Спокойная Ночь

Головка члена сначала толкается о горячее небо, а потом, перехваченная узкой белой ладонью, скользит глубже. В уголках стеклянных глаз скапливается влага, и она катится по щекам прозрачной дорожкой, Гию растирает слезы по раскрасневшимся щекам, запрокидывая голову от наигранного удовольствия, с точным расчетом он выпускает глухие стоны, которые с радостью ловит микрофон, и от которого придут в восторг фанаты. Безликая коллега напротив, ловит непослушные темные волосы одной рукой, другой позволяет себе скользить по накаченному торсу, спускаться ниже и ласкать его холодными кончиками пальцев. Розовая головка вновь на секунду появляется в кадре, а потом скрывается во рту актрисы, она проводит языком по взбухшим под кожей венам, и заглатывает член до упора. она медленно и старательно отсасывает ему, ее грудь, чуть блестящая влагой в свете студийных ламп, колышется при двежении. Гию почти нравится, он почти не имитирует. Боковым зрением Томиока ловит легкое движение пальцев режиссера. В тот же момент он обхватывает голову девушки и резко входит во всю длину, у актрисы перехватывает дыхание, из глаз вновь брызгают слезы. Упираясь руками в косые мышцы, она не в силах противостоять почти бешенному напору и лишь еле слышно постанывает, извиваясь на коленках под холодным взглядом темно-синих глаз. После пары минут он кончает ей на лицо. Съемки заканчиваются. *** -Все-таки решил не продлевать контракт? Студия бледнеет без света ламп. Томиока стоит у порога импровизированной гримерки, перед ним та самая безликая порно актриса, скучная барышня с зажатой между худыми пальцами сигаретой. Ее невыразительные глаза, цвета мыши, пробегаются по прикрытому одним халатом телу, она душно рассказывает о чем-то и Гию уже ненавидит ее чуть больше, чем во время съемок. -Да, кажется это была одна из моих последних съемок, потом у меня отпуск. -Разве не все парни хотят стать порноактерами? Ха-ха. Гию давит тлеющий пепел в стекло пепельницы, лениво разминая затекшую шею, он незаметно проходит взглядом по непримечательной девушке, явно ставшей актрисой не от большого желания. -Нет. Не все. Ты же не особо горела желанием? Он уходит переодеваться, оставляя девушку наедине с тлеющей в полумраке сигаретой и ее мыслями. Уходя он слышит глухие всхлипы. *** Лето в Японии переменчивое, стрекочущее после сезона дождей цикадами, пахнущее сочным арбузом, разложенном дольками на фруктовых рыночках, душное и влажное одновременно. Женщины машут утивами, отгоняя этими веерами назойливых насекомых у фруктов и палящую жару, от проезжающих скутеров поднимается прозрачная пыль, она плавает в душном воздухе, сверкая золотистым отливом на солнце. Мусасино, маленький город, префектура неоновой столицы Японии, город цветущих сакур и малого бизнеса. Отсюда в возрасте 17 лет Томиока уехал в США, после чего прожил там еще семь лет и после динамики выхлопных гигантов, сверкающих стеклянными высотками тихий маленький город похож на выцветшую фотографию детства, веющую тоской. Забитая вывесками улочка уводит его в сторону неизвестных районов, перелет отдает пульсацией в ноги, но желание валяться в отеле, растворяясь в жаре, от которой не спасают даже вентиляторы, во время нескончаемого отпуска совсем нет, и его несет в тень улочек. Они выводит его в малозаселенный район, заполненные неказистыми малоэтажками. Незнакомые женщины в юката косятся на него. -Господин, вы не заблудились? -Нет. -Здесь обычно не ходят туристы, если хотите отдохнуть вы можете пройти вдоль этой улицы,-женщина указывает рукой вдоль заборы, упираясь в далекий конец улицы, -Там маленькая кофейня, ее хозяин с радостью примет вас. В такую жару можно получить солнечный удар, будьте осторожнее. Томиока чуть ухмыляется, вспоминая душные дни лета и заботливых соседок. Солнце поднимается в зенит разогревая асфальт, воздух здесь