Не Патрик Суэйзи

Коннор вошёл в квартиру ближе к рассвету. Привычно повесил ключи на крючок у двери — тот, что слева, привычно снял туфли и аккуратно поставил их на полочку тёмного дерева. Так же привычно осмотрелся в поисках небрежно сброшенных у порога ботинок Гэвина, чтобы поставить их рядом со своими с неменьшей аккуратностью, потом вспомнил. Закаменел лицом, прошёл на кухню, бездумно распахнул холодильник и уставился в его нутро, набитое остатками от позавчерашнего пиршества — тогда они с Гэвином устроили вечер мексиканской кухни по поводу открытия поблизости нового ресторанчика, и заказали всего понемногу, но порции оказались такими огромными и такими сытными, что они даже половину всего доставленного уговорить не смогли, а уж казалось, голодные были, как волки. Закрыл холодильник, машинально отметив, что на нижней полке дверцы стоит неначатая упаковка кокосового молока, которое Гэвин обожал, а у самого Коннора была на него аллергия. Отстранённо подумал, что надо отдать его кому-нибудь из соседей или отнести на работу — не выбрасывать же хороший продукт только потому, что сейчас его некому пить. Отвернулся от холодильника, подошёл к окну. Со вспыхнувшим раздражением подумал, что Гэвин опять бросил кружку из-под кофе на подоконнике, даже не удосужившись донести до раковины, не говоря уже о том, чтобы помыть, а ведь он, Коннор, ему столько раз говорил! В ярости схватил кружку, снова вспомнил — и, не выдержав, разрыдался, прижавшись губами к её запачканному следами кофе ободку. Офицер Коннор Декарт пришёл в ДПД желторотым юнцом сразу после Академии, почти три года назад. Курировать его поставили вечно хмурого, неприветливого, несдержанного на язык детектива Рида, который, впрочем, несмотря на все недостатки, дело своё знал. Всего за полтора месяца он натаскал Коннора так, что тот стал пренебрежительно оглядываться на проведённые в Академии предыдущие одиннадцать. В выражениях Рид при этом абсолютно не стеснялся, тычки в бок и подзатыльники за ним тоже отнюдь не ржавели, зато реальную полевую полицейскую работу Коннор усваивал с такой же скоростью, как пули из ствола вылетают. Стрелять, кстати, его тоже Рид научил — не как инструкторы в тире, требовавшие принять идеально выверенную позу и тщательно прицелиться, а опять же в своей манере — запутывая, раззадоривая, сбивая с прицела пинками по лодыжке и толчками под локоть. Всё это бесило ужасно, но Коннор каким-то чудом смог выдержать, и пришёл наконец момент, когда он с изумлением понял, что, оказывается, умеет стрелять из любого положения, при любом освещении, в какой угодно нервной обстановке, хоть балансируя на крыше небоскрёба, хоть трясясь в разбитой колымаге. Да хоть бы и падая с того небоскрёба — даже это не помешало бы ему сейчас выстрелить и попасть в цель. И когда он это в полной мере осознал, то попытался отблагодарить детектива Рида, притащил ему дорогой подарок — прочный и комфортный, идеально прилегающий тактический пояс из натуральной кожи, а Гэвин неожиданно смутился и всё отнекивался, вцепившись в свой собственный пояс, старенький и потёртый, с такой силой, будто Коннор пытался раздеть его, чтобы лишить невинности. И беспрерывно бормотал, что хрен с этими благодарностями, самой лучшей благодарностью для него будет, если его подопечный не свалится с дыркой, пробитой в не предназначенных для этого местах в первой же уличной заварушке. С этого случая детектив Рид как-то незаметно стал просто Гэвином, а на его резкие тычки и матерные окрики Коннор уже гораздо меньше обращал внимания, сосредоточившись на том, чтобы ближе узнать своего куратора как человека. Тот открывался долго и неохотно, а Коннор в процессе счистки слоёв шелухи с этой сердитой луковицы сам не заметил, как влюбился, безнадёжно и бесповоротно. И как сначала воспарил до небес, узнав по чистой случайности, что