◸ ○ ◹
Уже к ночи у Антона на ноутбуке есть на Арса вся информация: от даты рождения до предпочтений в еде. Он знает, что у того в школьные годы был зеленый попугай по кличке Кактус, что первый его секс был в джакузи в семнадцать лет, когда он встречался с дочкой мэра города, что он не переносит суши и что серьезные отношения у него были полтора года назад. Семья в Омске, сестра в Москве, душа в театральном, карта постоянного клиента в самом лучшем клубе Питера. Антон не знает, что за фрукт нарисовался в его подпольном, не слишком легальном баре, но четко понимает лишь одно — за ним придется приглядывать сильнее, чем за всеми остальными работниками, потому что люди с такой улыбкой априори не могут быть честными. С работой тот справляется: приходит вовремя, не уходит раньше без разрешения, с готовностью соглашается на дополнительные смены, не халтурит, не препирается ни с кем, одет всегда с иголочки, учтив, вежлив, относительно послушен, отвратительно очарователен и раздражающе сексуален. Причем самое неприятное — прекрасно знает об этом и нагло пользуется. Юля отказывается работать с ним в одну смену, потому что роняет все, что только можно, в том числе свою честь, так что в пару к Арсу ставят Макса, но ситуацию это мало спасает, потому что Макс — открытый гей, и к Арсу он далеко не только бокалы подкатывает. Тому очевидно похуй, но раз Максу все-таки прилетает — Антон так до конца и не понял, что там ему такого сказал Арс в ответ на очередное приставание, но после этого Макс впервые взял больничный. Наглость Арса Антону нравится до тех пор, пока она не касается непосредственно его. Он привык, что ему подчиняются, что его побаиваются, а этот хоть и уважает, но в глазах такой постоянный надоедливый вызов, что так и хочется выебать из него всю спесь. Только вот Антон не трахает своих подчиненных, хотя для Арса, чего уж, сделал бы исключение — такая задница пропадает. Он едва ли не впервые сталкивается с проблемой, что хочет переспать с человеком, но понятия не имеет, как подступиться. Нормальные отношения у него в последний раз были в десятом классе, после он связался не с той компанией, влез в историю, чуть не сдох пару раз, нашел себе «папочку», поднялся по социальной лестнице — жаль только не совсем честным путем, но каждый выживает, как может, — угробил своего спасителя и занял его место. Секс для него — потребность. Дрочку никто не отменял, но иногда хочется, чтобы живое, теплое и с отдачей, а кто и где — едва ли имеет значение. Чаще он просто через знакомых вызывает себе понравившегося человека, полностью уверенный в том, что, во-первых, ничего не подхватит, и, во-вторых, никто не разболтает лишнего. А с этим труднее — Арс был нанят отнюдь не для этого. Откуда у Антона вдруг моральные принципы и загоны малолетки — он в душе не ебет, но регулярно срывается на всех, кто слишком близко стоит, и заходит в бар все реже и реже, чтобы лишний раз не нарываться на раздражителя. Совсем прижимает вместе с осознанием, что все последние его партнеры оказываются парнями с темными волосами. То ли случайность, то ли шиза, но ни то, ни другое Антону не нравится, так что в очередную смену Арса он назначает встречу с потенциальным партнером в своем баре, чтобы, так сказать, присесть одновременно на два хуя — и поглазеть на этого ублюдка, и сделку, если получится, обмыть. Котелка нет — висит на вешалке, — зато синеватый свет красиво скользит по уложенной шапке волос, рубашка на этот раз серая, а не черная, тоже четко по фигуре — просто отвратительно, — портупея пересекает грудь и крепится кольцом над сердцем, штаны такие узкие, что при желании можно рассмотреть буквально все. Как жаль, что бармен из-за стойки не выходит. Партнер — Дмитрий — низкий, полноватый, отчасти лысый, так еще и в очках, которые скрывают маленькие хитрые глазки. Антон сразу просекает, что этот наебет с вероятностью в девяносто девять процентов, и заранее готовится вызывать охрану, если с этим гномом возникнут проблемы. — У тебя парни четкие пушки продают, — сразу к делу переходит Антон, не видя смысла рассыпаться кокаином