Мятные кроссовки

«Космическое безумие в твоих глазах... Наступит покой и разлучит нас, Снова лишив смысла наше существование» (с) Muse

      Кто услышит — отмахнется как от неправдоподобной шутки, но Ойкава, сказать честно, никогда не верил в сюрпризы Вселенной. Безжалостные ставки мошенницы фортуны не возбуждали его интерес.       «Случайности не случайны, запомни это, Хаджиме» — из раза в раз впечатывал вкрадчивым тоном с загадочной улыбкой свою собственную мантру, ведомый смысл которой запечатан на задней стороне смутьянского языка. Улыбается ярко-ярко, словно ревниво соперничает с солнцем, усмехается в глаза Иваизуми и переключается в другое настроение, прячет темного философа под кожей беспечного счастливца.       Ойкава не верит в неожиданности, потому что сам сплошной катализатор неприятностей в физической ипостаси. Способность создать себе репутацию баловня судьбы, удачливого плута с глянцевой смазливой внешностью — это одна из козырных карт образа. А разыгрывается с ловких рук бесконечно часто.       «Дернет пальцем и девушки сбегаются. Пустослов. Любимчик. Один из лучших спортсменов префектуры. Нарцисс» — выскальзывают оберточные фантики-суждений из каждого любопытствующего рта. Никто из них не знает правду об Ойкаве. С трудом приходиться договариваться с госпожой судьбой когда не веришь в неё. Она ткнула его носом и сказала «красивый капризный ребенок — делай сам». И он, с детства проглотив горькую пилюлю и выпивая слезы, делал. Но те силы фатума, которым он усердно сопротивлялся, подарили ему один из немногих подарков — Хаджиме.       Возможно, их многократные ссоры не борьба против друг друга, а война Тоору с самим собой. Как только прозвенел будильник пубертата, в молодой вихрастой голове появились внятные личностные рассуждения на свой счет, дальнейшие выводы нагрянули незамедлительно: такой замечательный человек как «Ива-чан» не должен путаться с кем-то вроде «Ойкавы». Поэтому противореча своим рассуждениям юный страдалец то безбожно лип к лучшему другу поддаваясь невероятным соблазнам, то сбегал при проявлении чужой инициативы и вызывал громовые конфликты, перекрывая истериками пути к отступлению.       Чем агрессивнее Ойкава презирал самого себя за все свои промахи и недочеты, тем сильнее росла его популярность которой приходилось пользоваться в убыток окружающим. Ойкава развязно шумел, превращал статичность в движение, и эгоистично разводил людей на любовь к себе.       Космическому герою часто приходила изумительно нелепая гипотеза. Чем больше Хаджиме о нем знал, чем тщательнее Иваизуми заглядывал и видел что прячется за вздернутым носом и яркой оболочкой, тем слабее Ойкава чувствовал себя перед ним. А что входило в главный список нелюбимых вещей Тоору, кроме проигрышей, сороконожек, залежавшегося хлеба и опозданий? Собственное бессилие в кислом тандеме с беззащитностью. С другой стороны возникает новый вопрос: зачем с усердием защищаться от человека с которым повезло делить одну куртку над головами в дни сильных летних ливней, а после надевать друг на друга носки с любимыми киноперсонажами, валяться переплетенными на диване, прятаться на третьем этаже школы стоя вплотную так близко что носы почти сталкивались, стыдливо сидеть в одной ванной поглаживая чужие лодыжки.       Зачем? Потому что из раза в раз закаленное, заросшее и стабильное «я выйду из замкнутого круга» превращалась в новый виток. Ойкава затухал и вспыхивал словно маленький огонь на ветру, а потом хватало одной крошечной искры для пожара. Отсутствие персонажа, — закатывающего глаз на твое громкоголосое восхищение вон теми новыми мармеладными конфетами, пихающего острым локтем под ребро за неуместные фразочки, ловящего за руку и встряхивающего от очередного половодья скандальных изречений — на короткое время удаляет всё общее из памяти. Тоору становится до равнодушия спокойным всего касающегося человека с именем Иваизуми Хаджиме. Срабатывает вымуштрованная защитная реакция психики — вытеснение. Перенос запретной папки в корзину спама.       Тоору планирует красивую вольную жизнь. Думает в какой цвет покрасить стены. Выбирает цветок симметрично смотрящийся на широком окне. Подбирает пиджак под щегольские брюки цвета хаки. И размышляет какой из трех девушек, оставивших свои номера, позвонить. Но потом прогуливается по торговому центру, слышит их мелодию и выходит в открытый космос.        