О неудачных праздниках
Отец держит Дельфину на руках, высоко-высоко, и видно так далеко вдаль; пестрая толпа на Фестиваль Торговцев движется вокруг, обтекая их, как большо-о-ой корабль. Сложно не хохотать, когда весь мир под тобой, папа купил тебе даэдрота на палочке, а впереди столько интересного! Вдруг папа резко дергает ее вниз, и Дельфина оказывается на земле. — Господин Мэлионт, вам тут известие… от Сйорвара, вы понимаете, — говорит мальчишка-гонец. Они останавливаются, отец пробегает глазами по строкам и мрачнеет с каждой секундой. Ничего, думает Дельфина, к вечеру отойдет. Если с мамой поцапается, то всё равно все завтра веселые будут. В любом случае, фестиваль-то сейчас, радоваться надо! Папа, конечно, совсем смурной, но даэдрот такой вкусный, чего переживать! Ох уж эти взрослые, вечно в свои проблемы играют. Дельфина еще не знает, что это последний день, когда она видит своего отца.О танцах
— Дельфина, в самом деле, ты дворянка из Камлорна, а движешься как бревно. Ты что, хочешь, чтобы вся легенда разлетелась на куски? — Нет, госпожа. Вовсе нет. Запах ауридонских вишен кружит голову; по весенней алинорской жаре легко забыться. — Давай же, Дельфина. Вальс на Второй Сев — это совсем не сложно, и даже ты можешь с этим справиться. Раз-два-три, Дельфина, ты играешь роль манмерской служанки-рабыни у важной альтмерской леди. Раз-два-три, Дельфина, ну и что, что сердце сжимается при взгляде на лицо «хозяйки», что кровь приливает к щекам — устав всегда с тобой, и сотни глаз за тобой наблюдают. Раз-два-три, Дельфина, во всем этом великолепии, среди садов и поместий лежат кости твоего отца, и Талмор стоит за твоей спиной, приготовив ржавую клеть. Кружись же, Дельфина, вертись ужом — такова твоя шпионская доля!О костюмах
Ни одна людская сказка не передаст великолепия алинорских балов. Шелка и кружева, блеск бриллиантов и бокалов, фонтаны игристого вина; невиданные сладости, точеные фигуры, ровные улыбки. — Быстрее, Алданья, ты что, хочешь опоздать на представление? День Крепкой Любви, тебе еще жениха искать! — говорит подруге какая-то напомаженная альтмерка. — Ой, ну прости, дорогая, моя глупая рабыня вечно не затягивает мне корсет до конца. Сзади свободная сутай-рат из «протектората Доминиона» слизывает кровь с распоротой маникюрными ножницами лапы, на сцене плетками заставляют целоваться босмерку и громадного орка. Публика хохочет. Одолженная на день здешнему хозяину, господину Ворундилу, манмерка-горничная идет в коротком платье, крепко держа поднос, и чьи-то мослатые руки оглаживают ей бедро. Впрочем, ради тайн Талмора можно и потерпеть. Ни одна людская сказка не передаст великолепия алинорских балов — ведь у людей полно историй про айлейдские скульптуры из плоти, как и морровиндских невольничьих баллад.О провалах
— Выпустите кто-нибудь! Вы-пус-ти-те! Дельфина дергает и дергает ручку двери. Никто не отвечает. — Эстериль! — кричит она изо всех сил, — Эстери-и-и-иль! Она мертва, говорит голос в голове. Она подписала себе смертный приговор в тот момент, когда засунула тебя в деревянный ящик. Ты единственная осталась. Совсем как тогда. Из почвы алинорских садов к телам твоих товарищей тянет лучевые кости твой отец. Дельфина не знает, который сегодня день, но что-то внутри упорно твердит: двадцать третье, начало морозов. Много веков назад четырнадцатилетней девочке перерезали глотку — теперь же всему Ордену Клинков свернули шею. Дельфина надсадно кричит, царапая руки об дверь, загоняя занозы под пальцы — и в воздухе ей отчетливо чудится запах разложения. (Этой же ночью она узнает, что за таинственный груз везет этот корабль в замурованном трюме. Из ящика на нее с укором будут смотреть десятки знакомых голов.)О середине
