О ценности слов

      — Ну ты где застрял? — Хэви сложил ладошки на манер рупора и громким шёпотом позвал ещё раз: — Ди!       Наверху раздался невнятный шорох, но было слишком темно, чтобы можно было разглядеть что-нибудь через окно. Хэви стоял под кроной молодого тополя, достаточно высокого для того, чтобы по нему можно было выбраться из окна комнаты Ди на втором этаже, задрав голову, и уже подумывал забраться обратно и посмотреть, что же там происходит, но в этот момент наверху возникла недовольная мордашка:       — Не ори, всех перебудишь! Я сейчас, — и снова скрылся в темноте.       Это была далеко не первая для них ночная вылазка, но Хэви все равно немного нервничал. Хотя ему было непонятно, что беспокоит больше: вероятность попасться родителям или сам факт очередной прогулки вместе с Ди?       Они никогда не обсуждали то, что между ними происходило. Просто… приняли это как данность. Все равно отказаться добровольно не смог бы ни один из них. Так уж вышло, что поделать, но было бы ложью сказать, что их отношения не изменились совсем. Периодически возникающая неловкость из-за случайных прикосновений, смущённые взгляды, брошенные исподтишка, ласковые слова на ушко и спонтанные признания (все это от Хэви, конечно же) и всеобъемлющее, не поддающееся осмыслению желание быть рядом. В остальном же они оставались обычными братьями — ссорились, мирились, занимались любовью… «Пожалуй, что всё-таки не совсем обычными», — со смешком подумал Хэви.       Наконец из окна комнаты показалась сначала ноги, обутые в берцы, а затем и сам Ди, который, довольно ловко цепляясь за ветви, спустился вниз. Хэви инстинктивно подался вперёд, чтобы обнять его, но тут же передумал и отступил назад, чувствуя, как лицо заливает предательская краска. Как же хорошо, что сейчас ещё темно! Ди и вовсе сделал вид, что ничего не заметил, лишь махнул рукой, приглашая следовать за собой. Хэви поспешил догнать его.       — Чего ты там копался?       — Не твоё дело, — ощетинился брат, но младшему показалось, что теперь скулы покраснели не только у него. Рыжеволосый только пожал плечами, заметив краем глаза, как нервно Ди поправил отросшую до середины щеки чёлку, которая была заколота у виска невидимкой.       «Марафет наводил так долго, что ли?» — удивлённо подумал Хэви, но спросить не решился.       Какое-то время они молча шли по пустой улице. До рассвета оставался примерно час, и это было то время, когда совершенно весь город был погружен в тишину. Нигде не было видно людей, не слышно шума машин, даже птицы ещё не проснулись. Только ветер тихо перебирал листья, создавая свою собственную мелодию, ему одному понятную. Двое юношей шагали плечом к плечу.       — Куда ты ведёшь меня сегодня? — Ему действительно было интересно. Каждый раз Ди водил его разными маршрутами, то прогуляться по парку, то выйти на набережную городской реки. Но сами свидания всегда инициировал Хэви. Будь его воля, он бы каждую ночь был готов просто бродить рядом с Ди, не боясь, что кто-то их увидит и догадается, кто они друг для друга, но брат пресёк эти попытки на корню. Мол, у них обоих на носу конец учебного года и нужно много заниматься, особенно всяким мелким рыжим недоумкам, а если они не будут по ночам спать, то успеваемость пострадает, тогда они оба получат от отца, а то и от матери на орехи. Эти рассуждения так были в духе Ди, что Хэви даже промолчал о том, что трахаться ночи напролет тоже вряд ли поможет им получить хорошие оценки. Впрочем, он подозревал, что за этой бравадой крылось что-то ещё, но много об этом не думал, просто послушался, и было решено выбираться не чаще двух раз в неделю.       — Скоро узнаешь, идти осталось недолго, — cтарший позволил себе улыбнуться брату, да так, что у того сердце зашлось. Ощущая почти физически наполняющую его эйфорию, он протянул руку и взял ладонь Ди в свою, крепко сжимая. Блондин вздрогнул, но касание не разорвал.       