тяжелый, чуть сладкий, с ароматом летних сухоцветов, а потому он, по наставлению женщин, отправляется вдоль бетонного забора, обдающего жарой этого дня. В конце улицы вытягивается кофейня в стиле традиционной японской гостиницы, скорее всего это здание было ей несколько лет назад. На участке высятся некрупные деревья, в тени которых прячутся цветы, от дуновения ветра их головки покачиваются и разносят сладкий аромат по всей территории. Бетонная кладка подводит его к узкой двери, вместо стен здесь сёдзи, сквозь натянутую бумагу просвечивается легкий свет. Музыка ветра разносит свою песнь по небольшому помещению, когда он заходит Бежевые стены и современная мебель, ухоженные цветы в стеклянных вазах, и типичные бумажные светильники, за стойкой, оснащенной, неожиданно, современной аппаратурой и техникой, стоит, так же неожиданно, молодой парень. И все это вводит в небольшое замешательство, словно столкновение временных промежутков, неправильное, но такое гармоничное, особенно в дуэте с молодым баристой, отчего то слишком очаровательным. Слегка удивлённый неожиданным визитом он, раскрасневшийся, растрепанный, колышется в такт мелодии колокольчиков, расплываясь в смущенной улыбке. Кондиционер обволакивает приятной прохладой и Томиока лишь блаженно улыбается, а парень напротив расслабляется, еще больше расходясь в теплой, как солнце, улыбке. -Здравствуйте, господин, чем я могу помочь. Томиока чуть смущается от моментного удовольствия наблюдения за его по-юнешески округлыми чертами, еще не украденными и не сточенными годами. Он подходит чуть ближе, замечая скрытое бордовыми волосами родимое пятно, отчего то наоборот придающего какой-то мягкой повседневности образу парня. -Эспрессо-тоник, пожалуйста. -Да, вы можете выбрать любой столик, вы, наверное, устали от пути, еще и в такую жару. Честно у нас почти не бывает туристов, вам кто-то посоветовал наше заведение? «Любит поболтать, но не раздражает» Это Томиока замечает, пока юноша готовит его заказ. Лавандовый сироп огибает прозрачные, чуть запотевшие куски льда, стекая на дно и мешаясь с порцией эспрессо, длинные бледные пальцы одной рукой вскрывает холодную и мутную бутылку тоника, все это мешается барменской ложкой, чьи круговые движение похожи на транс из эстетики худых запястий и шелеста сухих листьев за стенкой. Парень довольно ухмыляется, украшая свое творение и отправляя его на стол. Вкус – буйство летних ягод, легкая горечь зерен и мягкий след лаванды на кончике языка, легкое удовольствие и побочный эффект в виде улыбке на, в обыденности, серьезном лице мужчины. -Как много у вас посетителей? -Вы, господин, наверное, первый и последний, в такую жару мало посетителей. Парень немного смущается, опуская глаза в пол, Томиока чуть негодует, но после в голове его просвечивается быстрая и импульсивная идея, превращающаяся в реальность без обработки. -Что ж, тогда бы почему тебе не разделить со мной еще одну чашечку. Слова соскользают с языка, и осознавая их смысл Томиока ожидает последующий выговор в ответ на свою глупую выходку, но бариста лишь растягивается в новой, еще более теплой улыбке, он спускает с бедер коричневый фартук, вешая его на крючок. -Конечно, я буду рад. Надеюсь вы не против, если я съем мороженное? Парень выходит из стойки, похрустывая упаковкой фруктового льда, его руки блестят от минутной влаги, бледные ладони с длинными пальцами. У него красивые ноги, и теплые перламутрово-рубиновые глаза, живые и яркие, в его ушах небольшие сережки в виде карточек, довольно симпатичные. И Томиоку от смущенной и красноречивой улыбки спасает лишь запотевший стакан у рта. -Надеюсь вам не кажется, что я много болтаю? Вы можете рассказать о себе, если хотите. -Я прилетел сюда из Сан-Франциско, на самом деле я родился тут, но я не был тут уже около семи лет. Можешь звать меня Гию Томиока. -Всегда мечтал