Они сидят в какой-то деревушке, прячась среди остовов домов. Впереди, по дороге, стоит с колдовским посохом смерть, сзади смерть дышит в затылок, слева и справа висят на деревьях обгоревшие тела. Впрочем, нет смысла прятаться — пришлют желтожопые похитителей лиц, и вот уже твой сослуживец вонзает нож тебе в печень. Зеленый нордский парень, имя не вспомнить, скулит на одной ноте в углу — без глаз и без ног он больше не хочет жить. Сама Дельфина живет на воде и надежде; Красное Кольцо сжимается, и оставшиеся агенты передают, что скоро она отомстит за Эстериль, скоро они зададут остроухим трепку за сожженные города, скоро ей лежать в могиле. Вряд ли она переживет Имперский Город, теперь, когда Талмор захватил Храм Повелителя Облаков, думает Дельфина, но вслух не говорит. — Значит так, отряд — мы с Хьориком нашли немного гнилой брюквы и моркови. Так, ты, ты и ты — идете по дрова, ты — занимайся костром, ты — помоги калечному. Кто-нибудь может музыку соорудить? На Дельфину смотрят семнадцать удивленных лиц. — Значит, нет. Ну что же, в таком случае, будет у нас хоровое пение. Что, ушлепки, забыли, что сегодня праздник Середины Года? Этот праздник, думает Дельфина, будет достоин самого Шеогората; имперский отряд в альтмерском окружении жжет костер на открытой местности, хором крича песни про отца-Императора. Впрочем, свой последний праздник стоит отметить с великим размахом.О смирении
На День Сказок и Свеч Фолкрит забился по домам и носа не кажет. Дельфина не суеверна: она устало садится на скамью меж ровных рядов надгробий. — Не знаю, чего ты ищещь, путница, — я сам совсем не свят. — Покоя ищу, священник. Слишком много крови на руках. Жрец Аркея хмурится, но вопросов не задает. — Я сам его ищу, дитя. Боги нас простят. — Ты ведь тоже многих убил, да, Рунил? Много людей искалечил магией, долго смеялся над их телами? Старик смотрит устало, и во взгляде его лишь смирение и принятие. — Аркей всех рассудит. Хочешь мести за родных — убивай. Дельфина видит повешенные тела, крики талморцев, братскую могилу к востоку от камней-хранителей. — Нет, жрец. Ты давно уже искупил свою вину. «Ты лучше меня», — хочет добавить Дельфина, но лишь молча уходит в лес.О подарках
— Вот сорок септимов — это за эссенцию и пальцы. Еще лепешек завернула, и да, я раздобыла соль пустоты, платы не надо. С Днем Ведьм тебя, Анис. Карга смотрит на Дельфину с хитрым старческим прищуром. Хмыкает. — Ну спасибо тебе, голубушка. А ты что не на празднике, тянучки детям не раздаешь? — Не люблю праздники, сама знаешь. Лицо ведьмы вытягивается, и Дельфина хмурится — сейчас эта кошелка-провидица наговорит хорошего. — Да, не везет тебе. Тело твое тогда из петли достали, а душу забыли, теперь и ходишь живым мертвецом. О, замечательно. Какое милое предупреждение. Карга тем временем юркает в подвал и долго копается, чтобы всучить Дельфине в руки какие-то бутыльки. — Прости, голубушка, старость не радость, рот не закрывается, вот тебе подарочек. Это, значится, шоб у кавалера всю ночь стояло… — Анис, ты совсем уже головой поехала?! — … а это от последствий, девочка, и повеселись там хорошо, а то будешь как я! «Ветошь старая», — шипит под нос Дельфина. «Уши надеру, мерзавка!» — слышит она в ответ, и губы невольно растягиваются в ухмылке.О признаниях