Небо порозовело, стали видны тонкие перистые облака. Наверное, день будет ясным и жарким. В тот момент они нашли то место, к которому вел их Ди. Хэви едва сдержал восхищённый вздох. Спрятанное в густых зарослях полуразрушенное заброшенное здание, совсем на окраине. Стены и могучие колонны оплетены плющом, вокруг трава и дикие цветы, пестрящие целой палитрой оттенков. В рассветном мареве руины выглядели такими загадочными, такими мистическими… Младший сильнее сжал пальцы старшего.       — Раньше здесь был театр, — тихо проговорил Ди. — Когда ты ещё не родился, мы были здесь с отцом. Я мало что помню об этом, сам тогда ещё мелочью был, но в альбоме у нас есть фотография с того вечера. Если захочешь, я тебе покажу.        — Почему он брошен?       — Вообще-то официально он выставлен на продажу. Но прошло уже много лет, вряд ли кто-то захочет выкупить такую развалюху. Разве что под снос.       — А почему мы пришли сюда? — Ди потянул его за руку, и он покорно пошел за ним к торцу старого театра. На стене болталась пожарная лестница, ведущая на крышу. Блондин подтолкнул его в плечо, побуждая забираться первым:       — Потому что только отсюда можно увидеть самый охрененный рассвет. — И не добавил: «И я очень хотел показать его именно тебе».       Ди вообще не говорил о своих чувствах. Разве что в самых редких случаях, когда у него было подходящее настроение. Он всегда был скрытным, а свои переживания доверял только бумаге. Хэви знал, что у него есть дневник, пару раз ему очень хотелось разыскать книжицу в мягком переплете и узнать, о чем он там пишет. Но оба раза он оборвал мысли об этом. На самом деле ему хотелось просто быть тем, кому Ди мог бы доверить свои тайны. Но это совсем не в его характере. Обычно он не отвечал даже тогда, когда Хэви в пылу страсти снова и снова шептал ему слова любви. Это огорчало, но спросить, почему так, было страшно до одури. Так глупо, ведь Хэви знал, что Ди его любит, точно был в этом уверен, иначе он и возиться бы с ним не стал. Понимая все разумом, все же боялся вместо нежного ответа получить холодный надменный взгляд.       Пожарная лестница выглядела достаточно надёжной, хотя и шаталась. Хэви начал карабкаться вверх, изредка оглядываясь на брата, следующего за ним по пятам.       — Будь осторожнее, как выйдешь на крышу, слева будет провал, не свались! — крикнул старший, пока они взбирались.       На крыше, собственно, все было в таком же таинственном запустении, как и внизу, но Хэви почему-то всё-таки замер и стоял так до тех пор, пока чужие руки не обняли его за плечи:       — Все в порядке?       — Д-да, я просто… Боюсь оступиться, кажется, здесь везде эти провалы, — соврал рыжеволосый, только для того, чтобы побыть в объятиях ещё немного.       Ди хмыкнул, не очень поверив, что безрассудный по натуре брат действительно боится хоть чего-нибудь. Но, очевидно, в этот раз Ди был в подходящем настроении, потому что снова улыбнулся и повел его, не разжимая рук, к противоположному концу крыши, где они и собирались встретить рассвет. Он выпустил брата из объятий и отошёл подальше от края. Почему-то сердце застучало сильнее...       — Слышишь, птицы поют? Скоро встанет солнце. — Нервная дрожь в ладонях заставила Ди сжать их в кулаки. — Ты можешь…       «Можешь позволить мне обнять тебя?»       — …сесть поближе?       Хэви оглядывается на брата; тот сидит у стены, слегка разведя в стороны колени в надежде, что младший догадается сесть именно сюда, чтобы он мог обнимать его со спины, зарываться носом в огненные волосы и нисколечко не бояться выглядеть смешным в своих неловких чувствах. Но Хэви не понимает и присаживается справа от него, чуть поодаль.       — Не так…       — Что? — удивлённо переспросил Хэви.       — Не так… далеко, — едва выдавил из себя Ди, ощущая, как приливает к лицу кровь. Младший отчего-то тоже смущается, но подходит к брату, усаживаясь спиной к нему. Тонкие руки сразу притянули его поближе.       