по столу, и сожалеет только о том, что сел таким образом, что теперь вынужден постоянно натыкаться взглядом на бармена. Лучше бы спиной сел. Хотя задом он бы к нему не поворачивался. — С вас оружие, с нас — защита и привилегии. — А с деньгами что? — деловито интересуется Дмитрий, поправив очки и постукивая пальцами по столу. Дешевая пародия на Дон Корлеоне, даже смешно, словно ребенок на Хэллоуин напялил костюм Человека-паука из ФиксПрайса. — Защиту я и сам могу обеспечить своим ребятам, связи и так имеются, а вот деньги все решают. — Сколько? Антон презирает такие разговоры. Деньги печатаются, подделываются, рвутся, а в них почему-то упирается все. Не в опыт, не в количество извилин, не в изобретательность и смекалку, а в количество зеленых на счету в банке. Столько талантливых и неординарных людей подыхают, как крысы, из-за нехватки денег, в то время как моральные уроды с башками картонными коробками доживают до старости, не сделав ничего. Нет, Шастун не моралист — он сам, по сути, такой же: оказался в нужном месте в нужное время, после подсуетился, когда выдался момент, не побоялся замарать руки и выбился на определенный уровень, пусть и подпортив себе карму. Только кому какое дело до твоих грехов, если после пули в лоб только темнота и никакого старика в круге света? Разговор раздражает. Антон отвечает сухо и коротко, вертит в ладонях бокал с виски, комкает салфетку и старается не обращать внимания на то, что бармен подслушивает. Не в открытую, нет, другой бы не заметил — просто Антон делает точно так же, поэтому сразу просекает фишку. Но действий никаких не предпринимает, просто следит: рыпнется лишний раз, одно неверное движение или шаг к телефону — увы, придется подпортить роскошную шевелюру кровью. Дмитрий притворяется дурачком и старается наебать, причем так откровенно и наивно, словно впервые занимается чем-то таким, и Антону почти смешно. Ему уже нахуй не нужно ни оружие, ни партнерство — ему просто интересно, насколько сильно этот идиот может проебаться. Он больше наблюдает, откинувшись назад и скрестив руки на груди. Лениво улыбается, покусывает губы, периодически прикладывается к напитку и поглядывает на Арса — тот то и дело смотрит на него в ответ, и по глазам, сука, все понятно — тот тоже просек. Это забавляет. Ощущение, что у них есть общая маленькая тайна, и кончики пальцев почему-то покалывает странным нетерпением. — Ну так что? — прерывает его мысли Дмитрий, и Антон, повернув голову, лениво смотрит на него. — Мы договорились? — О чем? О том, что ты хочешь наебать меня? — фыркает, тянется за новой салфеткой и, вертя ее в тонких длинных пальцах, продолжает: — Я не знаю, на что ты рассчитывал. Может, ты других подкупаешь своим идиотизмом, и те ведутся, решив, что воспользуются твоим недалеким умом и загребут бабки, но мне это не интересно, — он пожимает плечами. — Я идиотов не люблю, дебилизм опаснее, чем венеричка, и к тому же почти не лечится. Так что мой тебе совет, — он кладет перед Дмитрием сложенную в форме члена салфетку и мило улыбается, — свали по-хорошему и без разборок. Думаю, на это тебе хватит ума. В противном случае придется объяснить на пальцах. С каждым словом Дмитрий багровеет все сильнее и сильнее, а после последнего жеста и вовсе крякает настолько оскорбленно, что до Антона доносится смешок Арса — тот не выдержал в своем углу. — Знаешь что, сука, — шипит Дмитрий, наклонившись вперед и вцепившись в край стола, — я всем этим заправлял, еще когда ты со своим старым ебырем не познакомился. И таких, как ты, я повидал больше, чем ты шлюх. Так что, детка, прикрой свой рабочий рот и лучше соглашайся, пока не пришлось… — Прошу прощения, — Антон упускает тот момент, когда Арс подходит к ним. Уже в котелке, с бокалом в одной руке и тряпочкой в другой и с очаровательной улыбкой, — заюш, — с патокой в голосе обращается он к Дмитрию, который весь подбирается, не ожидая такого поворота, и облизывает губы, — не то чтобы меня сильно волнует, появится в твоем теле еще одна дырка или ты обойдешься теми, что уже есть, но я настоятельно рекомендую тебе