8 Graves — Burning Alive
Они выходили из отеля, когда Харли начала посвящать его в мысли, которые тревожили ее слишком давно и сильно, чтобы удержать их в голове. Она не боялась быть услышанной или неправильно истолкованной. Такого ощущения власти и непрошибаемой уверенности у нее еще не было. Она знала, что сможет уничтожить любую преграду на своем пути, истребить, выжечь любую опасность. Это ли не прекрасно? — Знаешь, Джек, а ведь у нас есть потрясающая возможность отомстить нашим обидчикам… Ты не думал об этом? О да, он подумал об этом, пожалуй, раньше, чем сама Харли осознала для чего ей могут понадобиться ее силы. Но он решил дать все карты в руки ей, чтобы она правила балом. — Посвяти меня в свои мысли, Харли. Что там находится в твоей прекрасной головке? И чем дольше он слушал ее, тем лучше понимал, что рядом с ним находится нужный и правильный человек. Он разделял ее чувства. Ее ненависть и отчаяние, которые должны были найти отклик в этом мире, выход, чтобы от этих самых чувств не разорвало их самих. Они отомстят человеку, который подверг их смертельной опасности и заставил страдать. Они должны сделать это, если уважают самих себя. Харли уже успела составить план, но Джек захотел внести свои коррективы. — Не хочешь ведь ты делать это все своими руками? — Что ты имеешь в виду, пирожочек? — У всех гениальных злодеев были свои помощники. Зачем выполнять грязную часть нашего плана с помощью твоих хрупких ручек? — Наймем бродяг? Или нет! Мы пойдем в тот бар, как его, Нуар! И договоримся с местными верзилами! — Нет, детка! Ты должна научиться мыслить шире! Или тебе хочется быть… Единственными вампирами на планете? Харли остановилась как вкопанная. Они шли по тускло освещенной улице, ловя на себе взгляды редких прохожих. Неужели он предлагает ей попробовать создать кого-то по своему подобию? — Обратить кого-то? — Разумеется! Вдумайся, у нас может быть своя армия! — Армия? Зачем нам… — Или ты думаешь, что победа над тем жалким докторишкой — все, что нам нужно? Это лишь верхушка айсберга! Харли подумала о том, что он невероятно возбужден новой идеей, но зная его характер, он затухал так же быстро, как и загорался своей мыслью. Поэтому девушка не придала особого значения его словам. В голове ее кишели сотни мыслей, которые не пропускали ничего лишнего извне. Армия… Заиметь целый отряд вампиров, которые будут подчиняться только им. Харли и Джек смогут воплотить любую их идею. В конце концов это весело, не так ли? И они начали экспериментировать. Вылавливая бездомных, мелких пешек из преступных группировок, они приступали к обращению. Харли еще в подростковом возрасте была довольно увлечена различной мистической литературой, поэтому вампиры для нее были созданиями знакомыми. Вот только все, встречающееся ей ранее не подходило. Они кусали людей, рассчитывая, что ферменты в их слюне обратят их, но ничего не происходило ни с женщинами, ни с мужчинами. И Харли хотела загипнотизировать их, применив свой дар, чтобы они забыли о происходящем, но Джек решал проблемы куда радикальнее — высасывая жизнь из них, сворачивая шеи и разрывая их на куски. Он был столь очарователен в своем гневе, так увлечен… Харли смотрела на него как на нечто божественное, что манило ее, притягивало, будоражило, возбуждало. Поэтому она не высказывала никакого сопротивления. Позже они решили, что следует попробовать напоить их своей кровью. И это тоже не дало результата. Более того — вампирская кровь заставляла тех корчиться в муках, она буквально выворачивала их в невыносимых судорогах, от чего люди умирали ужасной смертью. Они пробовали сначала дать им свою кровь, а после убить, надеясь, что те переродятся, став вампиром. Но этого не происходило. Литература для сопливых девочек о вампирах никак не помогала. И Харли уже было подумала, что их план не исполним. Что они будут единственными вампирами в Готэме, творя свое правосудие. В одну из темных ночей, укутываясь в объятиях Джека, Харли перебирала в голове возможные варианты. Джек, казалось, думал о том же, комкая ее волосы в своих пальцах, опускаясь ниже по ее спине, пересчитывая позвонки. Мурашки пробегали по ее гладкой бледной вампирской коже. Регенерация не позволяла оставаться на ней синякам, порезам или ранам, благодаря чему была девственно чистой в лунном сиянии. Харли уже была готова выкинуть все эти мысли из головы и окунуться в наслаждение, которое дарил ей Джек каждым своим прикосновением, когда догадка буквально пронзила ее, заставив дернуться. Джек посмотрел на нее, изогнув бровь. — Я поняла! Джек! Нам не нужно поить их своей кровью. Нужно ввести ее внутривенно! Вероятно вирус в комбинации с вакциной вызвал такую реакцию. И если эти компоненты все еще есть в нашей крови — они обратят и новеньких! Джек задумчиво почесал бороду, а затем развернулся к Харли. Он мягко провел своими губами по ее щеке, носу, остановившись на ее губах, углубляя поцелуй, прерываясь только на то, чтобы сказать: — Харли, детка, это же просто