всё им испытываемое — взаимно и даже больше. И как больно рухнул на землю, убедившись, что для Гэвина сильные взаимные чувства — отнюдь не аргумент для того, чтобы перестать иметь друг другу мозг, начать встречаться и быть счастливыми, а всего лишь проблема, от которой нужно срочно избавиться... Почти год ушёл на то, чтобы разобраться со всеми разногласиями и преодолеть все препятствия. К этому моменту уже все окружающие, начиная капитаном Фаулером и заканчивая уборщиками служебных помещений департамента, просто мечтали о том, чтобы эти два идиота перестали вытворять то, что они вытворяют, и наконец потрахались ко взаимному удовлетворению. И они не только потрахались, а даже съехались и начали жить вместе. Долго и счастливо. Пока их не разлучило то, что разлучило. Та самая, давно предречённая пуля в уличной заварушке, которую Гэвин поймал своим телом, закрыв собой Коннора. И стройный молодой хирург с усталыми глазами — Коннор позволил себе усомниться в определении «молодой» после того, как увидел вблизи глаза этого человека, окружённые сеткой едва заметных тонких морщин. Длинные чуткие пальцы, стащившие с головы и ломко смявшие зелёную хирургическую шапочку. «Мы сделали всё, что могли, сэр. Но мистер Рид, он... Он боролся до конца, и мы тоже. Но... » Разумеется, Коннор ему не поверил и, отпихнув хирурга плечом, рванулся в операционную. И там долго уговаривал Гэвина прекратить ломать комедию, встать и ехать домой. Тянул его за руку, пытался приподнять, обхватив за плечи. Врачи тщетно пытались оторвать его от тела Гэвина, но им это не удавалось, и лишь приведённый из приёмного отделения, ранее дожидавшийся вместе с Коннором окончания операции лейтенант Хэнк Андерсон смог буквально встряхнуть его за шкирку и увести. Уговаривал поехать с ним, даже довёз до своего дома, но Коннор был непреклонен — у него ещё теплилась призрачная надежда, что Гэвин окажется дома. У себя дома, точнее, у них. Не у Хэнка. Надо было лишь отделаться от провожатого и поехать домой. И Хэнк в конечном итоге был вынужден его отвезти. Вот сейчас Коннор и сидел на кухне, раскачиваясь из стороны в сторону, беззвучно, потому что пропал голос, подвывая, прижимая к груди грязную кружку Гэвина, разрываясь от ощущения, что его обманули. Гэвин его обманул — Коннор так надеялся найти его дома, а его там не было, и даже позже он не пришёл. И что теперь делать, было совершенно непонятно. Повинуясь инстинктам, Коннор поднялся с кухонного дивана и снова подошёл к холодильнику. Пустой желудок уже давно сжимало и тянуло ноющей болью, и Коннор чувствовал потребность заткнуть эту боль чем-нибудь, всё равно чем. Он взял с полки завёрнутую в пищевую плёнку сложенную пополам лепёшку с овощами и, возможно, мясом, но точно утверждать этого Коннор не мог. Он и съесть её не смог, потому что первый же оторванный зубами кусок спустя пару секунд полыхнул во рту таким жаром специй, что у Коннора из глаз чуть пар не брызнул. Прыжком добравшись до мусорного ведра, он поспешно сплюнул туда, после чего отправил следом всё ещё судорожно зажатый в руке остаток лепёшки. «Коннор, твою мать!» — до боли знакомый голос полыхнул в голове с не меньшей силой, чем ударная волна ядрёных специй. «Какого хуя ты выбрасываешь мою еду?» — Гэвин? — робко уточнил Коннор, озираясь по сторонам. «Нет, блядь, Санта-Клаус! Ты набухался, что ли, с утра, я не пойму?» — Я не бухаю, — обиженно напомнил Коннор, возмущённый тем, как Гэвин мог забыть тот единственный случай, когда на банкете в честь повышения кого-то из коллег Коннор, рисуясь перед всё тем же Гэвином, лихо замахнул пару рюмок какого-то жутко дорогого и крепкого пойла, после чего с мирной улыбкой улёгся под стол и заснул, а проснулся лишь через почти двое суток и с активной помощью Гэвина, а также вызванных на дом докторов. «То-то я и удивился», — хмыкнул Гэвин. «С чего