послушаться и просто свалить. А то в противном случае, — он нарочно медленно протирает бокал, с нажимом ведя внутри пальцами, так что у Антона внутри все сводит, потому что он буквально ощущает эти фантомные прикосновения, — у вас случится заварушка, а мне потом убирать, — он дует губы и обиженным котенком смотрит на него исподлобья. — Будешь зайкой и спасешь меня от уборки, договорились? Дмитрий не двигается с места, совершенно сбитый с толку, а Антон закусывает нижнюю губу, чтобы не заржать, потому что Арс… Сука, у него никогда в жизни так не стояло. Арсений отходит к барной стойке и как ни в чем не бывало занимается своей работой, в то время как Дмитрий, проводив его взглядом, смотрит на двух охранников за спиной Антона, поправляет очки и с кислой миной, словно он сожрал рыбий корм вперемешку с кроличьим дерьмом, поднимается и одергивает пиджак. Антон вальяжно разваливается в кресле, откинув голову назад и согнув одну ногу в колене, смотрит на него снизу вверх и приподнимает брови домиком. — До машинки сам дотопаешь или Сережам тебя проводить? Дмитрий чиркает ножками кресла, разворачивается и, пинком открыв дверь, выходит на улицу. Антон берет бумажный член, рассматривает его и вздыхает. — Какой самостоятельный мальчик, душа радуется, — поворачивается, положив руку на подлокотник, и в упор смотрит на Арса. Выдерживает пару мгновений, потом отталкивается ладонями от стола, подходит к барной стойке, ловит Арса за воротник рубашки и дергает на себя. Улыбка стирается с губ, брови сдвигаются, он с силой впивается в тонкую ткань и не дает отстраниться, прекрасно зная, что заставляет упираться животом в край стойки. — И нахуя ты влез? Ты, сука, бармен, а не решала. Знай свое место. На лице Арса не дергается ни один мускул. Ему, кажется, плевать и на давление на живот, и на перекошенную одежду, и на алкогольное дыхание в лицо, и на близость — он даже дышать чаще не начинает. Смотрит так же спокойно и расслабленно, как и до этого, а после последней фразы и вовсе приподнимает уголки губ. — Ну что Вы, сэр, я со своим местом давно определился, — упирается ладонями в барную стойку, немного приподнимаясь, напирает сильнее и ухмыляется. — И когда-нибудь я его, черт возьми, займу. Подтекст понятен и без объяснений. Антона ведет то ли от гнева, то ли от возбуждения, на мгновение сознание застилает красным, а, отстранившись, он видит, как Арсений вытирает кровь с рассеченной губы. И снова на лице ни одной лишней эмоции. Антон не понимает, как он это, блять, делает, но его буквально потряхивает. — Вернусь к работе, если позволите, — чеканит Арс с наигранной покорностью, и Антон, отшвырнув ногой стул, выскакивает из бара на улицу. Хочется нажраться, покурить и подрочить. Не важно, в какой последовательности и при каких обстоятельствах, но… Этот бармен точно не тот, за кого себя выдает.◸ ○ ◹
Но он чист. Кристально. Не придерешься. Антон сам копает, где только может, подключает своих людей, и все равно по нулям — ни одной зацепки. Но Арсу он по-прежнему не доверяет — тот не настолько хороший актер, сколько бы он ни пиздел о своем театральном прошлом. Антон достаточно разобрался во всей этой мутной стороне жизни, чтобы научиться шарить в сущ(ч)ности людей, и Арсений точно с ним одного поля ягода, вопрос только в том, чей он и к чему вся эта история. — Где ты отрыл этого Попова? — интересуется Антон, надевает джинсы на голое тело, и тянется за зажигалкой. Егор — стесняшка — прикрывает бедра одеялом и зачесывает челку — верный признак того, что нервничает. — Даня с ним познакомил как-то. У него знакомые клип снимали — какие-то музыканты, не знаю, что играют, — и им нужен был кто-нибудь смазливый для эпизодической роли. Меня в городе не было, так что не срослось, — он хмыкает, — а Арс согласился. Ну, а потом ты Милоша завалил… — Егор. — Да брось, все в курсе, где он, — отмахивается тот, кинув на него взгляд «кому-ты-хочешь-напиздеть». — Но суть не в этом — Арс недавно заделался в бармены, но схватывает на лету, не болтает, так что я решил, что это то, что нам надо. — Мне. — Как скажешь, — легко