Жук в дыму

Питер поприветствовал Жука как обычно: мрачно поплевывая в лицо то ли дождем, то ли снегом. Вот всегда так — если день с утра просто не задался, то к вечеру все точно пойдет по пизде. Сука, ну как так-то, ну какого ж хрена ему свезло остаться в этом гранитном болоте именно сейчас, а? Самое начало весны, слякоть, колотун. Ладно бы летом, хоть на Ладогу можно свалить да затусить там, хоть порыбачить да на солнце потупить. А щас чо? Погода — говно. Работы нет, жилья нет, бабла — кот наплакал, знакомые... Ну, был вроде кто-то. А жопа-то мерзнет, и кушать-то хочется. Если он срочно никуда не впишется, то совсем история говно. За невеселыми думами он вышел к странному рынку: мусор, хаотичная реклама, ларьки какие-то. И просто море сомнительного народа. Краем уха он слышал оглушительный мат из закрытого ларька с шаурмой. Что-то про умственно отсталый мох. Петя ухмыльнулся, но вмешиваться не стал — чем бы люди ни тешились, главное, чтобы по морде не били. Скудные познания в географии города подсказывали ему, что это один из двух больших развалов: либо Уделка, либо Апрашка. Уделка вроде как была в каких-то ебенях, а он — почти в центре. Значит, Апрашка. С плаката у ларька пырился чудовищно стремный чувак со странной бровью, предлагая «ЛУЧШУЮ ШАВЕРМУ». Жрать, конечно, хотелось дико, но вопли из жральни неслись такие, что Петя все-таки решил поискать удачи где-то еще. Толстая тетка, груженая авоськами, прошлепала мимо него, задев своими баулами. Жук картинно споткнулся, упал на какого-то мрачного здорового мужика, смолящего беломорину. Мужик его подпнул для скорости, и Жук, бормоча извинения, поторопился слиться подальше от него. Стремительно пробурившись через разношерстную толпу, он пристроился у мусорных баков и оценил свой улов. Кошелек был потертый, бабла — на пожрать разок хватит. Фотка девахи в ментовской форме на миг привлекла его внимание, но пропуск оказался занятнее. «Владимир Дымов. Капитан милиции. Участковый пункт милиции Центрального района города Санкт-Петербурга». — Вот так так! — пробормотал Петька. — Это же наш стремный куряга-мент. Мужика этого он заприметил еще несколько дней назад — в цирке шатер толком не натянули, как нарисовался: «Документы есть? Разрешение?» Злобный как пес, такой вцепится — трусами не отмашешься. Ксиву надо было скидывать без промедления, потому что, как только капитан Дымов обнаружит пропажу, весь этот район зашевелится, а лишняя шумиха тут никому не нужна. Жуков был довольно приметным парнем, а участковые обычно знают свою паству — да его сдадут тут же просто потому, что не местный. Жук вообще был на решения быстрый. Думал он обычно после того, как сделал, поэтому ментовский лопатник полетел в мусорку, пока не пропалили, а счастливый добытчик отправился с баблом за жратвой. Хотелось, конечно, шавухи, но и чебуреки у грузного хмарого дядьки в палатке неподалеку сойдут. Чтоб на месте преступления не светиться, нефиг туда ходить. Петька чуть не захлебнулся слюной, пока продавец складывал пяток чебуреков в пакет и насовывал туда салфетки. Вот он, долгожданный миг блаженства! Щас он зацепит у бабульки с тележкой чаю, и будет ему вечная нирвана с чебуреками. Еще б не морозило так с голодухи да во вшивой куртейке, но это дело поправимое. Главное — пожрать, а дальше и план придумается. Жук прижал к груди горячий, смачно пахнущий пакет и уже искал глазами бабку с чаем, как что-то резко оторвало его от земли и встряхнуло, а в ноздри полезла едкая вонь беломора. — Вот тебе, бабушка, и Рабиндранат Тагор, — не к месту вспомнил Жук и приготовился ко встрече с неизбежным. Петьку резко опустило на землю, еще резче развернуло. Башка аж закружилась от таких кульбитов — он жеж не гимнаст. Все стало хуже, когда он, проморгавшись от дыма, понял, что за грудки его держал тот самый дядька-мент со злобной рожей. И, судя по этой