ты ведёшь себя как пьяный или как дебил, когда ты ни то и ни другое». — А ты где? — всё ещё озираясь, осведомился Коннор, не уделив должного внимания этому сомнительному комплименту. «А хрен его знает», — сейчас в голосе Гэвина отчётливо зазвучали растерянные нотки. «Я вообще ни рук, ни ног не чувствую. Надеюсь, хоть голова на месте». — Твоя голова вместе со всем остальным осталась в больнице, — напомнил Коннор, с одной стороны, чувствовавший вопиющую нерациональность происходящего, а с другой — испытывавший непреодолимую потребность говорить с Гэвином, хотя бы и таким странным образом. — Я тебя звал, звал домой, а ты не пошёл... «Пришёл же всё-таки!» — напомнил Гэвин. «И как раз вовремя, похоже. Застукал тебя за разграблением холодильника. Нахуя ты еду в мусорку швыряешь, она ещё вполне свежая!» — Я не смогу такое есть, слишком острое, — пояснил Коннор. «Там у тебя тако ещё оставались, они не такие острые. А это я себе заказывал вообще-то». — Тебе никакая еда уже не понадобится, — всхлипнул Коннор. — Ты же умер. «Ну вот, блядь, всё-таки умудрился надраться», — грустно вздохнул Гэвин. «На минуту тебя оставить нельзя. Иди давай в душ, горе моё, и проспись потом как следует. Позже поговорим». — Какое ещё позже? — запротестовал Коннор. — Не буду я спать! Вдруг ты уйдёшь? «Куда ж я от тебя уйду, дурилка моя любимая», — Коннор почти физически ощутил, как встали дыбом волоски на его шее, будто под ласковым прикосновением шершавой ладони. — Не знаю, наверное, в ад, — Коннор, не сдержавшись, разревелся уже по-настоящему. — Ты же верующим не был, заповеди никакие не исполнял... Хотя будь моя воля, я бы тебя сразу в самый лучший рай отправил, только кто ж меня будет спрашивать... Гэвин оторопело молчал, вслушиваясь в его невнятные реплики. Коннор чувствовал это какими-то неведомыми органами ощущения — что Гэвин пока никуда не ушёл, что он здесь, рядом с ним, просто молчит и недоумевает. «Коннор, ты это», — наконец заговорил он. «Тебе, может, к психотерапевту сходить? Может, ты сам не заметил, как упал и головой ударился?» — Ничем я не ударился! — в ярости заорал Коннор. — Ты умер, это точно! Я сам проверил! Ты думаешь, я мог просто уйти и оставить тебя там, не убедившись? И в призраков я не верю! Понятия не имею, как ты это провернул, но хватит надо мной издеваться! То есть прости, Гэвин, прости меня, пожалуйста, — заторопился он, когда молчание со стороны Гэвина стало прямо-таки ледяным. — Хорошо, пусть будет так, как скажешь. Хочешь быть призраком и разговаривать голосами в моей голове — ну так будь. Только не оставляй меня, пожалуйста... «Я в призраков тоже не особо верю», — признался Гэвин. «Но не могу отрицать, что сейчас какая-то чертовщина происходит. Почему я не могу тебя с пола поднять и в спальню отвести?» — Потому что тебя нет, — устало отозвался Коннор, приподнимаясь с пола и с силой проводя руками по лицу. — Физически нет, в твоё обычном теле, я имел в виду. Не обижайся. «Охуеть! Я теперь как Патрик Суэйзи, что ли? Может, я ещё и предметы двигать могу?» — оживился Гэвин, который, несмотря на свой мрачный характер, всегда умудрялся даже в самой безнадёжной ситуации находить какие-то, хоть порой и совершенно неочевидные плюсы. — Давай попробуем, — предложил Коннор, поставив на стол ту самую грязную кофейную кружку. — Вперёд, двигай. Кружка, вопреки ожиданию, с места не сдвинулась ни на миллиметр. «Я какой-то хреновый Патрик Суэйзи», — разочарованно признал Гэвин. «Может, мне потренироваться надо? И для начала взять что-нибудь не такое тяжёлое?» — Пробуй, — с готовностью отозвался Коннор, вытащив из ящика кухонного стола какой-то чек. Тот моментально вспорхнул со столешницы, стоило лишь Коннору его туда уложить. «Видишь, чё могу!» — немедленно возгордился Гэвин, но Коннор лишь покачал головой, протянув руку над столешницей и ощутив движение