соглашается Егор, — бери, мне не жалко — он весь твой. Антон хмыкает и отходит к окну — он сомневается, что Арс вообще чей-то. У него такие черти в голове, что он едва ли себе принадлежит, а уж кому-то еще… Вряд ли. Это и заводит отчасти — приструнить бы, но тогда, возможно, и интерес пропадет — Антона заводит именно то, что Арс вот такой, а если покладистым станет — наскучит почти наверняка. — А что такое? Подозрительный? — Егор все-таки выплывает из кровати и дефилирует в ванную. На заднице — налившийся кровью укус, и Антон отводит взгляд — что за дерьмовая привычка ебаться с бывшим? Хочется ответить, что он просто долбоеб, но на самом деле это тупая и отчасти бессмысленная попытка обратить свое внимание на любую другую задницу, которая хотя бы когда-то имела значение. А с Зайцем у них было хоть и недолго, но ярко и горячо. — А то ты не знаешь, — Антон выбрасывает сигарету в окно, идет следом за Егором в ванную, прислоняется к дверному косяку и, глядя на него, серьезно говорит: — Заяц, я сам тебя пристрелю, если узнаю, что это твоя затея. Ты понял меня? Тот и ухом не ведет — придвигается, целует в нос и несильно шлепает по щеке. — Принял. Еще разок? Антон лишь качает головой, подхватывает в комнате свои шмотки и вываливается в коридор. Раз по-другому не получается, придется разбираться напрямую — он надеется, что Арсений не против очной ставки.◸ ○ ◹
— Ты меня почти на свидание позвал, — вместо приветствия хмыкает Арсений, когда Антон заходит в комнату на втором этаже — прямо над барной стойкой. Небольшие окна выходят прямо в зал, так что сверху можно наблюдать за тем, что происходит в баре, и иногда, когда Антону не хочется ни с кем общаться, но необходимо находиться в своем подпольном заведении, он засиживается именно здесь. — Я не знал, доставать ли свечи, так что не подсуетился, прости. На нем снова черная рубашка, как в первый день работы, портупея и черные джинсы. Челка набок, волосы шапкой, нос кнопкой, глаза омутом — все понимает и кайфует от растерянности Антона. Антон прикрывает дверь, падает в кресло и закидывает ногу на ногу — то ли чтобы в принципе закрыться, то ли чтобы спрятать возможную эрекцию. Арсений же наоборот прислоняется бедрами к столу и откидывается назад, опираясь на руки. Показательно открытый и доступный. — О чем говорить будем, сэр? На меня поступили жалобы? — Антон просто ненавидит, когда Арс включает режим дурачка. — Откуда ты такой, блять, взялся? — кривится Антон, облизнув губы. — Мы же, вроде, еще в первую встречу все выяснили, — Арс пожимает плечами, — или что, не представляешь меня в стрингах? — и слепит улыбкой. Сука. — Ты знаешь, что я имею в виду. — Нет, а должен? Антон хлопает по столу кулаком, но Арс и тут не вздрагивает — только еще более лениво разваливается на столе. Счет идет на секунды: если он — пусть даже случайно или, не дай Бог, нарочно — раздвинет ноги, Антон не сдержится. Арсений смотрит в упор спокойно, расслабленно, словно они говорят о том, сколько сахара добавлять в чай, и это вымораживает еще сильнее. — Ты понимаешь, что я пристрелю и тебя, и Егора? — Разве он плохо трахается? — Арс приподнимает брови, и Антон совсем теряется. — Я слышал совсем обратное. Не то чтобы я сильно в этом разбирался и уточнял, но, вроде, никто не жаловался, поэтому… — Кто. Ты. Блять. Такой? — почти рявкает Антон, поднявшись из кресла, подходит к нему и кладет ладони на стол по обе стороны от его бедер. — Ты пиздишь и не краснеешь. Ты робот? Андроид? — Ага, девиант, — усмехается Арсений и прогибается в спине, лениво глядя на него. — Вы бы поменьше в приставку рубились, а то — упс! — мозг немного поплыл. Того и гляди реальность с игрой начнете путать, — он касается кончиками пальцев его груди, и Антон замирает. Засчитав это за разрешение, пусть и неуверенное, Арсений прижимается ладонью и скользит с нажимом вверх и вниз, сбивая футболку, гладит, царапает сквозь ткань и улыбается так похабно, что в голове коротит. Антон перехватывает его кисть, сжимает почти больно и скалится, чувствуя, как учащается дыхание. — Ты не ответил. — Кто я? — Арсений чуть