гениально! Какая ты умница! Представь, что будет, если наш план сработает? Мы станем непобедимы… Она запустила свою руку в его волосы, вызвав сдавленный стон, заставляя Джека, накрыть ее тело своим. И это было самым прекрасным ощущением в мире — чувствовать его сильное тело на своем, его руки на своих бедрах, поглаживающие, сжимающие до боли. Чувствовать его вкус, ловить его улыбку своими губами, скрывать собственные стоны и крики в его поцелуях. Они проверили свою теорию той же ночью. Это был мелкий ворюга. Джейкоб Чейз, так звали этого мальчишку. Ему было не больше двадцати. Его родители откинулись от наркоты, когда ему было всего тринадцать. Сменив больше, чем пять приемных семей, он сбежал и скрывался на улицах Готэма, промышляя тем, что вытаскивал кошельки из сумочек раззяв, которые пялились на очередную дорогую шмотку на витрине бутика. Крупные банды не принимали его, считая слишком мелкой пешкой. Аутсайдер преступного мира. Харли взяла шприц и выкачала из собственной вены немного крови, введя ему, пока тот был под гипнозом. Парня начало потряхивать и вскоре он зашелся в судорогах. Черт, план не сработал! Харли в сердцах ударила мальчишку. Под его глазом тут же образовался огромный пульсирующий синяк. Не в силах сдерживать себя, она подошла к нему и свернула ему шею. Хруст и грохот. Он упал на землю и остался лежать там неподвижно, словно мраморная статуя. Его темная кожа начала приобретать бледный оттенок, столь специфический для трупа. Харли достала из кармана пачку сигарет и нервно прикурила. Джек сделал то же самое. Они сели на ближайшее дерево, выпуская дым через ноздри. Огонек ее сигареты подрагивал в ночной темноте, выдавая ее злость. — Неужели это провал? Мы будем двумя единственными? — Мы найдем выход, Харли. Твои мозги, моя решительность… Она смотрела на луну, которая была близка к идеальной круглой форме. Будь она оборотнем — уже завыла бы на нее, такая грусть брала ее в свои тиски. Ее мечты рассыпались прямо в руках, не успевая даже стать реальностью. Ну и к черту это все, да. Нахуй все это! Она уедет из этого ебучего Готэма куда-нибудь в Нью-Йорк или Лас-Вегас! Сколько возможностей откроется! Новая жизнь. Без прошлого, только настоящее — такое необузданное и неизведанное! — Мальчишку убирать будем? — кивнул на него Джек, швыряя окурок в его сторону. Огонек прочертил идеальную дугу и приземлился прямиком на щеку парня. Харли было все равно. Все, о чем она думала до этого, вдруг стало ей безразличным. К черту. Она просто найдет этого докторишку и вспорет ему брюхо, обматывая его кишками как новогоднюю елку. Да, это не будет та театральная месть, которую она уже нарисовала в своем воображении. Но и этого будет достаточно. Она не отрывала своего пустого взгляда от Джейкоба, когда его тело зашевелилось. Харлин вмиг оказалась рядом с ним. Глаза парня стали ярко-красными, а кожа так и осталась бледноватой. Волосы приобрели заметный красный оттенок. Он непонимающе уставился на двоих, которые с улыбками смотрели на него. — Джек! Удалось! Наш… Наш первенец! Харли произнесла это так, словно перед ними лежал новорожденный ребенок с пухлыми щечками и красным личиком. Джейкоб не должен был говорить, она запретила ему перед процедурой. Но, видимо, переход от человеческой жизни к вампирской снял с него гипноз, поэтому тот произнес хриплым голосом: — Что происходит? Что вы со мной сделали? — О, мальчик мой, мы сделали то, что никто и никогда не сделал бы для тебя — подарили новую жизнь! — Я… Я теперь такой как вы? Харли задумалась. А такой ли он? Может ли он делать то же самое, что и они с Джеком как перворожденные? Это предстояло выяснить. — Воды… Так хочется пить… — Нет, Джейкоб, — голос Джека был предельно вежливым, практически заботливым, — не воды, тебе хочется совсем другого. Прошла не одна неделя, пока они не усовершенствовали свой метод. Новые вампиры были не такими сильными как они с Джеком, словно новеньким передавалась лишь часть их силы. И в этом был очевидный смысл, иерархия. Они были главными, сама природа указывала на это. У подчиненных вампиров оказалась связь с Харли и Джеком, словно эти двое оказались альфа. Вампиры, может, и хотели бы ослушаться их, но у них это не получалось. Движение их тел, ход мыслей прерывался, стоило Харли или Джеку скомандовать. Таким образом у злодейской пары появилась армия. Она была малозначительной, пока не набрала своих участников. Харли не до конца понимала зачем им столько людей, но Джек подошел к вопросу с особой тщательностью и ответственностью. — Джокер, я выполнил твой указ. Такой фразой ее прервал молодой вампир, обращаясь к Джеку и протягивая ему дорожную сумку. В ней оказались сотни тысяч долларов. — Джокер? Харли перевела взгляд на Джека в немом удивлении. Тот растянул свои губы в довольной усмешке. — Не одной тебе нравится менять свое имя с течением времени и со всеми трансформациями, происшедшими с нами. Я буду Джокером в готэмской колоде из шестерок. И как известно, Джокер может побить