— Оргнар, мне надо тебе кое-в-чем признаться, — говорит Дельфина однажды. — Ты сейчас говоришь про подвал, про кладбище или про то, что тыква заканчивается? — невозмутимо отвечает тот. Дельфина давит смешок. — Нет, это гораздо, гораздо серьезнее. Оргнар тут же отставляет таз с грязной посудой. — Недавно в Ривервуд приехал купец, — неспешно начинает Дельфина. — Ну, мы с ним уже сторговались по молоку и яйцам, а он возьми и скажи — мол, нет ли у тебя, хозяюшка, уха эльфийского? — И? — переспрашивает серьезно и напряженно Оргнар. — А я ему и отвечаю: тебе, мол, альтмерских, босмерских или фалмерских, а вот ежели за данмерскими, так в Виндхельм езжай, у нас пока нет. Ну и показала ему пару образцов… в общем, сдриснул он, я и мигнуть не успела, а сейчас вижу — к нам талморский отряд идет. В гробовом молчании Оргнар пристально посмотрел на нее. — Дельфина, ты сейчас это серьезно говоришь? — Да, Оргнар, абсолютно, а еще у тебя вся спина в побелке, огримова мать, ты правда в этот бред поверил. С Днем Шутника! — Твою же мать, Дельфина, ну ты и…! В «Спящем Великане» начинался новый день; за руганью Оргнар и не заметил, как Дельфина, отвернувшись, пробормотала неслышно: — Эх, Оргнар, что бы я без тебя делала.О молитвах
— Тайбер Септим, Император, завоеватель, узурпатор — дай мне жестокости, дай мне коварства, чтобы выстоять, когда ничего не осталось. Дельфина расстегивает мудреные застежки чужого плаща. — Зурин Арктус, боевой маг, ученый, советник — дай мне мудрости, дай мне хитрости, чтобы спрятаться, выждать, чтобы отомстить моим обидчикам. Нож в сухую грудную клетку входит с трудом. — Вульфхарт, Исмир, Дракон Севера — дай мне сил, дай мне отваги, чтобы идти напролом и убить их всех. Она достает сердце, еще теплое, и кладет на алтарь. — Талос, людской бог, наш последний бог, прими этот дар и помоги мне уничтожить твоих главных врагов. На Тайбедету Дельфина стоит на коленях в вайтранских степях, и тела талморцев выложены в узор из рукояти секиры.Об иных мирах
Дельфина пристально смотрит на существо, расы которого не найдется в «Филогенезе». Босмерская полукровка? — Мне легко тебя писать, — говорит существо. — Но ты узнаешь, от чего умер твой отец, а мне не дано. Хотя, может, ты и не узнаешь. Еще решаю. — Кто ты, тварь? — спрашивает Дельфина. — Зря ты так, зря. Ты спишь, Дельфина, или, может быть, после дегтя ты взрезала себе вены — я все пытаюсь выдержать нужную планку трагизма. Хотя, если по Кирке, то Сплю сейчас я… но, увы, у меня нет ни бурбона, ни псилоцибина. Бурбон? Кирка? Почему на бедре нет привычного ножа? Тварь ставит на стол горячую кружку. — С Рождеством тебя, Дельфина. Я тоже не люблю конец декабря… Вечерней Звезды. Гроза проносится через Ривервуд на Новую Жизнь, и из окон на спящих злобно скалится Шеогорат.О блюдах
— Оргнар! Скамповы яйца, Оргнар, тащи в зал даэдрову медовуху! Лепешки не задаются, и Дельфина смотрит на них с укором. Разумеется, это не Порт-Хандинг, и гленумбрийскую капусту, как и нежный даггерфолльский мягкий сыр, приходится менять на что-то местное. Впрочем, Дельфина почти уверена — мама бы справилась. Праздник Воинов был единственным днем в году, когда мама появлялась на кухне, возилась с самого утра в муке — но как же хорошо было сидеть всей семьей и тянуть сыр из горячего теста под смех кумушек и ругань гувернера, под мамины окрики и топот старого слуги… стоило ли прозябание в таверне краха этой идиллии? Прости меня, мама, думает Дельфина; я была самой ужасной дочерью на свете. Не имеем, что храним… Но гости ждать не будут — через четверть часа Дельфина выплывает с полным подносом из-за стойки и громко кричит: — Кому ривервудских лепешек с мамонтовым сыром? И вся таверна встречает ее овациями.Об ожиданиях