двигает коленями, касаясь его ног и сжимая их, и хмыкает. — Тебе библиографическую сводку предоставить? Или будут какие-то конкретные вопросы? Его эти скачки с «вы» на «ты» и обратно укачивают. Антон рычит. От злости, беспомощности, напряжения… и еще чего-то, что всегда электрическим пучком взрывается в груди, когда рядом Арс. Причем вот такой Арс — наигранно спокойный и показательно послушный, а на самом деле готовый вспыхнуть фейерверком и поджечь все вокруг. — Я… я просто бармен. — Из-за «просто бармена» я бы так себя не вел, — выплевывает Антон, раздувая ноздри, и его ведет от торжества в серо-голубых глазах. — Какого ты высокого обо мне мнения. Еще пару мгновений Арсений изводит его, ведя ступней по его лодыжке вверх и вниз, а потом пихает в грудь, чтобы слезть на пол, разворачивает и толкает животом на стол. Прижимается сзади, обхватив ладонями его бедра, накрывает его тело своим и шепчет на ухо: — Знаешь, что мне в тебе нравится? Что ты весь из себя такой важный, властный, дохера серьезный глава мафии, оружие, бабки, руки в крови, а на деле, — он расстегивает его штаны, запускает руку под два слоя ткани и с силой сжимает член, вышибая у Антона стон, — у тебя стоит на то, чтобы тебя нагибали. Антон не знает, как это получается, но Арсений дрочит так, как нравится, и хочется позорно скулить. Но он сдерживается, вцепившись в край стола и зажмурившись. Часть его требует развернуться и въебать этому охамевшему ублюдку, а вторая отчаянно просит прогнуться и просто получить уже то, чего хочется уже несколько месяцев. Арс, кажется, чувствует все его метания, усмехается и цепляет зубами мочку уха. Он не церемонится и не тянет — спускает его штаны ниже, выпутывает его ногу из штанины, чтобы можно было нормально раздвинуть чужие ноги, стягивает свои джинсы и белье до колен и шлепает членом между ягодиц, ухмыляясь. — Я видел твой взгляд, — прижимается бедрами, дразнится, задирает пиджак и футболку и скребет ногтями по позвоночнику, отчего Антон упирается лбом в стол и жмурится. — Интересно, сколько раз мы трахнулись в твоей голове? — он вытягивает из своих джинсов ремень, оборачивает его вокруг шеи Антона и дергает на себя — Антон прогибается в спине и сдавленно хрипит, дурея от давления на шею. Внизу, в баре, играет музыка, слышатся голоса людей, а здесь, наверху, и так маленькая комната сужается до размера двух прижатых друг к другу тел, чьего напряжения хватило бы на то, чтобы снабдить электроэнергией несколько городов. — Я могу дать тебе форы пару минут, — предлагает Арсений, поглаживая его бедра одной рукой, а второй скобля по спине. — Почувствуешь власть, ты ведь привык к этому. Или как? Арсений касается губами его шеи сзади, посасывает кожу, дразнится зубами — Антон утробно мычит, все еще пытаясь сдерживать стоны, только до побеления цепляется пальцами за стол — потом опускает свободную руку вниз, скользит пальцами между ягодиц и касается ложбинки. Антон разводит шире ноги — похуй уже на все, просто сделай это, пожалуйста, потому что кончить от одного ремня на шее слишком позорно, — надавливает, вводит два пальца почти легко и усмехается. — Было бы глупо надеяться, что это персонально для меня, да? — Антон оборачивается, насколько это возможно, и Арсений больно впивается пальцами в его ягодицу. — Но моего самолюбия хватит, чтобы все-таки поверить в это. У Антона в ушах звенит, когда Арсений входит. Не до конца, но грубо и отчасти неожиданно. На мгновение боль ослепляет, но многолетний опыт дает о себе знать, и он привыкает — сжимается вокруг члена и все-таки слабо стонет: это чувство заполненности стоило всей нервотрепки с этим барменом. Арсений плавно ведет бедрами, толкаясь глубже, и Антон хочет наклониться, вообще упасть нахуй на этот стол, но ремень не дает. Перед глазами пляшут звезды, член стоит почти болезненно, и он даже не рискует прикоснуться к нему, потому что не знает, как к этому отнесется Арс… С каких это пор его вообще ебет чужое мнение?! Антон не успевает зацепиться за эту мысль, потому что Арсений начинает двигаться, и хочется забить на свои принципы и