побывать в США, там, наверное, хорошо, кстати, вы можете звать меня Танджиро. Там, слово за словом, завязывается, сначала неловкий, но потом свободный и приятный разговор, и Томиока во время разговора не может пропустить ни момента движения губ, иногда обволакивающих кончик фруктового льда. Томиока прикрывает рот ладонью, пытаясь не засветить собственной улыбкой. -Знаете, это было заведение моего отца, несколько назад он покинул нашу семью, поэтому теперь за ним слежу я, на самом деле вы успели за несколько месяцев до закрытия, у меня совсем нет времени следить за ним, а оно несет одно убытки, наверное, нужно продать его. -Здесь на самом деле очень мило. Думаю, просто нужно поработать над маркетингом. Танджиро погружает последние остатки мороженного в рот, погружая ее вместе с большей частью деревянной палочки, а потом слизывает растаявший сладкий сироп с пальцев, и это даже смотреть на это кажется неприличным. Под столом у Гию вздрагивает колено, он чувствует, как мощным ударом толкается сердце, как пульсирует голова от одного этого зрелища, приторно приятного, девственного и безбожно сексуального одновременно. Танджиро лениво водит палочкой по смятой салфетке, рисуя фантомные фигуры. -Вы надолго здесь, Гию Томиока. От одного упоминании имени у Гию поднимается температура, и он кусает внутреннюю сторону щеки, царапая клыками до кровавой пены во рту, лишь бы сохранить статичное выражение лица. И после каждого слова в голове фантазия мешается в туманную картинку, где юный бариста стонет его имя, закусывая губы, а рубиновые глаза наполняются слезами от нескромного желания. Как же, блять, тупо. -Не знаю, недавно я уволился, в США меня ничего не держит. Томиока всматривается в туманность глаз напротив, но замечает, как с лица сползает улыбка и глаза стекленеют. Ненадолго в помещение погружается в напряженную тишину, нарушаемую скрипом кондиционера и легким шелестом зелени. Танджиро больше не смотрит в глаза мужчины, лицо его алеет, кажется вот-вот сольется с цветом волос. -Томиока, извините, но почему ваше колено между моих ног? Томиока стремительно бледнеет, замечая. что его колено вытягивается к паху баристы, до шока, испуганного ситуацией, и в голове плывет поток непонятных мыслей. -Извините пожалуйста, мне кажется пора. Без каких-либо мыслей мужчина поднимается из стола, уносясь к двери. Музыка ветра звенит легкой мелодией колокольчиков, когда дверь хлопает, вгоняя аромат цветом и летнюю духоту. На столе лежит забытый телефон. *** Томиока быстрым шагом удаляется, сворачивая в тенистый переулок. Он судорожно выдыхает, стискивая темные волосы с синим отливом в кулаки. -Ебучий долбоеб, не порноактер, а девственник тупой, нахуя я это сделал. Во рту оказывается очередная сигарета. Улочка кажется тихой и спокойной, но в голове так шумно, что хочется разбиться на микрочастицы, лишь бы ничего не чувствовать. Привкус Лавандового сиропа тает, остается лишь горький табак и нескрытый стыд. -Гию Томиока. Вы забыли телефон! Тишину переулка нарушает мелодичный голос, сбитый неровным дыханием. Чуть красный, растрепанный, он стоит напротив, на открытом лбу проступает капельки пота, становится ясно, что все это время он следовал за ним. Томиока ломается пополам в извинениях, бледный и тихий. -Что вы делаете!?