Конец сбора урожая принято праздновать под самый конец Последнего Зерна, но Скайрим — суровый край, и уже семнадцатого числа Дельфина носится по всей таверне, в уме подсчитывая будущие барыши. Надо будет у Фендала закупить дичи, Лукан обещал привезти бочонок Хоннинга из Вайтрана, и да, нельзя забыть позвать Свена и заплатить аванс за вечер. О, и под этим столом еще подмести! Для маленького Ривервуда любой урожай — самый большой из праздников, тем более этот, двести первого года, когда природа была так щедра на тепло. — Дракон летит! Дракон уже здесь! — вдруг надсадно кричит выжившая из ума Хильде. У Дельфины нет сегодня времени на бредни стариков, и она лишь отмахивается. В «Великане» быстро собирается народ, и вот уже Гердур отплясывает у очага, и Камилла нежно улыбается Свену. Хоть бы этот праздник удался, хоть бы кто-то еще порадовался, думает Дельфина. Входная дверь распахивается, все веселье замирает, и в зал вваливается грязный и раненый Хадвар. — Хелген. Черный дракон спалил Хелген, — говорит он и падает навзничь.О выпивке
— Наливай еще, Эсберн! Берег Карта — острые скалы, разрушенные башни, беглецы. Последние Клинки. — Позволь тебе напомнить, Дельф-ф-фина, что устав запрещает нам… ургх, пить без необходимости. Она размахивается и отправляет бутылку куда-то вниз, в белую воду. — Ну-ну, господин архивариус, так исключите рекрута из Ордена, — смотрит на него ехидно Дельфина, — вот только нет никакого сраного Ордена, да и нас с тобой тоже, формально говоря, нет. Эсберн не отвечает. — Скажи, хоть праздник сегодня какой есть? А то я тут пытаюсь напиться впервые, а без повода грустно как-то, — продолжает она. — Ну, если подумать… хмм, — пытается сообразить он, — тридцатое начала морозов. Разве что день рождения Уриэля Седьмого. — О-о-о, последний нормальный император. Ну это, конечно, повод. Дельфина встает. — Слава Императору Уриэлю! Слава Империи! Слава Клинкам! Слава тому, что мы тридцать лет как всосали у Талмора и теперь подставляем зад! Она пьет залпом из горла и истерично смеется. Бутылка падает в Карт. — Хоть бы эта паскуда написала, как с небес Шоровых вернется, Талос меня подери.О концах
В Храме на удивление многолюдно: Довакин и его данмерский дружок отплясывают, пьяные, у Стены Алдуина, хотя музыки давно уже и нет, и Утгерд даже умудряется им подпевать. Где-то в оружейной засели Эсберн с Эрандуром, рядом примостилась Аделаиза — наверняка снова травят байки про Империю, и даже Лидия уже побежала мыть тарелки. Право слово, когда-нибудь Дельфина вобьет в эту девочку хоть каплю собственного достоинства! Это настолько похоже на что-то семейное, на что-то такое, чего у Дельфины и не было никогда, что она выходит спешно на стылый предельский воздух, плотно закрыв за собой дверь. Секунда освещает двор неровным серебристым светом; Оргнар прислоняется к колонне, пережившей три эры, и смотрит в небо. — Вот и провели мы с тобой Старую Жизнь, Дельфина, — неспешно говорит он. Она ничего не отвечает, лишь становится рядом, настолько рядом, насколько раньше себе никогда не позволяла. В новый, двести второй, год впервые хочется смотреть с улыбкой.