Они чаще всего обнимались именно так. Ди прижимал его спиной к теплой груди, обнимая коленями бёдра, ласкал волосы, шею, целовал выступающие позвонки в вороте футболки… Хэви не спрашивал, почему именно так, просто догадывался, что так было проще для Ди. И не возражал. Он вообще не возражал против какой-либо близости с братом, лишь бы она была. И вообще почти ничего не спрашивал — чаще думал о том, что когда ему исполнится семнадцать, наверное, тогда он будет тоже чувствовать и понимать что-то такое, что сейчас знает Ди, а он, в силу возраста, — нет.       Ди опустил подбородок на его плечо, Хэви слегка улыбнулся и, повернув лицо, поцеловал в висок, а потом, окончательно расхрабрившись, оставил несколько лёгких поцелуев на щеке, там, где сияла россыпь очаровательных веснушек. И, даже не успев обдумать свою мысль, он высказывает ее вслух:       — Твои веснушки стали ярче, Ди… Ты с ними такой красивый.       Светловолосый юноша замер, не зная, куда смотреть. Если его сводила с ума перспектива в открытую нести всю эту любовную чушь, то признания и комплименты Хэви вообще приводили в ступор. Как реагировать — он не знал, но было мучительно стыдно.       Повисло неловкое тяжёлое молчание. Про себя Хэви уже пожалел, что в очередной раз поддался эмоциям. Лучше бы молчал. Как и всегда. Он немного отстранился, чтобы усесться поудобнее и не смотреть Ди в глаза, чуть съехал вниз по груди брата и уткнулся лицом в сгиб его локтя. Спустя какое-то время парень почувствовал холодные пальцы — «Значит, Ди волнуется», — в своих волосах, перебирающие, поглаживающие рыжие пряди. Тихая, нежная ласка. Может, это было даже приятнее мимолётного удовольствия от слов. Он не заметил, когда задремал.       — Хэви. — Имя в самое ухо, ну разве ж так можно! Он не пошевелился, желая проверить, поддастся ли чувствам Ди, если будет думать, что он спит. Ожидания оправдались полностью: юноша отвёл волосы с его лица и шеи, мягко касаясь губами каждого нового открытого участка кожи. Потом прошёлся по краю ушной раковины, заставляя вздрогнуть. И снова шёпот: — Поднимайся, засранец, я вижу, как ты покраснел. Не прикидывайся спящим.       Хэви тихо рассмеялся: брата не проведешь. Настроение у него улучшилось, он выпрямился, потянулся и встал, разминая затёкшие ноги. Ди поднялся следом, даже не пытаясь спрятать ласковый взгляд и мечтательную полуулыбку на губах. Он протянул руку, потрепав медные волосы.       — Посмотри, ты почти пропустил всю красоту.       «Ты красивее всех рассветов на свете, когда улыбаешься. Я так хочу увидеть восторг на твоём лице», — но снова он не произносит вслух ничего из этого.       — Ух ты! Высоко! А я сразу и не заметил, — радостно воскликнул младший, снова подбегая к самому краю и прижимая руки к груди в трогательном, почти детском жесте. Он оглянулся и так ослепительно улыбнулся, что дыхание у Ди вдруг сбилось: ярко-медные волосы на фоне рассветного неба сами были похожи на солнце. Хэви был похож на солнце. «Если бы я мог, я бы сказал об этом тебе прямо сейчас», — но он не может. Он только быстро подходит, инстинктивно сгребает его в охапку, прижимая к себе, и оттаскивает от края:       — Эй, я тебе что говорил? Осторожнее! Если с тобой что-то случится, мама мне шею свернёт.       А на самом деле взволнованно подумал: «Я хотел бы быть рядом всегда, чтобы защищать тебя от всего…»       — Ты только из-за этого волнуешься за меня? — голос тихий, обиженный, печальный. Поникла улыбка. Хэви расстроился. Дьявол, ну почему каждый раз так? Ведь он не хотел, не хотел быть таким грубым! Ди просто не может найти в себе достаточно мужества быть с кем-то откровенным настолько, он давно привык все свои эмоции прятать глубоко внутри. Отец говорил, что это просто такой возраст, но юноша не был уверен, что когда-нибудь это перерастет. Просто он такой… И всегда обижает других. Даже самых любимых.       