роже, ничего хорошего Жуку не светило. — Чебуреки не трожь!!! — в запале проорал он. Седой мужик чуть не подавился своей вонючей сигаретой от неожиданности, а Жук пнул его лихо куда попало — вышло в коленку — и дал стрекача. Бегать по незнакомому городу с чебуреками вообще-то так себе затея, так что когда Жук раскорячился в какой-то подворотне, чуть не выплевывая легкие от суматошного бега, он обнаружил, что пакет потек. Пузо украсило смачное пятно ароматного жира, да и шмон стоял такой, будто он сам — оживший человек-чебурек. Белый здоровый котяра возник из ниоткуда и настойчиво потерся об ноги, явно почуяв мясной аромат. — Тебя еще тут не хватало, котяра сраная. Петька постоял минуту в задумчивости, потом полез в пакет и кинул скотине самый помятый чебурек. — Жри, скотина. Да не давись ты, хватит на твою жопу волосатую. Живот заурчал так оглушительно, что во дворе-колодце вспорхнули голуби. Жук вздохнул, плюхнулся жопой на железный заборчик и наконец-то вгрызся в сочный бок чебурека. Во дворе появился помятый мужичок. В руке у него была железная миска, он отчаянно кыс-кысал и явно кого-то искал. Кот у ног Жука и ухом не вел, продолжая уминать чебурек, Петька с вялым интересом следил за мужиком, жуя мясо. — Чо, котище, смотри, чувак собрата твоего потерял. Ишь, как надрывается! А он уже, может, того, этого самого. В чебурек угодил. Кот покосился на Жука, не прекращая жрать. — Ты смотри сам не загреми, да? Жук потянулся погладить кота, но тут к ним подлетел тот самый мужик. Не мужик даже, парень, вряд ли старше самого Жука. — Ричи! Ричи! Вот ты где! А я тебя потерял! Как жеж я без тебя буду, кормилец ты наш! На последней фразе Жук вскинул бровь, но жевать не прекратил. Поц сгреб в охапку недовольно завывающего кота и, сияя, повернулся к Жуку: — Господин хороший, спасибо тебе, что спас Ричи! Так выручил! Чо хошь проси, за кота своего чо хошь дам! — Деньги есть? — поинтересовался Петька. — Ни хуя, — радостно сообщил чувак. — Пожрать? — Греча. С курой! — О! Зашибись! Я тебе кота спас, а ты меня за это накормишь! — По рукам, господин хороший! — Бля, вот ты смешной. Тебя как звать-то? — Мага! — Ну пошли, Мага, будешь мне гречей с курой отплачивать, — засмеялся Петька. — А меня Жуком зови. Мага чуваком оказался занятным, но не то, чтобы сильно умным. Работал дворником, за что был наделен маленьким и захламленным чуланом в том же дворе-колодце, где они встретились. Под гречу с водкой тот рассказал, что надрессировал кота лазить в форточки и выносить мелочевку, благо тот умный, что твои профессора. Правда, мозгов уйти куда подальше этим умельцам не хватило, так что соседи уже прямой наводкой шли к Маге, как что пропадало, да и кота грозились прибить. Мага извинялся, дергался, отдавал честно наворованное и врал, что кот — клептоман, а он тут ни при чем. А что он сам того до форточек повыше подсаживал, так это разве надо знать кому-то? Жук тоже своей историей поделился — не то, чтобы подробно все вывалил, но как ездил с цирком, да как выперли за распиздяйство, и как чуть с ментом не сцепился на Апрахе тоже. К середине второй бутылки они с Магой поняли, что блистательный ум Жука и способности Маги и Ричи — идеальная преступная комбинация. Вызвонили Кабака — мужик бывший акробат, теперь домушничал по-мелкому. На морду суровый, но ловкий чертяка. К концу третьей бутылки уже на троих решили, что станут королями преступного Питера, с чем и отвалились спать. Дымов пришел домой в препоганейшем настроении. Единственный выходной на неделе, ток с суток вернулся, башка квадратная, вот и провафлился. Пиздюк какой-то увел кошелек на Апрахе. Благо до получки неделя — денег, считай, ни хрена не было. Но сам факт. Да Ташкину фотку с выпускного жалко, хорошая, он ее из личного дела взял. Деваха, хоть и растыка жуткая, ему как дочка была. Пацан еще этот мутный с чебуреками