Убийственное одиночество

Я сидел один в своей комнате, не сопротивляясь тяжелой тишине, которая нагнетала страх и ненависть в глубине моего поврежденного разума. Мысли были самые разные — о любви, о боли, об уничтожении всего, что может быть дорого хоть кому-то — в том числе и меня самого. Скудный завтрак и горсть таблеток не улучшили мое состояние. Они дали обратный эффект, заставив меня проснуться окончательно и осознать бесцельность и бесполезность своих попыток «жить как нормальные люди». Не имея понятия о том, что же делать дальше, я прислушался к пронзительным крикам в моей голове. Каждое слово, пусть и непонятное мне, буквально пробуждало все самое темное и уродливое в моем сознании. Я дошел до состояния потери контроля над собой, мысли стали накладываться друг на друга, образуя ужасающую картину, в которой счастью и радости точно не было места. Все цвета стали тусклыми, все голоса — искаженными, все воспоминания — стертыми. В коридоре стоял туман. Всё ещё осознавая происходящее, я предпринял последнюю попытку обернуть этот процесс вспять, говоря самому себе, что это лишь галлюцинация, подобная кошмарному сну. Но когда меня останавливали кошмары? Я почувствовал нарастающую жажду крови. Все внутри меня бурлило, заставляло сделать еще несколько шагов на кухню, к шкафчику, где хранились столовые приборы. Ясность мысли стремительно улетучивалась, туман вокруг стал немного гуще. Пройдя через кухню, я рывком открыл дверцу шкафчика. Моя рука стала зудеть, а кровь внутри как будто ускорилась, пытаясь вырваться наружу. Вдали тонкий детский голосок начал напевать весьма странную песню без четкого текста. Еще несколько секунд — и я совсем утратил контроль… Но это печальное событие идеально отпечаталось в моей памяти. У меня был выбор из нескольких ножей, но они были слишком старыми и тупыми. Раньше я брал именно их, но на сей раз я хотел испытать нечто большее. Мой взгляд переместился в сторону, и я увидел то, что хотел. Нож для хлеба. Сама его форма говорила о том, что это не просто очередное приспособление для быта. Я вгляделся в его зазубренное лезвие из нержавеющей стали — мое размытое отражение словно подсказывало мне, что именно это орудие даст мне нечто большее, чем пару царапин. Мои руки задрожали, а сердце забилось чаще. Зуд в правой руке усилился, и всё мое тело напряглось вместе с искаженным сознанием, в котором воцарился сущий хаос. Несколько раз меня тряхнуло, как будто меня било током. Кисть свободной руки оказалась на столе. Произошло краткое замешательство, но всё же желание освободить свои страхи и злобу взяло верх над здравым смыслом. Я приложил нож к внешней стороне кисти, и его зазубрины выразили готовность исполнить свое предназначение, которое я сам и придумал для него. Еще пара секунд — и я потянул нож к себе. Зазубрины вгрызались в мою кожу и плоть, оставляя за собой кровавый след. Разрез вышел длинный, и из него тут же стала вытекать кровь. Я приложил поврежденную кисть к своему рту и принялся слизывать и высасывать багровую жидкость. Вкус её был мне отвратителен, но именно поэтому я хотел еще больше. Рука вновь оказалась на столе, и я приложил нож снова — на этот раз в другом месте, но не очень далеко от первого разреза. Я потянул снова, лезвие пересекло первую рану, от чего жгучая боль слегка усилилась. Закончив, я тут же принялся снова пить свою кровь. Голоса стали громче, а за ними слышался низкий монотонный гул. Мое сознание сорвалось с цепи от обилия мыслей и чувств, и я залился истерическим смехом, потеряв осознание происходящего. Я пришел в себя лишь несколько минут спустя. Кровотечение прекратилось, и на порезах стала образовываться красная корка. Я больше не смеялся. Не плакал. Не злился. Блаженная апатия захватила меня, заперла в своих объятиях и успокоила меня. От негативных мыслей не осталось ничего кроме кроваво-красного креста на руке. Всё кончилось, и я мог спокойно начать заниматься своими делами… Но напоминание о моем безумии не исчезло до сих пор.