из ее головы надоедливым ветром, картины, которые она изо всех сил старалась запомнить, сыпались цветными обрезками и сворачивались серыми каплями, и только слова она помнила четко — пока еще помнила.       Эовин издалека заметила человека, отчаянно голосовавшего на обочине. Яркая куртка, фонарик в руке и, кажется, рюкзак, поставленный у ног — не иначе, очередной гондорский турист, не умеющий пользоваться компасом, решил отправиться на покорение итилиэнских скал в гордом одиночестве. Эовин тяжело вздохнула и, скосив глаза, взглянула на дисплей мобильника. Сеть здесь не ловит — дурачок не сможет вызвать помощь, до ближайшего хутора километров десять, а ночи еще очень и очень холодные. Брать попутчика отчаянно, до мурашек по спине не хотелось, и Эовин даже удивилась собственной реакции на обыкновенную, в общем-то, ситуацию: за долгие месяцы их с Фарамиром постоянных поездок по округе они спасли десятка три таких вот любителей звездных небес, чистого воздуха и приключений на свою задницу. Человек выбежал на дорогу и замахал обеими руками — красная шапка со смешным помпоном сползла набок, обнажив взлохмаченные черные волосы. «Вастак, что ли? Откуда его сюда принесло?» — подумала Эовин, обреченно вздохнула и все-таки остановилась, проехав мимо туриста-неудачника пару метров. Он сейчас же схватил свой рюкзак и побежал к машине, оскальзываясь на подмерзшей дороге.       — Заплутали? — спросила Эовин, когда турист открыл дверь. Тот виновато улыбнулся — белые зубы странно выделялись на фоне смуглой кожи — и сверкнул шальными черными глазами.       — Вы даже не представляете, насколько. Должен был выйти со стороны подъемника, но сошел с треклятой тропинки и даже не представляю, где именно. Подбросьте до города, прошу всеми богами, и я навеки ваш должник.       Эовин неопределенно хмыкнула и убрала с соседнего сидения пакет с запчастями для в очередной раз сломавшегося компьютера, за которыми ей пришлось ехать на самую границу с Гондором вместо Фарамира — он застрял где-то на дальнем выезде, а запчасти ему были нужны именно сегодня, а еще лучше вчера до обеда. Турист радостно запрыгнул на сидение, пристроив свой рюкзак у ног.       — Вы не представляете, как вы меня выручили. Я почти час тут проторчал, и еще сколько времени прошатался по скалам.       — Так вы, значит, любите пешие прогулки? — поинтересовалась Эовин, убавив громкость радиоприемника. Ей не хотелось вести светские беседы, но турист явно был настроен на болтовню, и к тому же она против воли чувствовала к нему нечто вроде интереса. В конце концов, это ее первый лично спасенный бедолага — почему бы и нет.       — О, нет-нет-нет, — возразил турист со смехом, отмахнувшись рукой, на которой красовалось несколько золотых колец. — Это мой первый и последний раз. Я вообще-то врач, приезжал в Гондор на очередную конференцию по поводу современных методов и принципов терапии зависимостей. Я много лет веду изыскания в этой области, так что был рад получить приглашение от госпожи Арвен. Наши подходы разнятся по многим пунктам, конечно, но авторитет ее команды в нашей области непререкаем, хоть я и не всегда согласен с их мнением. Например, вы слышали о новомодных новшествах в сфере психотерапевтической коррекции? — спросил он и тут же со смехом оборвал сам себя. — Конечно, нет. Простите меня, я иногда бываю слишком…       — Любопытная тема, — поспешила ответить Эовин. Ей не хотелось огорчать милого чудака-ученого отсутствием энтузиазма, тем более что благородная профессия и знакомство с Арвен сразу же заставили ее почувствовать нечто вроде если не доверия, то расположения к новому знакомцу. — Так значит, ваша поездка в Гондор оказалась плодотворной?       — О, я даже не могу передать, насколько, — снова оживился тот. — Я раздобыл, например, один из разработанных центром госпожи Арвен препаратов для купирования сомато-вегетативных расстройств и алгического синдрома при… Простите, в общем, это новейший и очень эффективный препарат, который должен помочь одному моему трудному пациенту и по совместительству другу.       — Вы очень преданы своему делу, верно? — сказала Эовин, ощутив острый и болезненный укол зависти, к которому примешалось привычное уже чувство вины. Не случись с ней всего этого, она пила бы сейчас с ребятами кофе в участке, заедая его неизменным яблочным пирогом, убеждала бы встревоженного Теодена, что ничуть не устала, и…       — Да, и иногда меня заносит, — усмехнулся доктор и тут же посерьезнел. — Вы знаете, я много лет жил в Умбаре, а там эта проблема стоит очень остро. Нужно отдать должное Арагорну, Фарамиру и, конечно, Теодену — их усилия по предотвращению поставок наркотиков достойны всякого уважения.       Боль в груди Эовин вспыхнула с новой силой и разлилась по легким, не давая как следует вдохнуть.       — Так вы южанин?       — Харадрим, верно. Захотелось, понимаете, экзотики, — сказал он с очередным экспрессивным жестом.       Эовин невольно усмехнулась — слишком он отличался от привычных ей сдержанных роханцев и итилиэнцев.       — Да уж, экзотики тут хоть отбавляй. Я из Рохана, и пусть мы соседи, мне все равно было нелегко привыкнуть к итилиэнской погоде. Представляете, я с самого переезда ни разу не смогла нормально выспаться — этот постоянный ветер меня просто убивает.       — О, прошу меня простить, но последствия инсомнии, можно сказать, налицо. То есть не поймите меня неправильно, вы прекрасно выглядите, как и подобает юной госпоже, но… — зачастил он, глядя на Эовин с таким неподдельным испугом, что та, не сдержавшись, расхохоталась в голос.       — Да ладно вам, доктор. Я прекрасно понимаю, о чем вы. Не пугайтесь так, я вас не высажу на обочину за честность. Может, пропишете и мне какой-нибудь новейший препарат?       — Для этого мне нужно узнать о вашей проблеме поподробнее и, еще лучше, сделать некоторые анализы, но… Кстати, мы ведь так и не познакомились, — спохватился он.       — В самом деле. Я Эовин, доктор, — сказала она с улыбкой.       — Приятно познакомиться, Эовин, — ответил он. — Я Кхамул.       Эовин задохнулась вежливым «взаимно» и оторопело уставилась на мгновенно посерьезневшего собеседника. Тот жестом указал на дорогу, сунул руку в карман куртки, вынул беретту и ткнул Эовин в бок. Она вцепилась в руль вспотевшими руками и сбавила скорость. Собственное дыхание казалось ей оглушительно громким в наполнившей салон тишине.       — Давай здесь свернем направо, потом пятьсот метров до следующего поворота и налево. Осторожнее, дорога подмерзла, — сказал он уже совершенно другим, холодно-спокойным голосом, уверенно-угрожающие интонации которого Эовин были слишком хорошо знакомы.       — Что будет, если я этого не сделаю? — пробормотала она, прочистив пересохшее горло.       — Будет очень больно и обидно, — ответил Кхамул. — Тебе, судя по тому, что я наблюдаю, не нужно объяснять, кто я такой?       — Зачем я вам? — спросила Эовин еще тише. Она лихорадочно перебирала имевшиеся у нее варианты, но, как назло, не могла выбрать ни одного подходящего. Мысли о том, что нужно добраться до телефона и подать сигнал Фарамиру, путались с сухими формулировками из досье. Правая рука Ангмарца, отвечает за работу с информацией, военный врач, специалист по пыткам…       — Сворачивай, куда сказал. Все вопросы потом, — отрезал Кхамул. — Одно могу сказать точно: с моей стороны тебе ничего не угрожает, если, конечно, не будешь создавать мне проблем. В противном случае я не могу тебе ничего гарантировать. Давай, вот поворот.       