Не извиняйтесь, не на улице, прекратите,-юноша так смущается, что пытается разогнуть мужчину, но лишь бессильно пыхтит. -Прости меня пожалуйста, это было глупо! Танджиро ненадолго отводит глаза, обдумывая происходящее. Воздух здесь влажный, словно кисель, вокруг лишь черные ходы заведение, мусорки и тихая капель с кондиционеров. В голубом небе лениво плывет облако, а горизонт уже розовеет, предвещая долгожданный вечер. Бариста краснеет, сминая суставы худых пальцев, набираясь смелости. -Вы мне тоже понравились, но, боже, давайте не будем так торопиться. Вы весь красный, давайте вернемся, и я дам вам что-нибудь прохладное. -Чего… *** Вечер прохладный, поднимающий ветром верхушки деревьев, покачивая их в стороны. Самый разгар Танабата, праздника сверкающего яркой россыпью фейерверков в небе, приходится на вторую неделю отдыха. Томиока расслабляется на веранде собственного номера, наблюдая как радужный звездопад, один за другим, рассыпается на фоне чистого темного неба, и как радужные осколки тонут в мраке, падая вниз. В пепельнице тлеют окурки, несколько пустых бутылок саке гремят при неаккуратном движении ног. Здесь темно и только свет декоративных огней изредка дотягивается до пола, показывая силуэты предметов. -Вы так пьяны, Томиока, пожалуйста не свалитесь с балкона. Камадо смеется, нарочно прижимаясь к спине мужчины, а потом отодвигается, усаживаясь с очередной яркой, чуть талой, порцией мороженного, напротив. Его щеки чуть красные от алкоголя. Глаза блестят мириадами осколков, что расходятся по небу под гул и улюлюканье, и на лице вновь растягивается это провокационная улыбка, созданная сегодня только для Гию. -Ты выпил меньше, а у самого глаза стеклянные, какая это порция мороженного за вечер, даже не поделился. Камадо вновь заливается мягким смехом в ответ на претензии и лишь утягивает очередную ложку прохладного лакомства, смакуя его вкус на кончике языка. Он подползает на коленках к мужчине, сбивая бутылки в угол и рассыпая пепел и окурки, пачкая в них полы юкаты, сталкивается с горячими, чуть приоткрытыми губами напротив, делясь приторной прохладой фруктов, тающих на языке сахарным сиропом. Губы юноши чуть сладкие, мягкие и податливые, реагирующие на каждое движение языка мужчины. Томиока чуть сдавливает гладкую кожу щек, запуская язык в чужой рот, он проходится по нёбу, и прикусывает нижнюю губу в ответ на вызывающее поведение юноши. Танджиро, чуть прохладный и сладкий, пахнет летней ночью, древесиной и алкоголем. Поцелуй получается смазанным и импульсивным, со вкусом фруктового мороженного и табака, заканчивающимся сбитым дыханием в шею. Камадо налезает на бедра мужчины, скидывая с разгорячённого тела лишнюю ткань. Небо разрывается очередным взрывом красок, и кажется теперь самое время торопится. -У вас встал, Томиока, и вы молчите? Неужели так смущаетесь, может вам действительно нужно еще выпить,- усмехается парень, стаскивая с мужчины белье. Томиока заводит одну руку в мягкие непослушные волосы, позволяя пальцам путаться в локонах, огибая контр красных ушей. -Знаете, я никогда раньше не делал никому минет, но я много читал про это, поэтому сделаю все что бы вам было приятно. -Не беспокойся,-в запотевшей прозрачной миске талые остатки мороженного превращаются в сладкое месиво,-просто,- оно разливается на головку и ствол,-получай удовольствие. Танджиро сначала смущается, осторожно лаская головку, в ушах звенит от фейерверков, что даже не понять получает ли удовольствие Томиока, а потому чуть влажные стеклянные глаза поднимаются, сталкиваясь с полуприкрытыми густым ворсом ресниц. Танджиро неуклюж, не смел в движениях языка, смущен и чертовски сексуален, с алеющими щеками, в бирюзовой юкате, что сползает с плеч, скатываясь мягкими складками на полу. И это зрелище возбуждает до боли, разливающейся по венам, что с каждым осторожным касанием языка опаляет нервные клетки неизвестным ранее, новым, удовольствием. Томиока сжимает волосы, утягивая Танджиро чуть вперед. Руки Камадо дрожат, испуганно тянутся к бедрам, пытаясь удержать равновесие, но они оказываются в нежных и теплых объятиях чужих ладоней, что ласково поглаживают выступившие косточки, успокаивая парня. -Все хорошо, продолжай. Голос Гию такой бархатистый, с легкой хрипотцой от возбуждения, а глаза цвета темного ночного неба впервые такие теплые, только для него. *** Ночь имеет послевкусие радужного ягодного мороженого, стекающего липкими каплями