r.i.p.

в комнате с большими окнами темно. свет выключен, а шторы неплотно закрыты. лунная полупрозрачная полоса, прорывающаяся через шторы, мягко освещает голые побеленные стены, на которых с горем по полам держатся полароидные снимки. чонгук лежит на смятых простынях, по которым рассыпаны мелкие нераскрошенные кустики гидры, выпавшие из гриндера, затягивается. одна его нога свисает с матраса на пол. на груди у него юнги. парень как будто ничего и не весит вовсе. он такой же накуренный, свернувшийся в клубочек. юнги держит его за руку крепко, сжимая до боли, тонкими пальцами, обрамленными кольцами. чон поглаживает его по волосам, вплетая пальцы в волнистые локоны. он познакомился с юнги на одной из вечеринок в доме у намджуна. все по классике дешевых мелодрам. юнги забитый, тихий второкурсник факультета музыки, чонгук же один из популярных парней университета, да еще и капитан баскетбольной команды. юнги даже не сам пришел, да и по его виду никто бы не сказал, что он горел желанием находиться в этом шумном месте. он сидел в углу со стаканом разбавленной водки и залипал в телефон. чон заметил юнги сразу, зайдя в квартиру, стоило тому поднять незаинтересованный взгляд на источник шума, то бишь команду чона, подтянувшуюся через пару часов после начала пьянки. юнги был в обычных черных джинсах, оверсайзной черной футболке и мартинсах, но выглядел лучше всех напомаженных девчонок в мини с параллельных курсов. гук весь вечер бросал на него заинтересованные взгляды, которые замечали не только его сокомандники, но и сам мин. под конец, когда большая часть массы были в таком состоянии, что не то что стоять, говорить связно не могли, чон все таки подошел к нему. ничего серьезного, просто предложил подвезти до дома, и юнги, к своему сожалению, согласился. в итоге, домой юнги попал под утро, потому что чонгук катал его всю ночь под новый альбом уикенда в своем ауди, а первый и слова против вымолвить не смог, да и не до возмущений было. воздух проникал в салон автомобиля из настежь открытых окон и выбивал все мысли из головы. юнги не мог думать ни о чем, кроме как о руках чонгука, крепко сжимавших руль, и он хотел. хотел почувствовать его руки на своем теле, также крепко сжимающие его ребра до хруста. и протрезвевшего к рассвету мина эти чуждые ему желания и необъяснимое влечение к едва знакомому человеку пугали и гнали скорее закрыться в своей квартире, зябко поджимая ноги на кухонном табурете и выкуривая подряд три. а последующие за этим пару недель приставаний чона его не радовали, ну от слова совсем. гук постоянно маячил у него перед глазами, куда бы младший не пошел. мин старался его избегать, но у этого ублюдка будто глаза и уши по всему универу. он находил его даже в кабинке блядского туалета, когда тот пытался поесть без лишнего внимания к своей персоне. по итогу, вытерпев еще неделю, юнги начал реагировать спокойнее, даже разрешил чону довозить его до дома после учебы. они общались, мин даже дал ему свой номер, а чонгук не упускал возможности настрачивать ему каждую свободную секунду. а еще через две недели мин осознал, что окончательно и бесповоротно влип. их отношения начались также внезапно. испугавшись своих чувств, юнги снова стал избегать чона, а тот долго маячил на местах, где можно было найти юнги. по итогу, он просто выловил его внеочередной раз на курилке возле универа, затолкал в машину и долго целовал сопротивляющегося парня. после, сдавшись под натиском упертого чона и давлением собственных чувств, юнги уже сам от него не отлипал. юнги проводил с чонгуком все свое свободное время. они катались на ауди, сладко целовались в нем же, чон дарил ему незабываемые ночи, а юнги всего себя. целиком, без остатка. рассветы они почти всегда встречали вместе. юнги знал, что родители чонгука его ненавидят. отец пророчил чону великое будущее, хотел, чтобы сын ушел в политику, а мать, только