Эовин вдавила в пол педаль тормоза, и машина, дернувшись, встала. Кхамул уставился на нее, глядя прямо в глаза. Она смотрела в его лицо, казавшееся ей еще недавно таким открытым и симпатичным, и не могла поверить, что купилась на простейшую уловку. Она ведь поверила ему — каждому его слову, каждой тени эмоций, отражавшихся в его глазах. Теперь маска рассыпалась, и те же черты виделись ей совсем другими — каменное изваяние на старой могиле. Что-то ведь сразу было не так, она знала, она ведь не хотела останавливаться, не хотела начинать разговор, но…       Ты же сама знаешь, что они обаятельны. Что знают, на какие кнопки давить, что просчитывают слабости на раз-два…       Эовин заплакала, сперва тихо, потом все громче и громче, и отчаянно заколотила кулаками по рулю.       — У тебя пять минут, чтобы успокоиться. Потом я поведу сам, а ты поедешь в багажнике. Разумеется, в связанном виде, — предупредил Кхамул, поднял рюкзак и продемонстрировал Эовин содержимое. Оглядев несколько мотков веревки и упаковку кабельной стяжки, она смолкла, давясь рыданиями. Слезы градом катились по ее лицу вместе с лившимся со лба и висков потом, и растрепавшиеся волосы липли к коже.       — Давай так, — продолжал Кхамул, убедившись, что она вняла его предупреждению. — Ни тебе, ни мне лишние проблемы не нужны, верно? Сейчас ты отдышишься — вдох поглубже, выдох подлиннее, на четыре счета. Давай, раз, два, три… Смотри на меня, там ничего интересного нет. Сама же понимаешь, убежать тебе не удастся, справиться со мной — тоже. Почему, кстати, ты не носишь с собой пистолет? Табельное ты сдала, но твой-то должен был остаться у тебя.       — Откуда тебе знать, что его у меня нет? — с усилием выговорила Эовин. Кхамул сощурил глаза и обвел ее лицо странно заинтересованным взглядом.       — Оттуда, что ты бы сразу за него схватилась, будь он у тебя. Хранишь его дома, верно? Я не стал наведываться к тебе в гости, счел, что это будет невежливо по отношению к моему другу.       Эовин замерла, уставившись на Кхамула. Каждый ее нерв, каждый сантиметр кожи вспыхнули электрическим жаром.       — Да, да, — сказал он с довольной усмешкой, сбавив голос почти до шепота, и убрал влажную прядь с ее лба. — Знаешь, это странно. Я такого не ожидал.       — О чем ты? — дернувшись от прикосновения, спросила Эовин.       — Ты обрадовалась.       — Что?       — Что слышала. Ты обрадовалась, когда я назвался. И сейчас тоже. Паники это не отменяет, конечно, но… Такое сочетание эмоций выглядит довольно интересным.       Эовин уставилась на него, как на умалишенного, а потом осознание больно ударило ее в грудь, толкнувшись под ребра пистолетным дулом. Она откинулась на спинку сиденья, задышала глубоко и часто, глядя на темнеющий лес за запотевшим окном. Кхамул убрал пистолет в карман, а следом туда же отправился мобильник Эовин.       — Знаешь, я ведь правда уже решил, что у тебя намечается что-то серьезное с Фарамиром, — сказал он вдруг. Эовин удивленно воззрилась на него, проглотив вопрос о том, какое ему дело до ее личной жизни, вместе с парой ругательств.       — Что ты на меня так смотришь? Совместные вечера, походы в кафе, поездки, попойки…       — Так вы не прекращали за мной следить?       — Нет, разумеется.       — Я… — Эовин запнулась, набираясь смелости, и продолжала: — Объясни мне, для чего я вам понадобилась. Не то чтобы я питала иллюзии на свой или на ваш счет, но я ведь ничего не знаю, работаю в больнице, и с дядей мы в ссоре, так что я вряд ли могу быть вам полезна.       — Никто пока не говорит о пользе или вреде, Эовин, — уклончиво сказал Кхамул.       — Тогда зачем?       — Для безоружной заложницы ты задаешь слишком много вопросов.       — Но я все еще здесь, а не в багажнике, верно? — осторожно вставила Эовин. Ответом ей была короткая усмешка. Пару минут они просидели в молчании, потом Кхамул заговорил снова:       — Ладно, хорошо. Я хотел отложить этот разговор на обратную дорогу, потому что он целесообразен только в том случае, если эта самая обратная дорога случится, но мне не хочется пугать тебя без лишней необходимости. Я, признаюсь, не ожидал, что ты окажешься такой… — он прикусил губу, подбирая слово, — такой нервной, в общем. Надеюсь, ты понимаешь, что наш разговор будет строго конфиденциален, и ты должна будешь молчать обо всем, кроме того, что я разрешу тебе рассказать твоим друзьям.       — Допустим, — кивнула Эовин. — Я готова тебя выслушать. Ты сказал, что обратная дорога может и не случиться. Это значит, меня могут убить или оставить в заложницах, так?       — Это значит, что мне неизвестно, как поведет себя наш общий друг и мой командир, и оба названных тобой варианта возможны. В числе прочих, конечно, но, тем не менее, я должен тебя предупредить.       Эовин сухо сглотнула и продолжала, тщетно пытаясь справиться с накатившей дрожью:       — Ты говоришь о Сауроне?       — Я говорю об Армине. Ты же так его называешь?       Эовин прижала пальцы к вискам — полоса елей слева от машины опрокинулась навзничь и поменялась местами с дорогой, а тишина рассыпалась тысячей шорохов и свистов.       — Проклятый ветер, — пробормотала Эовин сквозь пульсирующую в голове боль. — У меня от него мигрень или что-то вроде того.       — Никакого ветра нет, Эовин, — донесся до нее спокойный и холодный голос Кхамула. — Взгляни на деревья — все тихо. Открой глаза и посмотри.       Она протестующе замотала головой.       — Меня сейчас вывернет.       — Тебе кажется. Это просто нервы. Кстати, а как ты питаешься? Судя по тому, что я наблюдаю, у тебя дефицит массы, и немалый. В твоем состоянии это…       Эовин досадливо скривилась, борясь с дурнотой.       — Мы не обо мне говорим.       — Ладно. Хорошо. Я здесь по заданию Саурона, разумеется, но не в его интересах. У Армина крупные неприятности, и так как я исчерпал все остальные способы, пришлось привлечь к делу тебя. Учти, ситуация, как бы это сказать… Хреновая, в общем.       — Что с ним? Он ранен?       — Нет. Точнее, не совсем.       — Может, хватит уже говорить загадками? — разозлилась Эовин. Кхамул покачал головой.       — Если перестанешь меня перебивать, дело пойдет быстрее. Он жив и оклемался от физических последствий того, что с ним сотворил Саурон, но его психическое состояние продолжает внушать серьезные опасения. И еще… Ну, в общем, ты сама увидишь.       — Что я должна увидеть? Ты говорил о лекарстве для больного друга, — насторожилась Эовин. — Речь ведь о нем, да? Что с ним такое? Наркотики?       — Да. Именно. Мы несколько раз принимали меры, так сказать, но все повторяется снова и снова, и Саурон начал терять терпение, но, судя по всему, не готов пока вывести Армина из игры. Вот мне и приказали притащить тебя. Как последнее средство.       — Последнее средство? Что Саурон с ним сделал?       — Наказал, что же еще.       — Его ведь там не было. Он был со мной.       — Вот именно. Он был с тобой, а его подчиненные в это время попались на глаза вашим тупорылым патрульным, и теперь у нас проблемы, которые нам совсем не нужны. У Саурона крупные планы, и наметился союзник, с помощью которого он надеется раз и навсегда разделаться и с Теоденом, и с Арагорном, и с твоим приятелем Фарамиром.       Эовин снова уставилась на него широко раскрытыми глазами, забыв, как дышать.       — Сейчас я тебе кое-что включу, — продолжал Кхамул. — Прослушай запись, чтобы потом ко мне не было лишних вопросов. Ты ведь поверишь брату больше, чем мне, верно?       — Брату? — изумленно переспросила Эовин. Кхамул кивнул, извлек второй мобильник и щелкнул парой кнопок. Включилась запись. Эовин узнала голос Эомера.       Ты так и не отвечаешь ни мне, ни Теодену, но… Слушай, Эовин, сколько можно? Я все понимаю, мы понимаем, и я жалею, что наговорил тебе…       Кхамул нажал на перемотку, и запись пошла снова.       Дядя вернулся вчера из Изенгарда, довольный как не знаю кто, и с целым багажником новых пистолетов. Представляешь? С Саруманом мы точно его сделаем, мы всех их выловим и пересажаем наконец, и мама с папой будут…       — Саруман? — воскликнула Эовин. — Саруман Белый?       — Именно, — мрачно подтвердил Кхамул. — А теперь угадай-ка с трех раз, с кем сейчас Саурон отдыхает на одном из островов моря Рун, а заодно разрабатывает план долговременного и плодотворного сотрудничества.       — Нет, — выдохнула Эовин.       — Да. Они развяжут такую войну, какая вам и не снилась. В планах занять все основные водные и сухопутные пути и отрезать Гондор и Рохан друг от друга, а Итилиэн сделать чем-то вроде перевалочного пункта. Представляешь, сколько будет жертв среди гражданских? Саурон настроен крайне воинственно и не намерен брать пленных или кого-нибудь щадить. Впрочем, ты же должна знать, что было во время последней войны, когда погибли твои родители.       Эовин нервно забарабанила пальцами по рулю.       — Надо предупредить дядю и Арагорна с Фарамиром. Надо срочно что-то сделать, расставить патрули, оповестить все департаменты…       — Ты в курсе, какова численность армии Изенгарда? Саруман купил всех наемников, до которых смог добраться, и перебросил их в башню прямо у вас под носом. И ни у кого не возникло вопросов. Доблестная полиция вместе с такой же доблестной разведкой.       — Никто не мог предположить, что он стакнется с Сауроном. Но… Какие у нас доказательства? Даже если то, о чем ты говоришь, правда, мне ни за что не поверят на слово. Я… — она запнулась и дрогнувшим голосом договорила: — Во время последней крупной стычки я не смогла выстрелить в одного из ваших. Испугалась, что это Армин. Потом уже до меня дошло, что он бы дал мне знать, кто он, и что ростом тот был вроде бы ниже, но тогда я просто зависла. А Теоден забрал у меня значок.       — Этого я не знал, — ответил Кхамул. — Он всем сказал, что ты перешла под командование Фарамира из-за каких-то там договоренностей, вот мы и решили, что ты… Ну, в общем, сбросила нашего командира со счетов.       — И он тоже так думает? — ужаснулась Эовин.       — Не знаю. Он со мной об этом не разговаривает, даже когда употребит.       — Но с чего Саурон решил отправить меня к нему? Он никак не выходил со мной на связь все это время, и я даже не знала, жив он или нет.       Кхамул усмехнулся.       — Сколько обиды. Он вообще-то пытался тебе звонить, пока еще мог, но номер был недоступен. Видимо, с телефоном что-то случилось, да, Эовин?       — Пока еще мог — что ты имеешь в виду? — спросила она с нажимом, проигнорировав очевидный упрек. Кхамул отвернулся, прикусив нижнюю губу, и замолчал снова. Эовин нетерпеливо окликнула его несколько раз, но он не обращал на нее ни малейшего внимания, погруженный в свои мысли. Когда она уже готова была встряхнуть его за плечи, как заевший приемник, он снова заговорил, торопливо и зло.       — Армин, как ты его зовешь, был моим командиром еще в мордорской армии. Мы там и познакомились — я завербовался, чтобы уехать из Харада, потому что у меня были крупные проблемы. Мы сперва не выносили друг друга, а потом попали однажды в засаду, и из всего отряда выжили он, я и еще пара парней, которые тоже сейчас с нами. Мы вылезли только благодаря ему, потому что он был единственным из нас, кто не навалил в штаны, когда засвистели пули. Неделю прятались по горам, сваливая от гондорцев, жрали летучих мышей и сухую траву, но в итоге доползли до своих. Армин вырос в горах, он там как рыба в воде. Ну, а потом мы вместе демобилизовались и начали делать дела. Папаша Армина был конченым ушлепком, требовал, чтоб тот нашел деньги и связи, чтобы пошел на службу, к кому надо, и восстановил имущество семьи, которое растаяло из-за дурости и из-за бесконечных мелких стычек с соседями. Ты же знаешь, что стало с Ангмаром, верно? Только это было сто лет назад, и все давно про это забыли, а тут ему, видите ли, взбрело в голову заявить о своих правах. В Гондоре старого мудака объявили в розыск, потом поймали и закрыли до конца его дней, потому что он ни балрога не умел и даже не старался