своими, визгу-то поднял… Можно подумать, Дым его прям в Матросскую тишину запихнуть собрался. Так, шуганул бы. Видно же было — пропащий, тощий, на чебуреки пялился, как на дар божий. Тьфу! Такого даже и бить-то смысла нет. Накормить да подзатыльник дать, чтоб башкой подумал, что творит. Дымов затушил сигарету и тут же закурил следующую. Город за окном мрачно разливал дождь пополам со снегом. Патлатый шкет из головы не шел. Да и хрен с ним, и не с такими разбирались. У весны в Питере свой ритм. Она как бы пришла, но как бы и нет, так что даже к концу апреля можно было нарваться на холодину и снег в морду. Дымов недовольно пожевал потухшую папиросу. Снег в лицо радости не добавлял, а до адреса очередного вызова слякоть эту месить и месить было. Вот уж с месяц, как у него по району до хрена и больше жалоб на мелкие кражи. И концов никаких. Отпечатков нет, ничего тяжелого не выносят. В основном несут через окна, но вроде как с детьми-форточниками у него никто на районе не работает. Подумал бы, что кто залетный, да уж больно прицельно чистят. На адресе все та же картина: хозяйка рыдает, хозяин на сложных щщах рассказывает, что все заперто было, ток форточку на проветривание оставили. Ей-богу, как будто хомяки-домушники у него на участке завелись. Да и розыск не чешется особо. Улик ни хрена нет, свидетелей — хрен да ни хрена. Провозившись часа три с опросом потерпевших, Дымов выпал в сумрак вечера злой как черт, курить хотелось нестерпимо. Хозяйка в квартире не разрешила, а бегать на лестницу — только время тратить. Дымов со смаком затянулся, пуская клубы вонючего дыма от беломорины, огляделся. По ходу, у него один только вариант остался — надо идти самому все раскапывать. Начинать проще с самого дна, а значит — с Апрашки. В шесть там уже ловить нечего, а вот завтра с утра — самое оно. Он тяжело вздохнул и поплелся в сторону отделения. Война войной, а протоколы заполнять надо. Утро выдалось на удивление солнечным, особенно учитывая вчерашнюю говенную погоду. Нечто подсказывало Дымову, что день сегодня будет хорошим. Он вышел из парадной и с удовольствием прикурил новую папиросу. Ментовское чутье его еще не подводило. Точно что-то сегодня наклюнется. Жук проснулся злым как черт. Вроде и причин-то не было никаких. Все у них шло неплохо. Схемку отладили, чо-как-куда отточили. Не спалились вроде как нигде, чисто все. На рынке нашли, кому чо толкнуть можно. На пожрать и выпить норм так хватает. Но жопа чуяла: сегодня будут приключения. Надо было б Кабака отправить за баблом на Апраху, но тот, как назло, сегодня куда-то с утра пораньше срулил. Мага, как обычно, до обеда будет валандаться по подъездам и скрести асфальт, или чего там эти дворники творят. Жук задумчиво поскреб живот и встал с продавленной раскладухи. Ее Мага откуда-то притащил, когда они решили, что создадут преступный синдикат. А главе синдиката (которым после пары зуботычин безоговорочно признали Петьку) не пристало спать на полу или по улицам бомжевать. Жратва в хате вроде с вечера оставалась, но, изучив пустые грязные тарелки на столе и лоснящуюся морду Ричи, Жук пришел к выводу, что позавтракает он, видимо, на Апрахе. Как раз шавухи можно взять у бровастого. Он, конечно, склочник дикий и вообще на пидора похож, но шаву вертит божественную. Пока Жук полоскал морду и собирался, солнце уползло за плотную пелену туч, а с неба посыпалось что-то среднее между снегом и градом. Живот от голода сводило, и Петька, наскоро завязав свои длинные патлы в хвост, двинул на рынок. Мутный челик, который бабло должен был отдать, на месте не нашелся, так что Жук решил сначала позавтракать, а потом уже его дожидаться. Все на рынке было как всегда: торговали всем, чем можно, народ суетился, кто-то орал, жизнь била дивным ключем. Жук даже как-то подрасслабился от привычной картины. Щас он навернет сочной шавухи и даже, так