любую карту. Речь была высокопарной, пафосной, такой характерной для него, что Харли невольно залюбовалась им. В нем исчезла нервозность и дерганность. С каждым днем он становился все более и более уверенным в себе, сильным, стойким. Менялась его осанка, манера речи. В движениях появилась какая-то животная плавность и опасность. Мышцы его, которые после трансформации стали более твердыми, сейчас выглядели особенно соблазнительно, а вены, выпирающие у него на руках буквально сводили ее с ума. Она смотрела на него и думала о том, насколько сильно ей повезло с избранником. Он был тем, кто всегда был ей необходим: сильный человек, ведущий, а не ведомый. С которым она наконец могла почувствовать себя слабой. Она не была такой, но по крайней мере могла себе это позволить. И это было, пожалуй, самым ценным ее приобретением. Ощущение свободы и независимости, дарованное не каждому. — И откуда, позволь мне узнать, взялись эти деньги? — Скажем так, один лопух, который нагрел не одного вкладчика, поделился ими с моим другом, — он указал взглядом на вампира, который принес ему добычу. Харли перевела на того взгляд. Остекленевшие глаза говорили о том, что он находится под воздействием приказа Джокера. Он не мог ослушаться его: ни физически, ни морально. — И зачем тебе эти деньги? — Какой глупый вопрос от такой умной девочки, Харли. Воплощение всех наших планов может потребовать немало финансов. Харли попросила вампира покинуть их. Это не впервые когда она замечала, что Джек задумал что-то помимо того, что уже рассказала ему Харли. И с каждым днем его решимость набирала все большие обороты. — Тебе не кажется, что пора поделиться своими планами и со мной? — Рано, Харли. Детка, у меня все под контролем, можешь не беспокоиться об этом. Как только я выйду на финишную прямую — я поведаю тебе обо всем и даже большем. Тебе стоит лишь проявить должное терпение. Харли утвердительно кивнула, не до конца удовлетворенная его ответом. Ей не нравилось то, что он задумал нечто за ее спиной. С другой стороны мог ли он сделать что-то, с чем она не стала бы соглашаться, тогда как в нем одном она находила собственное отражение? В одну из их ночных вылазок за «провиантом» Харли обнаружила странную особенность. Люди инстинктивно боялись их. Видимо чувствовали это чуть ли не кожей. Но стоило в поле их зрения попасть Джокеру, как они буквально начинали съеживаться, превращаясь в сгусток страха и отчаяния. — Джокер, а не кажется ли тебе, что твоя сила в наведении страха? — Думаешь? — он потер бороду указательным пальцем и глубоко задумался, после чего продолжил, — Это же восхитительно! Пожалуй, в этом весь я: устрашающий, непредсказуемый, наводящий ужас и приводящий его в действие. Сказать, что это открытие дало им многое было бы слишком громко. Но по крайней мере теперь Джокер перестал переживать по этому поводу, что не могло не радовать. Сам парень воодушевился не на шутку. Теперь их ночные ужины приобрели более красочные оттенки. Он устраивал игры, в которых жертва испытывала настоящий непередаваемый ужас перед зверем, несущим ей смерть.***
Две недели спустя
Ночная темнота нарушалась лишь сиянием луны и работающим торшером. Он то и дело моргал из-за поврежденной проводки. Это было неудивительно, ведь мгновение назад он полетел в голову хрупкой блондинки, не нанеся ей при этом видимых повреждений. Человек в углу смотрел на нее так, словно перед ним был как минимум ходячий мертвец. В целом, он был не так уж и далек от истины. Он прижимался всем своим телом к стенам, дрожа и содрогаясь во всхлипываниях. Он был жалок. Она же стояла перед ним с пустыми руками в абсолютно расслабленной позе. Ее темная облегающая одежда демонстрировала сильную подтянутую фигуру. Красные губы девушки были изогнуты в милой и приятной улыбке. Так обычно улыбаются медсестры своим маленьким пациентам перед тем, как сделать им болючий укол. Она вдруг хохотнула и опустилась в кресло, доставая из кармана пачку сигарет. Огонек от ее зажигалки осветил ее лицо лишь на мгновение, но и его хватило для того, чтобы мужчина в углу заметил мертвенную бледность ее кожи. Она выдохнула дым и повертела в пальцах сигарету, рассматривая ее раскаленный кончик. Медленно она перевела взгляд на мужчину и направила на него воображаемый лук, стрелой для которого выступала зажженная прежде сигарета. — Харлин, не делай этого! — закричал мужчина, закрывая лицо руками. — Как же ты жалок, Джервис… Я всегда знала, что ты ничего из себя не представляешь, но не настолько же! И когда твоя жалкая тушка запомнит, что меня зовут Харли! Харли Квинн, это так сложно? Ответом ей был судорожный вдох. Она же вновь затянулась и с наслаждением перекатила во рту дым так, как если бы он был материальным. Она наслаждалась каждой секундой, проведенной в этой комнате, собственной властью над этим человеком и тем, как ее собственная сила привела ее план в действие. — Ты так и не ответил как твои дела, Джервис. — Ты должна быть мертва! Мертва, Харлин! Мне