***
—Не бойся, не съем, — произносит пленник, усмехаясь. Но с чего Мэй бояться его? Преступник жадно пьет воду, прикрывая глаза. А в голову майко вдруг приходит стыдливая мысль, что он очень красивый мужчина
Мэй все чаще думает о нем. О том, что они прошли вместе. О его улыбке. Кадзу... Ей страшно признавать даже самой себе, что она совсем не прочь проводить время с ним. Она чувствует себя защищенной, когда рядом находится Кадзу. Мэй нестерпимо смущается его присутствия, кончики пальцев в волнении замерзают, когда их взгляды пересекаются. Мэй еще никогда не испытывала столько чувств одновременно. Это как взрыв, как салют, как невообразимо яркая, ядренная смесь красок. Сердце сладко сжимается, когда тонкие, красивые губы Кадзу произносят ее имя. Голос слегка дрожит при обращении к этому мужчине. Мэй не считает себя слабой сопливой девчонкой. Вернее, не считала. Потому что рядом с этим ниндзя она и есть та самая сопливая девчонка. Поправляя волосы, перебирая пальцами, задающая вопросы усталому Кадзу. Он улыбается — она тоже. С ним так легко, черт. Разговор развязывается сам собой! Он может затронуть любую тему, Мэй уже интересно. Его рассказы, легенды, сказки клана синоби...— Если ты забралась сюда не ради того, чтобы только долбануть его по башке, то хватит тянуть! — насмешливым тоном встревает Кадзу, в ожидании прильнув к решетке и обхватив тонкими пальцами железные прутья. — Поторопись.
Кадзу, он прекрасный рассказчик. Мэй так забавило, когда мужчина пытался придумать хорошую концовку к какой-либо сказке его клана. Ужасно жестокие истории-сказы синоби явно не рекомендовались для слушания на ночь. Когда вечером, у окна Кадзу выбирал одну легенду, конец которой всегда заканчивался смертями, они с Мэй вместе придумывали хорошее заключение. Когда Кадзу принимал задумчивый вид... О, Мэй бы все отдала, лишь бы получить возможность подольше и открыто полюбоваться мужчиной! Чуть нахмуренные чёрные брови, сжатые губы, прищур красивых томных глаз. Мэй не могла сдерживать улыбку при виде такого Кадзу. Именно задумчивый ниндзя выглядел...проще. Реальнее. Он становился естественным, человечным, а не неуловимым призраком с мечом на поясе. — Не знаю, что и придумать! — в конце концов сдается Кадзу и улыбается. Искренне, а улыбка адресованна только Мэй. И от этого за спиной будто появляются два крыла... И так каждый день. Вернее, ночь. За несколько минут до полуночи ниндзя тайком пробирался в комнату к Мэй, интересуясь всем, что произошло с ней за прожитый день. С Кадзу можно было говорить на любую тему — о магии, о самураях, об оружии...— Да, — сокрушенно протянул сообщник, потирая затекшие запястья. — Не только у меня выдались насыщенные выходные, как я погляжу... Мэй чуть морщится от холода, маленькая снежинка падает девушке на нос, что заставляет ее подавить чих. Кадзу лишь ухмыляется
Чушь. Мэй чувствует к этому хладному убийце что-то большее, чем просто тягу. Его лицо, тело, волосы, голос... Да, это соблазняет, определенно. Но еще больше манит его взгляд на мир, его мудрости жизни, некая философия, его восприятие. Каждый раз, смотря на него, Мэй ощущает себя жалкой. Да, они многое пережили. Да, им приятно проводить время вместе. Да, черт возьми!.. Но с новой встречей неприятные мысли съедают кицунэ полностью. Она уже не может спать, думая о том, как Кадзу и Азуми проводят время вместе... Мэй знает, что они давно знакомы, с самого детства, и... Этому есть простое объяснение. Ревность. Жгучая женская ревность встает комом в горле, ломает резким движением позвоночник, связывает руки за спиной и вырывает те самые крылья счастья. Азуми — симпатичная и остроумная, молодая женщина из клана синоби. Понимающая, идеальная. Самый подходящий вариант для того, чтобы привлечь внимание Кадзу. Что до Мэй? Какие у нее достоинства? Превращение в лису? Умение утопать в неприятностях? Что может привлечь в ней Кадзу? Ничего. Поэтому она по-прежнему не видит огонька в его черных глазах, поэтому еще не привыкла скрывать боль за улыбкой. Это...необычные ощущения. Горькие на вкус, с металлическим оттенком крови. С солью, как горячие слезы. Мэй благодарна за этот возможный опыт, теперь она знает, что это за чувство – ревность.***