уж и быть, не будет доебываться до хозяина палатки. И даже, наверное, возьмет себе двойную шавуху, он же может себе это позволить. Он успешный криминальный элемент, а не поц какой-то. В мыслях о грядущем преступном величии Жук несколько замечтался и решил пройти вдоль проезжей части, а не толкаться жопами с торгашами в узком проходе рынка. Видимо, поэтому здорового седого дядьку, который о чем-то трындел с хозяином шаурмячной, он увидел, только выйдя на него в лоб. Примерно в этот момент бровастая сволочь пожала плечами, подняла взгляд и ткнула пальцем в Жука. Дядька резко развернулся, а у Петьки где-то внутри завыла сирена пожарной тревоги. Возможно, где-то в области жопы, потому что приключения в лице разъяренного Дымова очень стремительно летели ей навстречу. Дымов по чесноку затрахался за утро так, что хоть вой. Его информаторы гасились и играли в партизанов по некоей неизвестной причине. Благо дедок, которому он всегда ссыпал мелочь на опохмел, внезапно разговорился после очередной подачки и поведал, что на рынке есть пара человек, которые сбывают всякую ворованную ерунду. Правда, откуда берут — он не в курсе. Дым накинул ему еще полтос на ход ноги и отправился по наводке. Ребяток он и правда нашел. Один, только его завидев, слился стремительно и бросил разложенный товар. А вот второй оказался ссыкливым, но медленным. Был пойман, ткнут для острастки мордой в стену и бодро выложил, что цацки ему носят ребята из другого района, выглядящие так, будто сбежали из цирка. Кто у них за главного, он не знал, но знал, что обычно они жрут шавуху у Санька в ларьке у дороги, у которого, в общем-то, весь рынок столуется. Так что, если что, идти спрашивать надо у шаурмячника, а он сам — барыга простой, что принесли, тем и торгует, и вообще тут ни при чем. Дымов парня еще потряс, взял на карандаш и временно отпустил, наподдав поджопник для острастки. Шаурмячник Саня оказался совсем молодым пацаном со странной бровью и светлыми волосами. Чтобы до него добраться, пришлось отстоять в очереди из страждущих и купить ароматный сверток. Дымов пацана этого, оказалось, уже знал, правда, не из-за шаурмы, а потому что жил тот в коммуналке на его участке. Периодически бдительные соседи вызывали Дымова туда под предлогом того, что в квартире бордель, наркокартель, сатанисты и много чего еще. Варианты обычно варьировались в зависимости от сезона и того, у кого из соседей случалось сезонное обострение. Квартира тем временем была самая обычная. Древний как мир дед Брукман, единственный владелец этой бывшей коммуналки, сдавал комнаты куче молодежи, студентам и таким вот работягам, как Саня. Показанная по протоколу корочка впечатления никакого на Саню не произвела, но поговорить он не отказался. Не мямлил, не юлил, глаза не прятал, отвечал по делу, сдержанно. Чуваков новых на рынке он вроде даже припомнил и худо-бедно описал. Скорее худо. На недовольную рожу Дымова шаурмячник заявил, что будь преступники прекрасными барышнями, то он описал бы их до мельчайшей детали, а на мужиков пялиться у него никакого интереса нет. Дымов уже доедал шаурму и даже подумывал, не взять ли еще сверток на ужин. Разговор почти иссяк, да и капитан уже вызнал почти все, что ему могло бы пригодиться, пацан с шаурмой надулся и бормотал под нос что-то о “мужиках всяких, на которых пялиться не хватало”. Закончив бухтеть, он завернул очередную шаверму, отдал ее покупателю и вдруг резко уставился куда-то за спину Дымову. — О, так вот же вроде один из парней, про которых ты спрашивал. Вон тот, с синими патлами, — выдал он и для точности ткнул пальцем. Дымов резко обернулся и на миг остолбенел. Тот самый пацан, который увел у него кошелек пару месяцев назад, с идиотской ухмылкой и мечтательным выражением на лице барражировал прямо к ним. Дымов взял разгон с места, что твой гепард. Парень, по ходу, понял, что