научиться. В общем, Армину пришлось срочно искать деньги, чтобы выкупить свою мать, которую хотели засадить следом за папашей, и тут объявился Саурон, который заново собирал сторонников после того, как в очередной раз выбрался из подполья. Мы с Армином уже тогда понимали, что к чему, и даже делали что-то свое, но у Саурона было выгодное предложение. Мы несколько лет болтались на побережье, Саурон начал игорный бизнес, и все вроде бы шло хорошо, но тут ему взбрело в голову, что надо обязательно вернуться сюда, наладить дела здесь, а заодно и поквитаться с обидчиками. Я не хотел, но Армин был в восторге от Саурона и сказал, что согласен идти с ним хоть на край света, а у меня выбора не было. В Хараде я был в розыске, в Гондоре тоже, так что… В общем, мы закрепились в горах и наладили поставки, и снова все бы было хорошо, если б не Саурон со своей жаждой мести и завоеваний. Мы оба — и я, и Армин, — понимаем, что Саруману ни хрена нельзя доверять, и он может или переметнуться, или обратиться против всех, но Саурон ничего не хочет слышать. Мы все поляжем в случае неудачи, и гражданских поубиваем столько, что трупами можно будет дороги мостить, а ради чего? Даже если им удастся захватить власть, еще есть Имладрис, еще есть Лориен, а воевать на пять фронтов сразу это как-то неразумно, согласна? У многих из наших семьи в Гондоре, и никому не хочется пристрелить брата или папашу, и потом… Я давно хочу завязать и снова обосноваться где-нибудь на островах, открыть пару-тройку казино и зажить себе спокойно.       — А Саурон не даст тебе выйти из дела, разумеется, — продолжила мысль Эовин.       — Конечно, нет, — кивнул Кхамул. — Да, мы все тут повязаны, и у нас руки по локоть в крови и всяких прочих непотребствах, но я вовсе не хочу сдохнуть где-нибудь у вас в Рохане, пытаясь отвоевать очередную ферму у Теодена. У меня в Гондоре жена, у нее двое сыновей — один уже служит, второй заканчивает академию. Мне не хочется, чтобы кто-то из них пострадал, сама понимаешь.       — Допустим. Но при чем тут все-таки я? И что Армин думает о твоих планах? Ты же сознательно идешь на предательство, говоря все это мне, если, конечно, это не очередная уловка.       — У тебя будут неопровержимые доказательства. Передашь их Теодену и Арагорну с Фарамиром, надеюсь, у них хватит мозгов воспользоваться информацией. По поводу предательства — ну, это громкие слова в духе Армина и того же Саурона, а я себя предателем не считаю. Я на войну сразу со всем Средиземьем не подписывался, когда шел на службу. Армин — он совсем другой, конечно, прямой, как пистолетный ствол, и в интригах не разбирается, а Саурон вертит им, как хочет. Ему игры нужны, развлечения, вот он и двигает нас, как шахматные фигурки. Тебя пока приказали не трогать, и твою семью тоже, поэтому вы еще живы. И еще… Перед тем, как погибли твои родители, Саурон вдруг заинтересовался сыновьями Армина. Потребовал, чтоб тот переправил и пацанов, и жену в горы. Армин, естественно, отказался, и Саурон заимел на него зуб, хотя сделал вид, что понял и простил. Когда Армин отослал семью в Гондор, то сознался, что у него была сделка с Теоденом. Я думал, Саурон тут же прострелит ему голову, но тот только покивал и сказал, ну и хорошо, пусть у парней будет детство и все такое, а там посмотрим. И в итоге тайком от Армина был отдан приказ убрать сестру Теодена. Саурон надеялся, что тот взбесится и избавится от семьи Армина, и у них начнется личная война, но не получилось. Вместо этого Армина замучила совесть, и он стал следить за тобой, а потом я не знаю, как уж у вас там вышло, да и не суть важно. Куда важнее то, что сейчас Саурон хочет вернуть Армина в строй, потому что без него у нас сильно выросли потери. Саурону пришлось сделать вид, что он согласен на ваши отношения и простил ту перестрелку. Понимаешь? Если все пойдет по его, Армин увидит тебя, оклемается и снова станет послушным, как овечка, а значит, те из нас, кто были недовольны тем, как Саурон с ним обошелся, тоже останутся на нужной стороне.       — А когда все утихнет, Саурон меня прикончит, так? — горько усмехнулась Эовин. Кхамул кивнул.       — Именно. Как только дело будет сделано, и Армин перестанет быть так нужен, ты погибнешь в какой-нибудь случайной заварухе, а дальше как фантазия Саурона ему подскажет.       — А ты, значит, хочешь воспользоваться нашими предполагаемыми отношениями, чтобы настроить Армина против Саурона и поднять бунт, так?       Кхамул снова ответил кивком.       — От Саурона пора избавляться, Эовин, пока он не избавился от всех нас и от половины населения Рохана, Гондора и твоего любимого Итилиэна. Но этого мало. Мы должны разобраться еще и с Саруманом. За мной никто не пойдет, да я этого и не хочу, а вот Армин, как второй человек в нашей организации, имеет все необходимые качества. Любят его, короче. Но ты должна мне помочь его вытащить. Я расскажу тебе все до конца, не смотри на меня так. Это как раз та часть истории, которую нужно оставить в секрете, по крайней мере, пока он сам не решит с тобой поделиться. Ты слышала про холмы Рудаура?       — Да, конечно, — ответила Эовин, снова ощутив укол тревоги. — Там же древние могильники, так?       — Именно. В этих могильниках мы оставляем незапланированные трупы, чтобы не добавлять вам работы. Нам с Холлдором, который тоже наш старый приятель и который сейчас сидит у вас под замком, приказали связать Армина, затолкать в один из саркофагов и оставить там, что мы и сделали.       — Что? — почти вскрикнула Эовин. По ее вспотевшей спине пробежала ледяная дрожь.       — Что слышала. Да, я это сделал. Мы заткнули ему рот, обмотали его парой простыней, скрутили и засунули в проклятый каменный ящик, прямо поверх костей, которые там догнивали. Крышку Саурон разрешил не закрывать, зато гробницу замуровали. Все думали, что это конец, но Саурон выждал время и отдал приказ ехать и доставать его обратно. Достать мы его достали, и физически он почти не пострадал, а вот его психическое состояние с тех пор внушает мне немалые опасения.       — Это что значит? — снова не выдержала Эовин. — Можешь ты говорить понятным языком?       — А что тут непонятного? У него развилось ПТСР, и клиника никак не купировалась, так что его стало опасно держать на базе. Он чуть что хватался за пистолет или за то, что под руку попалось. Это было и после того случая в армии, о котором я тебе говорил, но тогда прошло быстро и вроде бы без следа, а тут я уже все перепробовал, но эффект был нулевой. Саурон приказал перевезти его на одну из наших точек в лесу, и он вроде бы успокоился, но дальше стало только хуже, потому что он взялся за наркотики. Он понимает, что рано или поздно Саурон решит от него избавиться, и ничего не хочет больше делать. Я могу достать лекарства, я знаю, как их использовать, но мне нужно, чтобы у него появилась цель.       — И ты рассчитываешь, что, увидев меня, он вдруг снова станет нормальным и начнет делать то, что ты от него ждешь, чтобы спихнуть Саурона с трона. Самому не кажется, что это звучит как-то… По-дебильному? Что, если он не обрадуется мне, или вообще пристрелит меня сразу же, как увидит?       — Не кажется, — отрезал Кхамул. — Я знаю, как это звучит. Но это не только моя прихоть, а еще и приказ Саурона. Другие варианты мне нравятся куда меньше. Это в твоих интересах — если Саурон поймет, что использовать тебя не получится, кто знает, сколько ты протянешь. И потом, Армин уже сделал из-за тебя столько глупостей, что я начинаю верить в чудодейственную силу любви. Оружия при нем нет, не переживай. Я лично все конфисковал. А теперь, если ты закончила с вопросами, давай наконец поедем. Уже почти стемнело, а дорога долгая.       Эовин посидела неподвижно несколько минут и, сбросив охватившее ее оцепенение усталости, снова завела машину.