доложили, что вы с Джеком Напье были убиты при побеге! — Просто нам было так удобнее. Видишь-ли, мы немного изменились, как ты, должно быть, заметил. И куда логичнее было начать все сначала, чем рассказывать всем вокруг о том, кто мы теперь. Ты ведь понимаешь? Понимаешь кто я? — Ты мертвец! — Какие громкие и драматические слова! Мне нравится! Она встала и потушила сигарету и краешек кожаного кресла, на котором сидела. Митчелл отвалил за него не меньше семисот долларов. Какая жалость, что его судьба оказалась такой прозаичной, в отличие, пожалуй, от судьбы его владельца. Харли подошла к мужчине и села перед ним на корточки, устраивая свои руки на коленях, подпирая ими голову. Она не трогала его, находясь в стенах его дома, за тридцать пять минут, она все еще ни разу не тронула его. Только смотрела, улыбалась, говорила, показывала зубы… Во всех смыслах. — Так как у тебя дела, Митчелл? — Хреново, Харлин, какое тебе дело? — Не знаю, у меня вот все прекрасно, даже не глядя на все твои старания. — Рад за тебя. Она ответила ему самой широкой улыбкой, на которую была способна. Потом она рывком встала и медленно прошагала к комоду, на котором стояло множество рамок с фотографиями. Ее мартинсы топтали раскрошенное стекло, в которое превратилась ваза, которую Митчелл бросил в Харли, как только та появилась на его пороге. Она отшвырнула ее одной рукой, превратив в крошево. Харли взяла в руку одну из рамок, в которой была изображена вся семья Митчелла: он, его жена, дочь и маленький пес бигль. — Твои? — она спросила его, поворачивая фотографию так, чтобы он увидела о чем она. — Да, — выдохнул он. — Где же они, Джервис? — Не твое дело, Харлин! Он выплюнул эти слова, сверля ее ненавистным взглядом. Но Харли не среагировала на этот выпад. Более того, ее лицо стало еще более удовлетворенным, словно кто-то только что вручил ей невероятно вкусную конфетку, которую она так давно хотела. — Ты можешь хамить мне сколько хочешь, но я бы предпочла услышать правду. — Пошла нахер, Квинзель! Одной секунды хватило ей, чтобы оказаться впритык к нему и сверкая своими алыми глазами, прошипеть: — Ты не понял, я х-о-ч-у услышать правду. На мгновение его глаза стали стеклянными, а следом он весь как-то обмяк, стушевался и привалился к стене, запуская руку в волосы. — Моей семьи нет, Харлин. Ее больше не существует. Ты довольна? — Нет, Митчелл, не довольна. Я хочу знать все. Поведай мне. Она ленивой медленной походкой подошла к небольшому барному столику, присела на корточки и принялась перебирать его содержимое, подыскивая себе необходимое. Вскоре она нашла бутылочку довольно неплохого виски, откупорила ее, понюхала содержимое, отхлебнула прямо из горла и плюхнулась на диван, показывая взглядом, что с нетерпением ждет продолжения. Митчелл же рухнул на пол и обхватив голову рукам, продолжил: — Я даже не знаю когда это началось. Я всегда думал, что моя семья — идеал. Что я как успешный врач, смогу обеспечить ребенку должное образование, а жене — безбедное существование, ведь ей даже не приходилось работать. Вся ее жизнь была сплошным увлечением. Она целыми днями посещала курсы по рисованию, лепке из глины и танцы. Развивалась в свое удовольствие. Наверное, на одних из таких курсов она и познакомилась с этим ублюдком. Гарретом. — И что же сделал этот уважаемый молодой человек? Обида вместе со злостью сверкнули в его глазах и Харли сделала глубокий глоток, довольно причмокнув губами. — Что ты хочешь услышать от меня? Что он трахнул мою жену на моей же кровати? Или на моей кухне? На том же самом диване, где ты сейчас сидишь? — Фуу! — демонстративно скривилась Харли, его страстная злость раззадоривала ее. — Я думал, что мы все уладим, починим, наверстаем. Я исправлюсь, смогу дать ей нужное внимание, которого из-за моей работы ей не хватало. И мы пытались, честно. Пока я не проснулся в очередной понедельник и не обнаружил, что ее вещей в доме больше нет. А возле здания стоит грузовик, в который она и этот гребаный Гаррет погружают коробки, которые до этого были частью моей жизни. — Ты не единственный, кому изменяла его жена, Митчелл… — глубокомысленно изрекла Харли, покачивая ногой. — А потом у меня начались трудности с дочерью. Проблемы с наркотиками. У моей Николь. — Ц-ц-ц, Митчелл, врач, который не уследил. — Я… Она не выдавала никаких признаков, я бы узнал, я бы понял! Но… Все проходило мимо меня. Мне позвонили со школы и сообщили, что мне следует отправиться к директору для серьезной беседы. Я думал о чем угодно, что у нее упала успеваемость, что она нахулиганила, целовалась с каким-то парнем за школой. Что угодно, понимаешь? Но не то, что тест на наркотики моей дочери показали положительный результат! — Ты можешь вылечить ее, Джервис, разве не так? Ты ведь. Можешь вылечить… Всех? — она вложила в свои слова куда больше злобного смысла, сверкая идеальными белыми зубами, ее главным орудием убийства. — Могу! Мог бы… Но… Она предпочла жить с матерью. Николь стала такой из-за меня, я стал тому