тот к нему бежит не обниматься, потому резко развернулся на пятках и дал деру, петляя, словно заяц. Дым хоть и смолил как паровоз, но здоровьем его природа не обделила, как и выносливостью. Так что, если он не прижмет этого засранца на короткой дистанции, то точно умотает на длинной. Главное, из виду не терять. Жук несся не помня себя, перепрыгивая через тюки и коробки, расталкивая людей и тихо подвывая от ужаса. Вот чуял же, знал же, что жопа какая-то будет. Жопа в лице капитана Дымова и нарисовалась. Мало того, что этот хрен здоровый — участковый по району, так Петька его еще и обчистил. И пнул! В своей незабываемости он почему-то был уверен на все сто. И что мужик его узнал сразу — тоже. Вот он этому пидорасу с шаурмой потом жабры вынет! Сдал, гад такой! Тяжелый топот за спиной слышался все ближе, правосудие с матюгами почти настигло Жука. Завыв еще громче, он понесся совсем не разбирая дороги. Гипотетически у него даже были шансы уйти. Светофор мигал зеленым, а значит, если сейчас лихо прибавить газку, то ментяра встрянет на перекрестке, а он благополучно срулит во дворы и там затеряется. Жук рванулся в прыжке, достойном сцены Мариинского театра. К сожалению, балетная подготовка в курс юного правонарушителя включена не была, поэтому Жук грациозно зацепился за деда с тележкой и смачно грохнулся на землю. Несмотря на то, что засранец несся вперед, как испуганная газель, Дымов его нагонял. Курит — не курит. На физподготовку он никогда не забивал, поэтому в силах своих был уверен. А вот пацан, по ходу, забивал, хоть с виду и рослый. Так что расстояние между ними медленно, но сокращалось. Краем глаза заметив мигающий впереди светофор, Дым выругался про себя. Если этот ща успеет проскочить, то ищи потом ветра в поле. Дорога оживленная, просто так не перебежишь. Потеряет ценное время, а потом тупо по дворам не отыщет, если тот в арку мыркнет. Пацан с воем рванулся вперед в диком прыжке и лихо навернулся, зацепившись за сумку с колесами, которую тащил за собой какой-то дедок. В первый раз в жизни Дымов был благодарен Вселенной за то, что она создала это орудие пыток. Подбежав, он навалился на очухиваюшегося парня и споро защелкнул на его запястье наручник, ткнув того мордой в землю. Второй защелкнул на своей руке. — Добегался, спортсмен. В отделении расскажешь, чо такой прыткий. Петька, в общем-то, не был трусом. Он просто не любил насилие над личностью. Особенно над своей. Перспектива хреначить в отделение с этим бугаем выходила мрачная, развитие истории и того хуже, так что Жук судорожно прикидывал, как ему выкручиваться. Дымов тем временем поднялся и потащил его с земли следом. Жуку очень хотелось сесть на жопу и сказать, что он никуда не пойдет, но, судя по сурово насупленным бровям и закушенной сигарете, это было бы не самым лучшим решением. Дым ему, наверное, что-то говорил, но Петька усиленно думал, а потому почти все пропустил мимо ушей. — Але, гараж! — А? — Имя, фамилия, род занятий? — Петр Петрович Жуков…. того… этого… самого… — выпалил Петька и затормозил на ровном месте, а потом и вовсе остекленел глазами, уходя в себя. — Чего того-этого? Ты головой что ли приложился, болезный? Говори давай четко, чем занимаешься? Дымов недобро нахмурился. Пацан выглядел хреново. Морду свез при падении, рассадил губу, белый, как бумага. Того и гляди в обморок гакнется. Не то, чтобы он за парня переживал, да и судя по тому, как тот втопил от него, на руку поцык не чист. Но прямых обвинений у него не было. Если сейчас окажется, что парень с кражами никак не связан, то такое “жесткое” задержание невиновного Дымову аукнется лишением премии как минимум. А как максимум — здоровенным таким геморроем. Так что совсем уж давить пацана, возможно, не стоило. — У меня это… сахар упал. — Что-что у тебя упало? — Сахар, говорю, упал. От стресса и бега. И я щас тоже упаду. В