Для чистых все чисто

— Но… она все же женщина, нельзя же так… — сомневался еще совсем молодой стражник. Он проработал в Азкабане всего месяц, и местные порядки казались ему дикими, варварскими. Джерри никогда бы не пошел на такую работу по собственной воле, но проблемы с деньгами вынудили его кардинально поменять свою жизнь. Беременная подружка без конца пилила его насчет финансовых проблем, когда зарплата на его должности в Министерстве едва позволяла сводить концы с концами. В Азкабане неплохо платили, скорее всего, из-за дементоров, которые патрулировали тюрьму по ночам. Вроде компенсации за то, что после их дежурства даже ходить по коридорам было тяжело, слишком явно ощущалось их присутствие, и стены слово давили со всех сторон. Никто бы не пошел на такую работу за меньшую плату, даже сейчас желающих было очень мало. — Эх, такое приходит в голову многим новичкам, — тяжело вздохнул его старый начальник, выковыривая остатки ужина из зубов вилкой. — Парень, который занимал твой пост до тебя, тоже таким был, жалел этих… — Он с отвращением кивнул в сторону камер, а его спутанные, грязно-серые волосы, упали ему на глаза. — Знаешь, что с ним произошло? Джерри отрицательно покачал головой и приготовился к очень жуткой истории, почему-то ему пришло в голову, что заключенные могли окончательно озвереть и съесть его предшественника. Стражник плотнее запахнул мантию — ближе к ночи в замке становилось все холоднее. — Кажется, этого парня Патрик звали… или Пэрри… — Старик задумчиво поглаживал свою редкую седую бороду, а затем махнул рукой, — плохая у меня на имена память, впрочем, для истории это не важно. Новички редко у нас нижние уровни охраняют, ну, ты в курсе, я этим обычно с Питом занимался, мир праху его. А людей сейчас чертовски мало. Предшественник твой, он добрый парнишка был, детишек двое, жена — красавица, колдографии их с собой всегда носил, хвастался. — Начальник одобрительно хмыкнул, откидываясь на спинку стула. — Добряк, вот и пожалел бабу эту. — Он кивнул в сторону камеры печально известной Белатриссы Лестрейндж. — А она ж как с катушек съехала пару лет назад. Я тут еще с момента, как эта Пожирательница смерти здесь появилась только, в первые два года как животное дикое вела себя, кидалась на всех, кто еду приносил, картинки какие-то безумные на стенах выцарапывала, кровь свою по полу размазывала. То ли ритуалы это какие-то были, то ли совсем крыша поехала — я так и не понял. Потом успокоилась, даже мне ее жаль было: дементоры ее камеру страсть как обожают. Сломалась баба, рыдала во сне, про детей что-то кричала, у нее потомства вроде нет, наверное, те, кого убила, ее в кошмарах навещали; сама с собой говорить начала и есть практически перестала. Патрику совсем ее жалко было, говорил с ней иногда, Лестрейндж, хоть и тронутая, да собеседник интересный. Он ей еду приносил, а она ему о жизни своей рассказывала. Я не против был, у нас тут скука смертная, а эти на нижний уровень не от скучной жизни угодили, занятные у них истории бывают. Так вот, пару лет назад она как в себя пришла, снова грязью охранников поливать начала, с соседями своими переговариваться, с мужем, который в камере подальше, и братом его. Подозрительным мне это показалось, я приглядывать за ней начал, заметил как-то, в канун Рождества, она Патрику письмо какое-то передала. Это уже ни в какие рамки не лезло, строжайше запрещено у нас что-либо на волю от них передавать. Я его у Патрика забрать попытался, а он уперся, как баран, в общем, я только клочок оторвал от бумажки той да повздорил с парнем. И вот, пару недель назад, прихожу я на дежурство, как обычно, спускаюсь сюда, а тут настоящая кровавая баня: голова Патрика наколота на эту самую пику, — он неприятно скривился и кивнул в сторону старого ржавого оружия, закрепленного на стене. — Его кишки были по всей комнате размотаны, вонь стояла омерзительная, а в центре всего этого кошмара — Белатрисса Лестрейндж. Эта чокнутая сидела рядом с его телом, засовывая руку ему в живот, чтобы получить больше крови и рисовала на полу какие-то символы. Признаюсь, в тот момент меня ужас дикий охватил. И при всем при этом она выглядела менее безумной, чем за все время своего заключения. Лестрейндж рисовала сосредоточенно, уверенно, словно все эти знаки не просто припадок сумасшедшей, а имеют глубокий смысл. Такой страшной картины я в жизни не видел, а ведь я двадцать лет с дементорами работаю! До сих пор кошмары снятся… Не человек она, чудовище. Не могут люди с таким безразличием убивать. — Старик закрыл лицо руками и притих, а потом добавил, — и ведь не понятно, как эта гадюка из клетки своей выползла и все это с парнишкой сотворила. У него и палочка была, и пользоваться ей вроде умел… Начальник стражи Азкабана еще что-то бормотал себе под нос, но Джерри его уже не слушал. Он в ужасе смотрел в сторону камеры, в которой была заточена эта безумная ведьма. Через прутья решетки было видно, что женщина этот момент спала, положив голову под затертое, сероватое подобие подушки. Ее грязные, спутанные черные волосы, словно змеи, торчали из-под подушки и извивались по спине. Обычно заключенные, получившие такой долгий срок, поскорее старались избавиться от волос, чаще всего они просто отгрызали отрастающие локоны, потому что какие только паразиты там не заводились. Но Белатрисса Лестрейндж никогда такого не делала. Как-то она сказала, что леди негоже расхаживать с короткой стрижкой, а затем безумно расхохоталась. Ее смех эхом разносился по коридорам, а женщина все не умолкала, пока из соседней камеры усталый голос не попросил ее не мешать сосредоточиться. — Да чем ты там можешь быть занят, Рабастан? — огрызнулась колдунья, держась руками за прутья решетки, и прижалась к ней, с жадным интересом вглядываясь в темноту камеры брата своего мужа, но ее обитателя видно не было. — Считаю… — послышался раздраженный ответ и какой-то тихий скрежет. — К чертям эти подсчеты, — разочарованно вернулась на кровать Белла. — Наивный придурок. Затем, как обычно начиналась словесная перепалка, потом один из них кидал в камеру другого камешек, отвалившийся от одной из стен в камере Рабастана. Камера Рудольфуса была чуть дальше, и он в этом действии участия не принимал. Это продолжалось до тех пор, пока стражники, не приказывали им угомониться, грозя выпустить деменотров на прогулку раньше обычного. Эти перепалки были одним из очень немногих развлечений узников.