Ди так и стоял, прижимая Хэви спиной к своей груди, и не собираясь отпускать, потому что показать любовь не словами он как раз и мог. Его руки соскользнули с плеч на талию, он сжал покрепче ещё по-мальчишески худощавое тело. Провел кончиком носа от плеча до нежного местечка за ухом и прижался губами. Хэви резко вздохнул и вцепился пальцами в запястья брата, откинул голову ему на плечо, закрыл глаза, словно сдаваясь. Такая доверчивость, такая открытость заставили Ди всё-таки произнести вслух часть своих мыслей:       — Я и сам за тебя волнуюсь, ты же знаешь. Не хочу, чтобы ты пострадал, — едва различимый шёпот, он даже не был уверен, что младший его услышал, но почувствовал вдруг, как ускорилось его сердцебиение. Блондин, так и не сбросив цепкие пальцы, провел ладонью вверх, якобы случайно задирая футболку и касаясь обнаженной кожи, и оставил свою руку на его груди. — У тебя сердце бьётся как перепуганная птичка, — снова еле слышно, но заалевшие скулы подтвердили, что послание до адресата доставлено.       — Это всё ты виноват, — смешной, наивный ответ, Хэви смущён и Ди это нравится.       «Я безумно хочу тебя поцеловать», — хочет снова попытаться блондин, но не успевает: младший уже сам тянется к нему, остаётся только чуть склониться и разделить первый на сегодня поцелуй. Утренний, неспешный, нежный.       Солнечные лучи коснулись их кожи, побежали дальше, окрашивая светом каждый темный уголок, где ещё пряталась ночь. Они разбили поцелуй, но не отстранились, касаясь друг друга кончиками носов, смешиваясь дыханием. Ди ощутил такую щемящую, невозможную нежность и понял, что если не скажет все сейчас — умрет прямо здесь. Он не вынесет один этих чувств. Они разорвут его.       — Хэви, смотри на солнце, — просит он, зная, что ему ни за что не произнести этих слов, глядя в огромные изумрудные глаза. Младший молча разворачивается, и двое подростков снова принимают излюбленную позу спиной к груди. Становится зябко, рыжеволосый, поёжившись, складывает руки, Ди кладет поверх его свои, обнимая, согревая собой. И, пока не истаяла решимость, произносит:       — Для меня все это так трудно, Хэви. Я не хочу быть резким и грубым, но иногда просто не успеваю себя остановить. Хочу говорить тебе совсем другое, — юноша прижался лбом к рыжему затылку, глубоко вдыхая запах волос, — но… Я даже сейчас не могу подобрать подходящих слов. Не думай, что я не замечаю твоих… признаний. Ты всегда был искренним и честным. Но мы с тобой совсем разные… — Рыжеволосый высвободил одну ладонь и сжал руку Ди, стараясь поддержать и показать, что он все понимает, не дурак же. — Я просто хочу, чтобы ты знал, насколько сильно ты мне нужен, — Ди снова замолчал. Хэви совсем не хотелось его торопить, но против воли он нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Блондин глубоко вздохнул: — Потому что я люблю тебя, — тихий шёпот на грани слышимости и поцелуй в шею. Так нежно, что можно умереть. Хэви до ужаса боялся все испортить и замер, как мышка. Но вокруг была тишина.       Внезапно стало совсем холодно: брат выпустил его из объятий и отступил назад. Хэви оглянулся, опасаясь увидеть на его лице всё, что угодно — может, даже презрение или ненависть, но увидел только смущение и нервно закушенную губу. Поражённый неожиданным зрелищем, он словно окаменел. Ди теребил невидимку в волосах, не то поправляя, не то пытаясь снять. В итоге заколка выскользнула из дрожащих пальцев и звонко тренькнула, ударившись о бетон. Блондин напряжённо заправил выбившуюся длинную прядь за ухо и попросил:       — Ну скажи хоть что-нибудь…       Хэви показалось, что его тело стало таким лёгким, что готово воспарить над землёй. Он рассмеялся счастливо и облегчённо. Всего пара шагов навстречу, вот он уже обнимает ладонями лицо Ди, гладит пальцами скулы и целует везде, где может дотянуться:       — Я так люблю тебя, Ди… Так люблю…       Всё-таки иногда чувства, даже самые сильные, должны быть выражены словами.