причиной! Еще и эта собака… — А что с собакой? — заинтересованно посмотрела на него Харли, пока крутила на пальце прядь розовых волос. Виски быстро подошел к концу, но она не чувствовала опьянения, поглощенная тем, что происходило. — Она… Она сбежала. — Ты лжешь мне, Джервис. Кишки твоей собаки были намотаны на почтовый ящик, не так ли? — Откуда ты зна… Он не успел закончить от того, насколько резко она оказалась перед ним. Она делала это не впервые, но именно сейчас он почувствовал запах опасности. Куда более сильной, вызывающей отчаяние и ощущение безысходности. С прихожей вышел еще один человек. — Напье? — Все хорошо, бублик? — Джокер подцепил подбородок Харли и заглянул ей в глаза. Она лишь кивнула и положила руку на его плечо. Джокер сел в испорченное ею кресло и закинул ногу на ногу. Расслабленная, вальяжная, такая характерная для него поза. Он скрестил свои руки в замок и поднес их к подбородку, не произнося и слова. — Знаешь, Джервис… Когда я встретила тебя впервые на научной конференции в Калифорнии, мне показалось, что передо мной фанатик своего дела. Который работает для людей, стремится познать что-то большее, что-то, что изменит привычный уклад вещей. И ты был так хорош… Но я ошибалась, признай это. Он молчал, но Харли не особо были нужны ответы. Она рассуждала, расхаживая по кабинету взад-вперед, провожаемая глазами Джокера, неотрывно следящими за каждым ее движением. — А это я поняла уже в тюрьме. Когда ты, сукин такой сын, заразил меня неведомой ебалой! Чтобы я подохла там, захлебываясь в собственной мокроте! Или выжила и стала подопытной крысой для тебя и тебе подобных! Человек, которым я восхищалась, стал для меня примером того, как низко можно упасть. И я могла бы уничтожить тебя, Джервис. Да. Я могла бы разорвать тебя на куски, буквально. Мне ничего не стоило бы сделать это. Моей силы сейчас хватит на то, чтобы своими же руками развалить весь твой дом. Но, не знаю, в курсе ли ты, но я довольно умная девочка. А умные девочки не всегда действуют сгоряча. Поэтому я включила свой прекрасный мозг и подумала как удачней было бы донести до тебя ту боль, которую ты причинил мне и моему мужчине. Он перевел взгляд на Джокера, сидящего в кресле и его брови изумленно выгнулись. — Да-да, мы с Джокером вместе, что так удивляет тебя? — Харли, Джокер… Что вы себе выдумали? Возомнили себя героями Марвел? Джокер вскочил с кресла и в мгновение ока оказался прижатым к Митчеллу. Он не трогал его и пальцем, просто находился в опасной близости, глядя на него с поистине дьявольским выражением лица. Страх тут же окатил того волной, лишая возможности рассуждать здраво и сохранять спокойствие. Так чувствует себя кролик, попавшийся в капкан к охотнику и видящий, что тот уже идет в его сторону. — Не нужно, пирожочек, я сама, — ее рука мягко коснулась локтя Джокера. Тот еще какое-то время сверлил взглядом испуганного доктора, а затем молча вернулся на свое прежнее место. — Я все думала, отрубить бы тебе руки или ноги, лишить языка или зрения, слуха. Чего-то настолько важного, чтобы ты просто не смог жить с этим. Но я поняла, что даже так ты все еще будешь жить. А мне хотелось опустить тебя на дно, разодрать и оставить там же гнить. И я ударила по тому, что представляет для тебя самую большую ценность — семье. — Что ты, черт возьми, несешь? — Подложить твою женушку-шлюшку под моего человека было делом пяти минут, она даже не сопротивлялась. Боюсь представить каков ты в постели, если она повелась на вампира под гипнозом, который по сути ничего и не соображал. — Сука… — прошипел он и Харли не сдержавшись, влепила ему звонкую оплеуху, от чего его голова резко дернулась, а из носа тут же потекла струйка крови. На пару секунд он был полностью дезориентирован, потеряв слух и зрение. А когда они восстановились, Харли уже стояла далеко и держала в руках пару тряпочек. Приглядевшись к ним, Митчелл опознал в них нижнее белье жены. Он не узнал бы их, если бы не дарил этот комплект самостоятельно. Если бы не провел в этой чертовой Викториас Сикрет несколько часов, разбираясь в размерах, пытаясь выбрать для жены лучшее. Он купил этот комплект еще до того, как узнал о ее измене, но уже четко ощущал, что отношения дали трещину и охладели. — Она взяла комплект, который подарил ей ты и трахалась с первым попавшимся мужиком на всех поверхностях этого дома, ты почти угадал. Держи, — и она швырнула эти лоскутки в него. Митчелл не стал ловить их, растерянно глядя по сторонам. — Ты хочешь сказать, что моя жена ушла к вампиру? Если с ее головы упадет хотя бы волосок, то я тебе… — То ты мне ничего не сделаешь, потому что ты лишь жалкий, ничего не могущий и не значащий червь! — рявкнула на него Харли и продолжила, — Твоей жены оказалось недостаточно. Поразительно хорошая женщина, даже жаль ее, ведь она связалась с таким куском дерьма как ты. Следующей стала твоя дочь. Лицо его перекосила гримаса боли, словно в сердце ему воткнули длинную шпагу и проворачивали ее то по часовой, то