Глядя на Иваизуми о нем не составишь впечатление поверхностного романтика, который прыгает по облакам и рассуждает о фаталистичности мироздания. Люди скажут он сильно подвержен гравитации, упорно стоит на ногах упершись ботинками в серый асфальт. Но хитрый прищур карих глаз Ойкавы выследит обратные качества. Тоору помнит что Хаджиме первый в тайне распечатал их общие фотографии и прикрепил простой пластиковой кнопкой два снимка к белой стене в своей комнате.       Иваизуми не читает стихов, не ласкает сладкими обещаниями, не говорит «мы созданы друг для друга»; Хаджиме злится и кричит когда Тоору промочил ноги и заболел, а потом Ива взял и принес ему любимую мангу и суп, высушил мокрые кроссовки оттенка светлой мяты и уложил на своем плече; он шипит «господи, Ойкава, заткнись уже», а сам засыпает убаюканный его голосом. Никаких следов любовной истории. Сплошная трагедия.       Ойкава не понимает откуда приходит воспоминание: вот они стоят плечом к плечу в спортивном зале и тихо переговариваются. Оба, Иваизуми и Тоору, сосредоточенно спокойны. Не смотря на разительные противоречия в характерах, периодически высвобождающие эти неумолимые ссоры, они имеют способность сливаться в общий мыслительный поток, один сгусток необъяснимой синхронизации. Пугающе быстро, не сговариваясь, заканчивают осмысленные фразы друг за друга. А порой для совершения общего дела им даже не требуются разговоры в привычном понимании этого определения; движимые только им понятной незримой волной, находясь под тенью необъяснимого слияния, выдают чудеса согласованности.       Но вот сказочное марево исчезает и на сцену вновь выступают их привычные образы, которые перекрикиваются через улицу или дерутся в раздевалке. В почти взрослом возрасте, по истечению стольких лет, сложно утверждать почему иногда они складывали впечатление идеального механизма. Тому виной служила многолетняя дружба, взаимодействие лет которое волей или неволей заставляет тебя воспринимать человека интуитивно. Или Ойкава с Хаджиме действительно странно действовали друг на друга, сперва поражая окружающих скандалами, а потом удивляя одним общим ударом.       — Ива..чан. — Спокойное, мягкое, обдуманное. За спиной с тихим щелчком закрывается дверь. Взгляд Иваизуми «назад дороги нет, я поймал, не торопись». Им не требуются прелюдии. Вся их переплетенная жизнь, оглянись они на неё, сплошное вступление.       Почти совместно принятое решение встретиться через пару недель незаметно для каждого переросло в «через пару лет». Почему никто не позвонил и не предупредил, что сегодня запертая история скрипнет изнутри, а потом ударит по голове до небесных искр из глаз. Ойкава небрежно поправляет очки, надевает улыбку и вступает во влияние «не случайностей». Своим полу-взглядом со внутренней иронией ради шутки высчитывает сколько «Ива-чану» надо выпить чтобы разозлиться еще сильнее.       Сегодняшним вечером напрямую откидывает люк космического корабля и выходит в ночь без скафандра. Задохнется, глупый, опять потеряется, начнет себя искать и собирать по мелочам и кусочкам, но ни за что никому не признается. — Проходи. Стой. Сними кроссовки, дуракава.       «Дуракава» оглядывается, всматривается перед собой прямо ему в глаза, наблюдает ленивым взором, маскируя свой настоящий интерес за театральной кулисой. Тоору просто не может без этого никому ненужного тумана. Он бы и рад играть без правил, но тогда существует вероятность что будет уже не он.       Они проходят к кровати опустив головы вниз. Неужели боятся нарушить таинство? Выйти под свет общественного порицания. Получить камнем в спину.       Иваизуми сам бережно укладывает Ойкаву на лопатки, но болезненно сжимает ему плечо, впивается до синяков, желая почувствовать что тот настоящий, не та фантомная фантазия представляемая на его месте, а живой, улыбающийся уголком губ, подзывающий и почти ручной.       Почти ручной дразняще отворачивается, разглядывает полосы на стенах, и тут же получает привлекающий внимание укус в изгиб шеи. Сжалился, громко выдал удовлетворенный вдох и скинул оправу с глаз. Тоору чувствует как теплые пальцы оглаживают живот под рубашкой, а острые зубы в тот момент продолжают прикусывать кожу.       Иваизуми страшно влип, потерялся в знакомом запахе, исчез под взглядом из-под полуприкрытых карих глаз. Он давит Ойкаву всем телом, жмет к постели терпеливым методичным толчком, знает, что тот ловит приятный предчувствующий озноб от тисков с плоскими поверхностями. Расстегивает его рубашку, почти срывает, но становится аккуратным под чужим предупреждающим пинком колена. Освобождает себе область для воспоминаний и ловит языком сосок, прочерчивая прежде схематичный круг.       Ойкава вместо томного выдоха начинает скалиться, шепчет всякий марсианский бред, расслабляется и думает. Ива точно прибьет его, когда увидит что он так и не снял обувь.