***

Вернувшись в Хогвартс, близнецы обратили внимание на то, как изменился факультет с уходом Бойда. Катрин сдала значок старосты, принадлежавший ранее Кристиану, декану, ничего толком не объяснив. Девушка коротко сообщила, что Бойд больше не студент Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс; Снейпу большего не требовалось, он спокойно кивнул и велел ей идти на занятия. Скорее всего, ему было заранее известно о том, что, отправившись домой на Рождество, Бойд не вернется. Нового старосту мальчиков он обещал выбрать к следующей неделе, пока же Катрин исполняла обязанности за двоих. Слизерин раскололся, и это было заметно сильнее, чем ожидалось. Мальсибер и его друзья почувствовали себя намного свободнее с уходом Бойда, они задирали как студентов других факультетов, так и младших слизеринцев, а, чувствуя безнаказанность, делали это все чаще. Иногда Дастин сдерживал себя перед Розье и своей сестрой, но они же не могли все время быть рядом. Ребята со старших курсов тоже стали чаще конфликтовать с другими факультетами, драк стало больше. Старостой мальчиков Снейп назначил Тейна Даркейта, чем вызвал недовольство многих старшекурсников, но Лестрейнджам его выбор понравился. Розье тоже была не против. Фред в основном проводил время в библиотеке, читая дополнительную литературу и понемногу уже готовясь к экзаменам, в компании Розье или же Розы Голден. Райвенкло все же потерял в ней достойного студента. Как и Фред, в учебе девочка была одной из лучших среди первокурсников и не собиралась останавливаться на достигнутом. Она словно пыталась своими знаниями кому-то что-то доказать. Может, даже Распределяющей Шляпе, что она ошиблась, отправив девочку к змеям, а не орлам. А Джордж же все чаще попадал в передряги: он все-таки отомстил Мальсиберу за сказанное в поезде, применив на нем заклинание заикания, которое Мадам Помфри смогла снять лишь на следующий день. Дастин даже не мог использовать против него что-нибудь из своего арсенала заклинаний: из-за заикания ни одно из них не выходило. Все свое время Джордж проводил в дальнем коридоре подземелья, куда никто не ходит, с Кэйт и Тейном, изучая боевые заклинания. Лестрендж считал, что сила ему в будущем пригодится намного больше, чем знания, к примеру, о том, как избавиться от прыгучей луковицы. Фред тоже иногда к нему присоединялся, но до фанатичного рвения брата ему было далеко. Кэйт не раз говорила Джорджу, что ему надо делать больше перерывов между их занятиями и хоть немного сократить их во времени, а не то это приведет к неприятным последствиям. Но Лестрейндж пропускал ее слова мимо ушей, он выматывался сильнее, чем члены квиддичной команды. У него под глазами залегли мешки от того, что и в теории он хотел, как минимум, не отставать от остальных, и часто занимался до поздней ночи. Фред всерьез беспокоился о его состоянии, но его близнец лишь шутя отмахивался, весело заявляя, что зато теперь их не так сложно отличить. Это продолжалось до конца марта, пока в один прекрасный день не произошел инцидент на уроке защиты от темных искусств. Профессор Бассет показал ученикам заклинание "Патрификус Тоталус" и вызвал Джорджа первым попробовать его исполнить. Лестрейндж был лучшим среди первокурсников по этому предмету, о чем говорили и его оценки. Несмотря на болезненный внешний вид, Джордж уверенно вышел к профессору. Как обычно на занятиях Бассета, ученик сам выбирал одного из стоявших перед ним, на ком и использовал заклинание. Джордж выбрал Ли Джордана, он почти всегда выбирал его, и по этой причине гриффиндорцу не раз болезненно влетало. Лестрейндж уже до автоматизма отработал это заклинание и не беспокоился за результат; он сделал шаг вперед, поставил руки в правильное положение и четко произнес: — Патрификус Тоталус. В Джордана, как и требовалось, ударил голубой луч заклинания, его парализовало, и он повалился бы на пол, но его удалось удержать другим гриффиндорцам, они аккуратно его опустили. В это же время произошло то, чего никто не ожидал — едва выпустив заклинание, Джордж покачнулся, взялся рукой за голову и рухнул на пол, потеряв сознание. Последнее, что он увидел прежде, чем его разум затуманило, как его брат аналогично свалился без сил, стоя рядом с Блетчли, который шокировано завизжал.