—Ты какие игры любишь? — неожиданно спрашивает Кадзу, вскидывая бровь. Мэй растерянно смотрит на мужчину, пытаясь понять его мотивы. Не менее удивленным взглядом окидывает стражу в отключке, как бы говоря: разве сейчас время выяснять такое? — Я прикидываю, как долго ты бежать сумеешь, Мэй, ничего личного
Привычка — мыслить нелогично, нестандартно, без какой-либо связи — еще одна причина уважать Кадзу. Он легко справляется с любыми из известных головоломок, буквально за считанные минуты. Такое умение свойственно, наверное, каждому жителю синоби, но Кадзу... — Знаешь ли ты, Мэй, разгадку своего имени? — вдруг произносит мужчина и вся реальность перестает существовать. Мэй, которой изрядно надоело смотреть на догорающие куски дерева, безразлично ответила: — Честно — не знаю... Две ночи. Уже вторую ночь подряд отношения с Кадзу становились все холоднее. Он приходил, садился рядом с Мэй. Наступало молчание. Долгое, нудное молчание. Спустя некоторое время ниндзя просто уходил. А Мэй... Мэй рыдала, только без слез. Она смотрела на звездное небо, спрашивала себя, что ее ждет дальше и...плакала. В душе. Тихо, всхлипывая и через несколько минут приходя в себя. За все время лишь одна одинокая слезинка медленно скатилась по ее бледному лицу, бесшумно падая на пол. А сейчас... Кадзу начал разговор первым. — А что значит твое имя? — таким же бесцветным тоном спрашивает девушка, переводя взгляд на него. Снова предательски алеют щеки. — Мудрость ветра* — переводит Кадзу. — Язык наших предков. Твоё имя тоже имеет значение, пушистая. Пушистая...— Тявк! — беспомощным, жалобным тоном отвечает кицунэ, глядя снизу вверх на улыбающегося Кадзу. —Не благодари, пушистая. Рано еще
— Да? — удивляется "неведьма". — И какое же? Надеюсь, не "лиса"? Кадзу усмехается, придвигается ближе. В темной радужке его глаз отражаются веселые искорки камина. — "Мэй" — как нежный, ранний цветок. "Мэй" — как изящная, хрупкая, красивая веточка сакуры. — говорит Кадзу, поглаживая лицо девушки тыльной стороной ладони. — "Мэй" — как заря, как утренняя красота природы. "Мэй" — это огонь и лед воедино, и сошлись они в тебе. Неожиданный порыв ветра врывается через открытое окно и портит прическу девушке. Красивый белый цветок-заколка (что символизирует неприкосновенность) падает на колени близсидящего Кадзу. Пара черных прядей выбивается из аккуратного пучка, закрывая лицо. Мэй порывисто вздыхает, когда мужчина берет один локон, нежным, лелейным движением заправляет его за ухо. При этом сосредоточенный взгляд изучает каждый миллиметр лица Мэй. Поддавшись некому порыву, она перехватывает ладонь Кадзу. Некогда расслабленный воин выглядит теперь обеспокоенным. —Мэй... — хрипло выдыхает он. И девушка окончательно потеряла над собой контроль. Его единственное, непонятное "Мэй" — и маска с напускным безразличием слетает, теряется среди желания прикоснуться к этому человеку... Губы Кадзу накрывают ее. Приятный ажиотаж, покусывания, улыбка сквозь этот сладкий поцелуй. Девушка запускает руку в его чёрные волосы, а он сажает ее к себе на колени. Дальше здравый смысл теряется в тумане. Ей уже плевать на свою гордость, Мэй готова. Готова... Кадзу, не открывая глаз, аккуратно снимает кимоно девушки, оголяя сначала одно плечо, затем другое. Ключицы Мэй тут же покрываются поцелуями. Девушка старается не отставать. Брать инициативу в свои руки ей не позволил Кадзу — он валит майко на подушки, перехватывает руки, бережно, но властно. Она сдается. Она сдалась уже давно. Синоби усмехается, от удовольствия закусывая губу, вновь целует Мэй. — Ты позволишь мне сделать это? — шепчет он на ухо. Разум, одурманенный нежными поцелуями Кадзу, его запахом, голосом, комплиментами... — Ты такая красивая...