на пол, она звучит как глухие стоны в бледную ладонь, прерывные мокрым поцелуем. Танджиро скользит по гладкой поверхности стены балкона, надеясь, что ни один прохожий их сейчас не увидит, но на дворе глубокая ночь, а поцелуи слишком приятные, чтобы думать о чем-то кроме тела напротив, рельефного торса, блестящего потом в слабом свете луны и рук, единственной вещи, что не дает ему упасть на пол, сжимающей его ягодицы. -Все хорошо, я могу войти? -Да пожалуйста. Классический секс, с ленивой дорожкой поцелуев, укусами в области шеи, отдающие свежестью прибоя с легким следом сигаретного дыма, краснеющими, зудящими губами, темными засосами, и громкими стонами, с просьбой быть -быстрее-медленне-быстрее-. Но слишком особенный что бы остаться записью в памятной коллекции, и запылится среди остальных половых актов Гию. Тело Танджиро, на удивление спортивное и эстетичное, отлично подстраивается под каждый толчок, изгибаясь навстречу мужской груди, прислоняет влажное и горячее, извиваясь в руках от удовольствия. Слишком правильно срывается его имя вместе со стоном их пересохшего горла. Слишком хорошо, чтобы быть просто очередным. Этот вечер СЛИШКОМ. -Пожалуйста, поцелуйте меня снова. И Гию поддается навстречу, сплетясь языками до приятной дрожи в уставших руках, Танджиро сдавливает плечи мужчины, заставляя того спустится на пол, не отходя от мягких и податливых губ. -Хочу поменять положение, надеюсь ты не против,-теплое дыхание пощекотало шею Гию, еще сильнее возбуждая. Гию переворачивается, чувствуя, как холодит плитка стены спину, покрывая мурашками кожу, он наблюдает как Камадо медленно крадется навстречу, освещенный только мерцанием холодных звезд.Он седлает бедра мужчины, проводя языком вдоль шеи, выводя Томиоку на хриплый стон. -Ты уверен? Темные рубины, осыпанные искрами слез, сталкиваются с темной галактикой напротив, полные решимой страсти, они невероятно возбуждают. Танджиро проводит кончиками пальцев по груди, спускаясь ниже и очерчивая влажные кубики пресса. Их руки сплетаются подобно идеально подходящим друг другу фрагментам. Гию целует внешнюю сторону ладони, утягивая юношу в еще один долгий поцелуй. Танджиро насаживался на член мужчины, ласкаемый уверенными руками, дрожал от удовольствия, позволяя себе насаживаться глубже.Томиока наблюдал из под блестящих в ночи ресниц, как поднимаются в воздухе бордовые волосы, как блестят мягкие губы, хранящие глухие стоны. Томиока притянул юношу, касаясь возбужденного члена Камадо, он огладил головку, чуть надавливая большим пальцем, Танджиро снизил темп, закусывая от неожиданного удовольствия. Мужчина зацепился за волнистый бордовые локон, притягивая за него податливую голову, он коснулся губами мочки, обогревая ее теплым дыханием. -В темпе, милый, иначе мы здесь до полудня. Бариста заалел в темноте, огибая руками шею мужчины, и вновь ускоряя движения.Одна рука мужчины вела вдоль ствола, поднимаясь к головке, другая вела вдоль бедер,нежно касаясь кончиками пальцев, иногда охватывая одну из ягодиц поддерживая и ускоряя движения юноши. -К-кажется сейчас,-одно легкое движение вдоль головки, и сперма Камадо пачкает живот и грудь Гию. Танджиро почти останавливается , в смешанных чувствах, смущенный, дрожащий от накатывающего удовольствия, вздрагивая в сильных руках. позволяющих взять инициативу.Движения Гию более грубые, динамичные, парень не успевает реагировать на каждый толчок, все еще пораженный волной оргазма, легко поддается движениям.Томиока проводит легкую утешающую дорожку поцелуев вдоль ключиц, удаляясь к предплечью, руки Камадо огибают сильные плечи. Томиока кончает глухим стоном, сдавленным поцелуем. На улице светает, белеет от мягких утренних лучей. Они валяются на кровати номера, наблюдая яркий теплый рассвет. -Спокойной ночи,-усмехается Томиока, касаясь губами теплого лба с шрамом и уставшие глаза.