против часовой стрелки. — Ты не представляешь, Джервис, что эта девочка рассказывала мне. Оказывается, папочка никогда не любил свою дочурку. Его заботили только ее отметки, то, как она представляет его в обществе. Она должна была быть отличницей, умницей, красавицей, даже если не хотела этого сама. Дааа, Митчелл, ты удивительный папаша, посадить свою тринадцатилетнюю дочь на диету, потому что из всех друзей у тебя был самый пухлый ребенок — вау. Снимаю шляпу, до такого даже я бы не додумалась, а фантазия у меня хоть куда! А еще ты записал ее на такое количество курсов, что девочка спала по четыре часа в день. Ты знал это, а? Митчелл, сейчас ей шестнадцать и подсадить ее на наркоту было столь просто, что я даже не применяла гипноз. И знаешь что? Она все время талдычила про какого-то парня, Майкла, кажется. Вполне вероятно, что ты мог бы стать дедушкой… — Прекрати. — Но я не уверенна, что ты заслуживаешь на то, чтобы твоя дочь увидела тебя еще раз. И знаешь, в качестве соли на свежую рану, я решила расквитаться с твоим псом. Как там его зовут? Байт? Он не особо кусался, если тебе интересно. Я. Отняла. У тебя. Все. Как тебе это нравится? М? Он молчал. Она действительно отняла у него все, но он все еще надеялся на то, что сможет все исправить. — Посмотри на себя, а теперь посмотри на меня. И кто же из нас жалок? Кто заслуживает смерти? Кто и за кого будет решать судьбу? — Харли, кончай этот маскарад. Этому ублюдку уже давно пора отправиться на корм рыбам, потому что даже я отказываюсь жрать такую падаль. — Погоди, Джокер, это моя игра, мой план, моя месть. Я хочу сделать все как надо. Она закончила не сразу. Все два часа после этих слов она провела в самых сладких пытках, которые могли прийти ей на ум. Она уничтожила своего мучителя морально и физически, буквально не оставив на его теле живого места. Пускай комиссар Гордон задумывается о том, что на самом деле произошло этой темной ночью. Они с Джокером стояли на вершине готэмского моста. Харли смотрела на город, который вызывал у нее столько эмоций, которые она не смогла идентифицировать. Она любила его за теплые воспоминания, за детство, в котором все же находились люди, способные ей помочь, за судьбу, которая подарила ей Джокера, мужчину, который был согласен последовать за ней и в огонь, и в воду, разделил бы с ней на двоих ее безумие и одиночество. Но ровно так же она ненавидела Готэм. За людей, которые ставили чужие жизни ни во что, которые убивали, насиловали, пытали, грабили, доводили до смерти… Этот город был пропитан болью, насилием и страхом. Теперь они с Джокером стали его олицетворением. — Я должна сделать еще кое-что… — прошептала она Джокеру в плечо, а он приобнял ее. — Еще один коварный план? Кого будем убивать на этот раз? Ты хотя бы представляешь насколько ты сексуальна, когда убиваешь? Ммм, я готов смотреть на это вечность, если она у нас есть… — Нет, Джокер, хватит убийств на этот раз. Мне нужно увидеться кое с кем. На этих словах в его глазах мелькнуло что-то новое и неузнаваемое, она пыталась понять, что это за чувство было, но так и не поняла. Он прикрыл глаза и поцеловал ее в макушку: — Только не долго, моя булочка, на эту ночь у меня все еще есть планы… Он провел кончиками пальцев по ее скуле, очертил линию челюсти, опустился по ключицам вниз, наблюдая за тем, как ее кожа покрывается мурашками. Его лицо осветилось довольной ухмылкой. Он всегда выглядел так, когда осознавал какие чувства вызывал в Харли, какую власть имел над ней. Бредя по улицам Готэма, Харли продумывала в голове вероятные фразы, которые ей придется сказать, чтобы объяснить то, что с ней случилось и кто она такая. Чего она хочет и что может предложить. Вопреки ожиданиям и многолетнему опыту психолога, ее потряхивало. Они не виделись уже целую вечность… Все могло пойти совсем иначе. Харли подошла к нужному дому и подняла глаза вверх. Необходимое окно светилось от настольной лампы и было открыто нараспашку. Она легко оттолкнулась ногами от асфальта и взлетела вверх, приземляясь на подоконник. — Приветики! — она попыталась сказать это как можно проще, словно делала так каждый день. Рыжая девушка, стоящая перед холодильником, застыла в нерешительности. Харли видела ее со спины, но прекрасно представляла себе какое выражение лица было у ее подруги. Девушка обернулась и посмотрела на Харли. В ней не было удивления от того, что, живя на шестом этаже, к ней в окно «залетела» ее подруга, пропавшая без вести, ее не удивил ее внешний вид. Она вообще не подала виду, что что-то не так. На ее лице была лишь усталость и досада. — Ну привет, Харлин… — Харли. — Ты теперь Харли? — Да вот как-то так сложилось… — Я думала, что ты сдохла намертво. — А получилось как-то… Не намертво. Памелла подошла к ней и крепко обняла подругу. Если бы Харли оставалась человеком, то они обе услышали хруст костей, но теперь ее тело было совсем иным. Памелла Айсли была лучшей подругой Харли еще с малых лет. Они учились в одной школе, только Харли