— к чему-то добавляет мужчина. Она теряет способность мыслить. Она теряет голову! Она... Она... Она сдается. Откидывая голову на подушку, Мэй слабо улыбается. — Да. Да, Кадзу. Я... Но слова оказываются лишними в такой ситуации. Мэй морщится, ей больно. Больно так, что она хватает ниндзя за плечо, сжимает его, а потом... — Чш-ш, я рядом. Сейчас все пройдёт. — мягкий, хриплый, бархатный голос Кадзу вдруг заставляет девушку открыть глаза. — Боль скоро пройдёт, цветочек. От его обращения Мэй вдруг перестает думать о боли. Она теперь принадлежит Кадзу. Боясь встретить его насмешку, вдруг понимает, что они только что совершили. В глазах защипало. Девушка зажмурилась, помотала головой из стороны в сторону. — Эй, цветочек, ты чего? Кадзу ложится рядом, явно удовлетворенный происходящим, целует Мэй в висок. Цветочек... — Это, кстати, уже не нужно. — Кадзу демонстративно кидает в огонь белый цветок-заколку, символизирующий чистоту Мэй. — Ты теперь моя, цветочек. Девушка опасливо открывает один глаз, потом второй. Она теперь его. Если бы Мэй услышала это от кого-то другого — страх бы овладел ей полностью. Ей было бы жутко неприятно, тошно от такой мысли. Но сейчас... Что-то изменилось. Она снова и снова заглядывает в две черные бездны, в прекрасные, пугающие глаза Кадзу, и понимает. Она хочет быть его. Теперь страх отступил. Рядом тот, кого можно не бояться. Мэй хочется смеяться. Громко и долго, потому что теперь она и Кадзу... К черту это все. Мэй прижимается к мужчине, тот отвечает ей теплой улыбкой. Плавные движения — его руки очерчивают изгибы спины девушки. Тихий вздох, стон — и их тела вновь сливаются воедино. Прямо, как огонь и лед. Мэй и Кадзу этой ночью возносились до небес, падали с огромной высоты в прохладную воду океана, задыхались от поцелуев. Мэй страшилась открыть глаза, чтобы не испортить удовольствие, а Кадзу и не было необходимости... Он чувствовал ее. Мэй водила пальцами по его спине, он поглаживал ее плечи... Негромкие, наполненные удовольствием стоны — девушка не боялась, что их услышат. Кадзу усмехался каждый раз, когда Мэй выгибалась и стонала. Эта ночь была самой лучшей. Эта ночь принадлежала им.***
...Мэй открывает глаза и тут же щурится, когда солнечные лучи пробиваются через занавесы и светят прямо в лицо. Она садится на постели, смотрит на свои руки... Человеческие, это хорошо. Значит, сегодня ночью Мэй не превращалась в кицунэ. Сегодня ночью. Что было сегодня ночью? К лицу приливает кровь, а сама девушка падает на подушку и нервно начинает вспоминать все, что вчера произошло... Невероятно... Шепот Кадзу, ее собственные стоны, сладкие поцелуи, догорающий в пламени камина белый маленький цветочек неприкосновенности — все складывается в одну картину. Мэй массирует виски. Первая, волнующая мысль — где Кадзу? Почему девушка проснулась в одиночестве? Может, для него это было...развлечением? Злость накатывает на Мэй, она откидывает в сторону шелковое покрывало, отметив, что совершенно нагая. Стараясь игнорировать ноющую боль в животе, девушка встает, покачиваясь, ищет свое кимоно. Одежда оказывается на полу, в углу комнаты, смятым, порванным местами комком. Мэй не знает, что делать. Разве мог Кадзу так поступить с ней? Наивная, влюбленная дура... Стук в дверь заставляет вздрогнуть девушку всем телом. Мэй торопливо надевает кимоно, подвязывает поясом и сиплым, сонным голосом разрешает войти. На пороге показывается силуэт служанки. Молодая темноволосая девушка проходит в комнату с опущенной вниз головой, несет поднос с завтраком. — Спасибо, — благодарит Мэй, и служанка, поклонившись, отходит к двери. Уже бывшая майко вздыхает, глядя на еду и...замечает странность. На подносе лежит маленькая записка, а рядом — веточка сакуры. Мэй вопросительно смотрит на служанку. — Просили передать, госпожа. — тихо отвечают ей. Все еще не понимая, девушка берет записку с подноса. Открывает.«Хорошее начало для нас, не правда ли, пушистая?»
Улыбка появляется сама собой, Мэй перечитывает маленькое письмо раз за разом. Появляется чувство, что теперь ей все под силу: девушка разберется с магией кицунэ, узнает, кто убил Сумико, оправдает свое имя. А Кадзу... Он просто будет рядом. Мэй чувствует себя счастливой, вдыхая аромат веточки сакуры.