обморок. Прям здесь! — Да ты гонишь что ли? — изумился Дымов. — Вот те крест, — размашисто перекрестился Петька и картинно пошатнулся. — Все. Что-то мне нехорошо. Дымов не то, чтобы занервничал, но на всякий случай ухватил пацана за плечо и встряхнул. — Эй, ты давай мне это, не дуркуй тут, знаю я вас таких, с сахаром… падающим. — Дядь, ты, я вижу, охренеть какой спец. Только я правда щас тут отрублюсь, и ты меня до своего отделения волоком переть будешь. — И чо типа делать с тобой предлагаешь? — Пожрать дай хоть че-нить, а дальше я с тобой сам куда хошь дойду и на все вопросы твои отвечу. У Дымова как-то нехорошо заныла голова. Явно ж наебывает. Сахар у него упал, как же. Поди обоссался просто от страха, вот и тянет время. С другой стороны, выглядит как привидение, может и правда помереть собрался или головой тюкнулся. Сейчас этот красавец тут приляжет, и жди потом скорую с ним на поводке. Люди вокруг испуганно пялились, кто-то вроде даже сотовый достал и названивал в милицию. — Всем разойтись, работает милиция! — Дымов устало вытянул из кармана корку и помахал ею в развернутом виде. Был бы в форме, было б щас проще. И хрен бы ему кто на рынке что сказал. Пацан тем временем приобрел нежно-пепельный оттенок и попытался завалиться в сторону. Дым снова ухватил его за плечо и потряс. — Стоять! — Стою, но не обещаю, что продолжу. Дядь, правда, дай пожрать, плохеет. Дымов задумался. Если наручники не снимать, то можно, наверное, и пожрать дать человеку. Явно надолго в отделении застрянут. Там еще с ним долбаться, тоже то еще счастье, если в обморок отъедет. Дымов огляделся и приметил через дорогу какую-то обрыгаловку с гордой вывеской “Пельменная”. — Пошли. Заплатишь сам. — Угу. Как ледокол с баржей на буксире, Дым попер в намеченную сторону. Малолетний преступник (пока не доказано) Петр Петрович Жуков (от жеж жучара) вяло плелся за своим конвоиром на заплетающихся ногах и норовил завалиться на сторону. В итоге в пельменную Дымов втащил его под руку, стараясь не материться вслух. — Давай по бырому, пожрал и вперед! Жук понуро уставился на испуганную тетку за прилавком, заказал две порции пельменей. Полез в карман за деньгами. Потом в другой. Потом похлопал себя по куртке. — Чего копаешься? — Я это, кошелек выронил, по ходу. Когда упал... — И чего? Я преступников кормить не обязан! Петька скроил скорбную рожу, тяжело вздохнул и развернулся к прилавку: — Спасибо, отмените заказ, пожалуйста, мне заплатить нечем. Пойду сдаваться нашей доблестной милиции на голодный желудок, — со страдальческим лицом попытался пошутить он. Продавщица, наблюдавшая всю сцену, бросила подозрительный взгляд на Дымова. Тот разглядывал убогое убранство пельменной и всем своим видом демонстрировал, что ему похер на происходящее. — Мужчина. Мужчина! К вам обращаюсь! Мужчина! Да что ж вы ирод-то какой-то! Хоть одолжили бы денег человеку! Что теперь, если преступник, то от голода помирать?! Дымов цыкнул и скосил глаза на тетку. Та не стушевалась и яростно уставилась в ответ. Жук проблеял со своей стороны тихим задушенным голосом: — Да ничего, правда, не нужно, я как-нибудь справлюсь, спасибо вам. Дымов отчетливо ощутил, как ему не хватает сейчас сигареты в зубах. Вытащил из кармана две смятых сотни, плюхнул на стойку не глядя. — От голода преступнику помереть никак нельзя. С кого ж государство-то спрашивать будет за содеянное? Дымов уселся за стол со своим пленником. Наручники мешали, но ему не в первый раз со всякой шушерой на привязи валандаться. Принесли пельмени. Незадачливый преступник на них на удивление не накинулся, а принялся неторопливо со вкусом есть. Где-то через половину тарелки его лицо приобрело более или менее человеческий цвет, а сам он начал коситься от тарелки на Дымова. — Так ты это, за что меня принял-то? — За подозрение в совершении преступления. А именно — кражи