выбрала путь душеправа (душегуба?), а вот Памелла решила быть поближе к четвертой власти и стала журналистом. В 2019-м она даже получила премию «Журналист года». Настолько она была хороша. Памелла всегда была умницей. Даже слишком. Правильная семья, идеальные родители с такой же хорошей дочерью. Она училась в школе на отлично, была одной из чирлидерш, занималась гимнастикой, хорошо рисовала. Она была примером успешности, еще не достигнув своего совершеннолетия. Она была такой красивой, что иногда даже Харли, далеко не самой уродливой девушке, становилось больно. Рыжие волосы от природы вились привлекательными волнами, зеленые глаза затягивали в себя как в омуты. Идеальная внешность, успехи, увлечения, привычки. Такой она была всегда и Харлин, как разрушающую черную дыру, тянуло к ней словно магнитом. — И что теперь? — спросила Пэм, оглядывая новый облик Харли. — Да ничего, живу себе тут поживаю… — все подготовленные слова вылетели из ее головы, оставив за собой пустоту, сравнимую разве что с вакуумом. Памелла заварила зеленый чай и пригласила Харли за барную стойку, разделяющую ее кухню и гостиную. Стоило Харли расслабиться и слова понеслись рекой. Она рассказала о мальчишках, которых ей пришлось, пришлось убрать, о том, как она попала в Аркхем, как ее пытались… Убить? Да, это звучало громко и не совсем правдиво, но именно так она чувствовала себя. Харли поведала о том, как обнаружила свои силы, о том, как она с ними живет. Упомянула она и о мести Митчеллу. — Ты, рехнулась, Харлин?! — Харли, — поправила она ее, отхлебывая чай из своей кружки. Пэм только закатила глаза и уставилась на нее, требуя объяснений. — Что? — Ты и вправду убила его собаку?! — А, то есть история с изменой жены и подсаживанием дочери на наркоту — это мелочи? По-моему у тебя сбит нравственный прицел, милая. — Отвечай на вопрос! — Да ничего я не делала… Успокойся. Я, конечно, злобная сучка, но я за справедливое зло. Жена его и вправду изменяла ему долгие годы. Только вот тот чувак, с которым она это делала, уехал куда-то на Аляску, нахрен он мне нужен был? Поэтому я нашла вампира, похожего на него и… Ну, знаешь, посеяла вокруг нее старые воспоминания. Она то и дело думала о том, как хорошо ей было раньше, пока ее любовник не уехал. И это спровоцировало ее на новую измену. Чистая психология. Дочка давно сидела на наркотиках. Этот придурок и вправду не заметил того, как упустил ее из виду, как спустил все на самотек. Поэтому, будем считать, что я просто поставила его в известность. А собака… Знаешь, не хватало еще, чтобы этот кусок дерьма нашел последнюю отраду в песике. А так уж сложилось, что в соседнем штате есть девочка, которая каждый год пишет на шоу Джимми Фэллона с просьбой подарить ей на рождество собаку. Безуспешно, как ты понимаешь. Я просто исполнила желание одного маленького ребенка. А кишки были из ближайшего мясного рынка и принадлежали отнюдь не собаке. Ну и кто я после этого? Монстр? — Тебя послушать — так ты рыцарь в сияющих доспехах. — А что не так? Его жене будет лучше без него, она красива, достаточно молода для того, чтобы найти себе кого-то получше. И заняться наконец дочерью. — Почему ты считаешь, что вправе судить? Повисла тишина. Харли сощурила глаза, с подозрением рассматривая свою подругу. — Ты что же… Не на моей стороне? — Да при чем тут сторона, Харли… — она устало потерла лоб, — ты знаешь, что я всегда буду с тобой, но сейчас ты… Другая. Настолько изменившаяся, что не знаю даже как к тебе относиться. — А не надо искать подводных камней, Пэм! Я все еще та, кто держал тебе волосы, пока ты блевала от нервов перед контрольной по математике у мистера Гарднера. Та, с кем ты играла в бадминтон и пела песни под луной. Я — твой друг! — Харлин Квинзель — величайший психолог, лучший специалист, которого я только знала. А передо мной сидит девчонка, обтянутая черной одеждой, словно второй кожей, имеющая волосы, словно ей пятнадцать и сердце у которой бьется совсем по другой причине. — Что это меняет? Я не по своей воле стала такой. И ты тоже можешь. Ее глаза потемнели и она невольно придвинулась ближе к подруге. — Что? — Памелла похолодела от ужаса. — Ты можешь стать одной из нас… Пэм, ты не представляешь насколько это иной мир! Возможности, физическая форма… Весь мир станет твоим! Нашим! А если наши рассуждения верны — перед нами путь в бессмертие! Вечная жизнь, молодость, сила! Представь только сколько всего мы сможем сделать! — Сделать? Ты имеешь в виду убить? Расчленить? Сожрать? — Мы сможем познать этот мир, увидеть его. Мы можем начать с Готэма — подарить ему новую жизнь! — Но пока ты только разрушаешь его! — Это была вынужденная месть! — Вынужденная? Кто-то толкал тебя к Митчеллу, заставлял делать это все с его семьей? А твое перерождение тоже вынужденное?! — Меня сделали такой в лаборатории Аркхема, я не нарывалась на это! — У тебя был выбор, Харли! Выбор! — О каком, блядь, выборе ты говоришь? А? Пэм? О каком? Харли вскочила со своего места, ее нервно