увидев юнги, не стесняясь собственно сына, заявила, что либо гук прямо сейчас расстается с ним, либо больше в этом доме ноги его не будет. чон в тот вечер ушел из собственного дома, хлопнув дверью так, что чуть окна не повыбивало. юнги чувствовал свою вину в произошедшем. сколько бы чон не разговаривал с ним, не доносил мысль, о том, что еще помирятся, все будет хорошо, это гадкое чувство не проходило, отравляя их и без того хрупкие отношения. как все пришло к тому что происходит сейчас? мин не знает. просто чонгук завалился к нему в пятницу, в третьем часу, еле стоя на ногах, крича, что изменил, влюблен в другую и прямо сейчас уходит и юнги больше видеть не хочет. сквозь истерику мин уговаривал того остаться хоть до утра и спокойно все обсудить. чон и слышать не хотел, выхватил пару вещей из шкафа и ушел, хлопнув дверью, а юнги так и провел ночь, рыдая на холодном кафеле в ванной и виня себя за свои чувства. в понедельник юнги соскребал себя с постели – посещение университета, несмотря на его личное состояние, стояло превыше всего. юнги не хотел разочаровывать мать. но приехав на занятия, на глаза попался чон с его новой спутницей. до входа юнги так и не дошел. развернулся еще во дворе университета и, сдерживая слезы, направился обратно к остановке. на следующий день юнги в университете не появился, он целый день уговаривал себя подняться с постели, но так и не смог. к утру среды он, приложив все усилия, все же поднялся, собрался и даже отсидел все пары. чона не было видно весь день, и это играло только на руку. среда. гук приехал к дому юнги под конец второй пары, долго всматривался в окна, пытался понять дома юнги или нет. боялся. боялся войти и увидеть юнги сломленным. он запомнил тот взгляд, сначала непонимающий, а после пропитанный вселенской болью. чон долго уговаривал себя вылезти из блядского ауди, зайти в квартиру и забрать свои вещи. но просидев еще пару часов и скурив еще с десяток сигарет, гук увидел сгорбившуюся фигуру, бредущую к подъезду. «юнги» пронеслось у чонгука в голове и он вздрогнул. юнги и раньше не отличался особой полнотой, но сейчас он был настолько худой и бледный, что казалось резкий порыв ветра и младшего пополам переломит, а конечности разнесет по всему сеулу. юнги даже взгляд не поднимал, не осматривался, уставился невидящими глазами на носки своих изношенных, черных конверсов, с каждым тяжёлым шагом все больше скукоживаясь, как будто пытался исчезнуть с глаз окружающих его людей. он желал, чтобы небо прямо сейчас схлопнулось над его головой и раздавило его – никчемного и ненужного. силуэт скрылся за железными дверьми, а чонгук еще долго сидел в салоне и сжимал руль до побеления костяшек. главное не сорваться, главное не побежать за ним, главное не думать о том как ему больно. воскресенье. на часах начало второго ночи, чонгук снова затягивается и выпускает дым в угольно-черные волны. спирали дыма поднимаются и растворяются в стоячем воздухе комнаты. поглаживает юнги по спине, чувствует, как дрожат плечи младшего, чувствует, как снова намокает футболка, в месте, где юнги прижимается щекой, шумно вдыхая запах его одеколона и их общего апельсинового геля для душа. собравшись, наконец, с духом и заехав за вещами, чон увидел мина на матрасе, в своей футболке, задыхающегося в истерике, и сам согласился остаться до утра. юнги ничего не просил, не умолял остаться, просто улегся на грудь, как котенок, и лежит так уже который час. он прекрасно понимает – утром чонгук уйдет. оставит его с этой зияющей дырой в области груди наедине с неутихающей болью. и юнги еще долго будет ею упиваться, вспоминая проведенное с ним время, обнажая и расковыривая только затянувшиеся раны. долго будет засыпать, плача в подушку, и просыпаться в слезах. но пока чон здесь, и юнги запомнит каждую секунду, проведенную с ним. юнги бы умер за него. и умрет. только не за, а без него.