имущества. — Ого, — Жук округлил глаза, — ну ничего себе, дядя, ты мне шьешь тут! Чо хоть своровал, расскажи, а то я и не в курсах, хе-хе! Дымов предпочел его проигнорировать и задумчиво наблюдал за хлопьями снега, липнущими на окно. Погода снова испортилась. Хотелось курить и добраться уже до отделения. — Молчишь? Да и ладно, все равно ж потом всю душу вынешь. Ну надо ж, я, оказывается, вор, — Жук разулыбался и закинул в рот очередной пельмень. — Во придумали! А тебя-то самого как звать-величать-то, дядя? Хоть кто меня принял-то? — Владимир Дымов. Капитан милиции. — Вау. А капитан это типа круто или не очень? — Ты есть хотел вроде? Вот и ешь. Молча. Жук хмыкнул и принялся точить пельмени. В миске оставалось несколько штук, когда он потянул на себя руку, прикованную к Дымову. — Чего тебе? — Слышь, Дымок, тут такое дело. Мне бы это, в туалет надо. Дымов поморщился от такой фамильярности и от тупости всей ситуации. Задержание стремительно превращалось в фарс. — Потерпишь — Не потерплю, прям ваще не потерплю! — Как хочешь, так и справляйся. Хоть обоссанным иди. — Да ты не понимаешь, тут это… не обоссаным же пойду… хуже. Дымов даже оторвал взгляд от окна и уставился на Жука. Тот сделал страшное лицо и закатил глаза. — Ну это. На дно мне давит. Гадить я хочу, что ты как не человек, блин! Тут же гальюн-то есть наверняка, хошь под дверкой у меня постоишь, посторожишь. Ну очень надо! — Нет. — Да ну чего ты, тебе вера что ли не позволяет в толчок меня отпустить? — Даже не думай! — Тебе ж потом с засранцем по улице дефилировать, не мне. Дымов глубоко вдохнул. Медленно выдохнул. Очень медленно. Когда эта хуйня закончится, он купит себе здоровенный спиннинг, возьмет отпуск и уедет к хренам на Ладогу, ловить карасей с надувной лодки. — Ладно, — прорычал он, — пошли. Оживившийся Жук целеустремленно направился в сторону сортира, волоча за собой замордованного Дымова. Кабинка оказалась одна. — Наручники не сниму. Делай свои дела и погнали. Жук утек за дверь. Дымов пялился в пустоту. В тишине из крана капала вода. — Ты там что, помер? — Тут это… есть проблема. — Да какая опять-то проблема?! — взъярился Дымов и дернул руку на себя. Не ожидавший такого Жук вылетел из сортира как пробка из бутылки и, не удержав равновесия, начал заваливаться на Дымова. От падения их остановила многострадальная раковина, давшая Дымову мощный поджопник. — Достал, идем. Перетопчешься. — Да посмотри ты, блин! Я что, по-твоему, срательный акробат?! Дымов против воли бросил взгляд в кабинку. Сортир стоял на возвышении на расстоянии метров двух от двери. — Какие ж идиоты это вообще проектировали? — Видимо, любящие поговорку “высоко сижу, далеко гляжу”. Слышь, Дымок, ты если хочешь, можешь даже со мной постоять там. Я не стеснительный, — затараторил Жук. — Ну будь человеком, не могу, оч надо! Дымов оглядел кабинку. Под потолком было узкое окошко, втиснуться в такое взрослому человеку нереально. Он со вздохом отстегнул наручник и пихнул Жука в кабинку. — Стою под дверью. Щеколду не задвигай, попытаешься свалить — проблем не оберешься. Счастливый Жук заскочил в сортир. Послышалась возня. Дверь, которую сверлил взглядом Дымов, медленно приоткрылась с тихим скрипом. Жук уставился на него, держась за расстегнутые штаны. Он в ответ уставился на вытаращенного Жука. Повисла мхатовская пауза. — Дверь буду держать снаружи. — Угу. В сортире слышалась какая-то возня, вздохи, причитания и прочие физиологические звуки. Дымов стойко держался за ручку двери и хмурился. Наконец зашумел слив, трубы завыли, качая воду. Дымов для приличия выждал еще какое-то время, толкнул дверь и выматерился. Кабинка была пуста. Окно под потолком открыто. На стене размашисто намалевано маркером “Не скучай, Дымок” и пририсован пиратский флаг. “Вот жеж клоун”, — подумал Дымов, ухмыльнулся, достал сигареты и, забив на все, закурил.