потряхивало. Она смотрела на человека, которого долгие годы считала своим другом и не узнавала ее. — Ты могла не становиться таким… — Кем? Ну же, Пэм, продолжай! Ты хотела сказать монстром, ведь так?! — Не важно, что я хотела сказать, Харли… Главное, что ты действительно выбрала то, кем являешься сейчас. — Иначе я бы умерла! — А может было бы и лучше умереть? — Что ты такое говоришь? — прошептала Харли. Глаза ее были расширены от ужаса, она отступила на шаг, надеясь услышать, что она неправильно все поняла, что подруга имела в виду нечто совсем другое. Но молчание было ей ответом. — Лучше было бы умереть? Ты так считаешь? Тебе стало бы легче от того, что твоя подруга стала жертвой жалких лабораторных крыс, превративших ее в предмет для испытаний? — Мне стало бы легче от осознания того, что моя подруга осталась собой до конца. — Но я и сейчас такая же, Пэм! — Нет! Харлин Квинзель никогда бы не стала убивать невинного человека из чувства мести, она бы вообще не смогла убить! Харлин Квинзель проработала бы это внутри самой себя, нашла бы причину своей злости и обиды и смогла бы это отпустить. — Чушь! Все, что ты говоришь — сплошная чушь! Я сделала то, что любой сделал бы на моем месте! И не строй из себя святую! Ты поступила бы ровно так же, как и я! — Нет! Ты ошибаешься! И об этом я и говорю! Ты изменилась, ты другая, я не знаю человека, который стоит передо мной! Занавески на ее окне задвигались и в комнате оказался Джокер. Весь его вид не выражал и толики дружелюбия. Он смотрел на Памеллу так, словно был готов разорвать ее на части. — Ах вот оно что, ты осталась с тем психом, Напье, кажется? Я готовила о тебе материал для нашего канала. — Я помню тебя, Айсли. Чертовка, которая решила, что в праве указывать кто живет правильно, а кто — нет. — Я упрекнула тебя в жестокости и смертях, которые ты за собой понес! Я не только журналист, но и гражданин этой страны, я имею право на осуждение таких личностей как ты. — Именно, Айсли. Я — личность. В отличии от тебя. И Харли тоже. Мы представляем что-то из себя. У нас есть своя философия, свои мотивы и планы. Тогда как ты — жалкий прожигатель жизни, что ты оставишь после себя? — Я оставлю правду, Джокер. Лучше не становись на моем пути. — А то что? — он моментально очутился рядом с ней и злобно оскалил зубы. Памелла была не из робкого десятка, но она не могла сопротивляться внушительной силе Джокера. Она боялась его, хоть и старалась не выдавать этого, — Смелая девочка, смелая, но глупая. — Джокер… — Харли положила руку на его плечо, отодвигая и выходя наперед. Какое-то время они с Памеллой просто смотрели друг на друга, не произнося и слова. Молчание нарушила вампирка. — Я всегда считала тебя своим другом. Своей опорой. Ты не отвернулась от меня даже когда я попала в Аркхем. Но ты желаешь мне смерти в случае, когда от меня ничего не зависело. — Ты могла умереть. — прошептала Айсли. — Могла, — согласилась Харли, — но не стала. Как не стала бы умирать и ты. Рассуждать о громких вещах с высоты астрономической башни — очень просто. Но когда ты находишься на волоске от смерти, когда чувствуешь, что что-то жуткое, нереальное, но в то же время столь естественное подкрадывается к твоей душе, собираясь забрать ее себе — ты начинаешь биться. Как канарейка в тоннеле, заполненном газом. И ты готова отдать все ради того, чтобы ты смогла дышать и дальше, чтобы твое сердце билось. Не осуждай меня, Пэм. Ты совсем не понимаешь о чем говоришь. — Мне жаль, Харли. Правда жаль, — слезинка скатилась по ее щеке, — но я не изменю своего мнения. Харли не расплакалась. И не кинулась на подругу с кулаками. Она лишь ощущала предательскую горечь на языке, словно выпила кислоты, разъедающей ее изнутри. Так чувствуешь себя лишь в моменты полного опустошения. — Пойдем, — бесцветным тоном сказала она Джокеру и двинулась не к двери, а к окну. Они легко спрыгнули на асфальт и в мгновение ока скрылись в ночной темноте. Лишь тогда Памелла смогла судорожно выдохнуть. Они бежали. Так долго, как только могли, не разбирая дороги, не видя ничего в смазывающихся пятнах, в которые превратился мир. Когда они остановились, Харли согнулась, уперев руки о колени и обессиленно зарычала. Злые слезы брызнули из ее глаз, наконец выплескивая наружу те эмоции, которые копились в ней все это время. Начиная с Аркхема она жила в осознании, что кто-то снаружи ждет ее. Айсли была самой близкой, самой родной подругой. И теперь… Теперь она для нее мертва. — Запомни, Джокер, ее для меня больше не существует. Она мертва. Но, — она зыркнула на него так, что даже он осторожно замер, — если с ее головы упадет хотя бы одна волосинка, если кто-то тронет ее хотя бы кончиком пальца, или еще хуже, сознания, тогда я уничтожу того, кто ослушается меня. — Почему ты говоришь это мне? — Потому что я хочу, чтобы твои псы тоже это знали. Впервые Харли показала кто в их паре главный. Она продемонстрировала силу, которой ей хватало с лихвой. И Джокер не ответил на это. Ни единым словом.