стонать в голос — каким-то образом он через раз попадает по простате, и хорошо до полуобморока. — Что ты там сказал какое-то время назад? — интересуется Арс, методично втрахивая его в стол и не давая распластаться по нему, удерживая ремень. — Знать свое место? — он пихает его в спину, заваливаясь сверху, и ведет кончиком языка за ухом. — Вот, я его нашел, доволен? Антон смачно матерится, жмурясь, и то и дело облизывает губы, стараясь хоть как-то сохранять контроль, потом распахивает глаза и видит перед собой окно, а за стеклом — бар. Он понимает, что их могут увидеть, и низ живота простреливает электричеством. Арсений, словно читая мысли, сгребает пальцами волосы на его затылке, дергает наверх, кладет голову ему на плечо и, продолжая неторопливо двигать бедрами, тянет патокой: — Я могу сделать так, чтобы тебя слышал весь бар. Как думаешь, повлияет ли на твою репутацию то, что ты подставился под — как там? — просто бармена? — С-с-сука… — Антону похуй. Он сам подается бедрами назад, насаживаясь до упора, выгибается, как большая кошка, и вертит задницей. — Харош выебываться уже, — не просит — огрызается, потому что слабость никогда не признает, — на деле докажи. Лучше бы молчал. Антон не помнит, когда в последний раз он был готов отключиться после пары минут секса: Арсений дергает его за волосы, иногда затягивает ремень, превращая в совершенно безвольную куклу, трахает так, что Антон даже имя свое забывает. Тело простреливает раз за разом, член трется о поверхность стола, пальцы сводит — с такой силой он вцепился в края, — потная футболка липнет к спине, ноги дрожат и не держат. Оргазм Антон пропускает: его замыкает настолько, что в какой-то момент он просто отключается, а, сфокусировав взгляд, понимает, что заляпал спермой какие-то бумаги. Ремень не сдавливает, Арс не держит, и он присаживается на край стола, стараясь отдышаться, мутным взглядом смотрит на Арсения, который вытирает какими-то салфетками живот и руки, поднимает на него сытый взгляд, легко чмокает в губы — почти по-детски, что слишком разнится с тем, что было минутами ранее, — поправляет одежду и выглядит так, словно не было ничего: даже прическа не сильно потрепалась. — Запишу тебя в свой список побед, — слишком нагло, слишком самонадеянно, но Антон прощает ему эту вольность — на время, потому что так его еще никто не трахал и он до конца не понял, что произошло: тело, по-прежнему ватное, едва ли согласно слушаться и нормально функционировать. — А касательно того, кто я… — он облизывает губы и с ухмылкой смотрит на него, — ты составил два уравнения, в которых есть что-то общее, но не просек, что к чему. Однако, — Антон ненавидит эту самодовольную улыбку, — сомневаюсь, что ты недоволен тем, чем все обернулось. А так, — он ведет большим пальцем по его губам, сжимает подбородок и наклоняет голову набок, — скоро все поймешь, детка. Нет смысла и дальше тянуть. А пока, — он поправляет портупею и челку, подмигивает ему и идет к двери, — я пойду работать… сэр.◸ ○ ◹
Антон не удивляется, когда на следующий день узнает, что сразу несколько партнерских компаний отказались от сотрудничества, из штаба был угнан грузовик с лучшим оружием, а одну из карт каким-то образом взломали. Он сидит в своем кабинете, выслушивая нервные доклады своих подчиненных, постукивает пальцами по столу и улыбается. Ему смешно. Как можно было не срастить, что Егор не только его бывший, что уж больно часто Арс выходил работать не в свою смену и слишком уверенно себя вел, не говоря уже о умении держаться. У того явно далеко не только театральная подготовка за спиной — Антон готов поставить свой джип на то, что Арс и стреляет без промаха. Его ситуация смешит. Так глупо проебаться — это надо было. Повелся, запал и утратил бдительность. Он знает, что выследить обоих — эти мрази свалили вдвоем, кто бы сомневался, — не составит труда: у него люди везде, но почему-то хочется поиграть. Экран телефона вспыхивает, оповещая о новом сообщении. Просто бармен Уступишь мне две минуты форы, что я предлагал тебе тогда? А потом… хочешь повторить? *родоначальник флейринга