воздушного потока от кондиционера. — Нет, Гэвин. К сожалению, не можешь. Я вообще не уверен, что твой голос — это всего лишь не моя фантазия. Сила привычки... Я настолько хорошо тебя изучил, что заранее знаю, что именно ты можешь мне ответить, вот и сам себе отвечаю твоим голосом в своей голове. Только не обижайся, но скорее всего это именно так. Ты же сам разумный человек и в призраков не веришь. «Ах так, значит!» — несмотря на увещевания Коннора, Гэвин, похоже, всё же обиделся. Но он никогда так просто не сдавался. «Слушай сюда, Декарт. Я — не просто голос в твоей голове, и я тебе это докажу». — Доказывай, — покорно согласился Коннор. — Я сам только рад буду, если окажусь неправ. «Что мне надо сделать, чтобы убедить тебя, что мои слова — не просто отголосок твоих воспоминаний? Что мне нужно сказать такое, что я в твоём воображении ни за что бы не сказал?» — Давай вместе подумаем, — предложил Коннор. — Ты сам как считаешь? «Например, я должен правильно ответить на вопросы, ответов на которые ты не знаешь». — Ну и чего такого я о тебе не знаю? — возразил Коннор. — Всё уже давно изучено, как собственные пальцы: любимый фильм, любимая рок-группа, любимая одежда, любимая еда, любимая поза, в которой ты вечно засыпаешь. И даже... «А ты не будь таким очевидным. Копай глубже. Я не мог успеть рассказать тебе всю свою предыдущую жизнь за те два года, что мы вместе». — Допустим, я не знаю твоего школьного прозвища, — Коннор завозился, чтобы усесться поудобнее. — Нет, подожди, не отвечай. Допустим, ты сейчас ответишь. Допустим, я даже найду, как это проверить, хотя это тупая и трудоёмкая работа по поиску твоих бывших одноклассников. Допустим, ответы совпадут. Но как я после этого смогу быть уверен, что ты точно подтвердил своё существование? Вдруг ты за последние два года это самое прозвище как-то вскользь упоминал, а я услышал краем уха и думал, что не запомнил, а на самом деле крепко уложил в подсознании? Или оно было написано где-то в твоём выпускном альбоме, я тоже это видел и запомнил только в подсознании? Не сможет даже такое доказательство быть однозначным, пойми ты это. «Ты вообще полицейский или где? Будущий детектив», — напомнил Гэвин, и у Коннора предательски защипало в носу при воспоминании о том, как Гэвин помогал ему готовиться к экзамену на детектива, до которого оставалось каких-то три месяца. «И ты не сможешь придумать, каким должно быть железобетонное доказательство? Не верю!» — Именно! — Коннор аж подскочил от осенившей его мысли. — Словам можно не поверить. Так что доказательства должны быть реальными. Вещественными. «Ты же сам видел — не получается у меня пока с вещами», — понуро вздохнул Гэвин. — Погоди, я не об этом. Ты можешь сказать мне про какую-то вещь. Например, где она находится и как выглядит. Во всех подробностях. В таких мельчайших, чтобы этого я уж точно не смог случайно услышать и запомнить из твоих рассказов. Гэвин долго молчал. Настолько долго, что Коннор забеспокоился: — Гэвин? Ты здесь? «Да здесь, не кипижуй», — нетерпеливо отозвался тот. «И не отвлекай меня, я думаю. Что же у меня такое может быть, с мельчайшими подробностями? И где оно спрятано?» — Тебе лучше знать, — пожал плечами Коннор. Он ждал минута за минутой, и чем дальше, тем сильнее его накрывало ощущение, что Гэвин уже давно до чего-то додумался, но всё ещё колеблется, не решаясь об этом сказать. — Ну всё, хватит! — не выдержал Коннор спустя ещё несколько томительных минут. — Может, я и слишком хорошо изучил тебя и твои привычки, но сейчас могу поручиться, что ты точно что-то придумал, но молчишь. Вываливай уже! Какие могут быть секреты между нами? Особенно после того, что случилось! «Коннор», — в этот момент тот почти физически почувствовал, как возле уха колыхнулось тёплое дыхание. «Я ведь тебе про свою семью не рассказывал?» — Нет. Никогда, — встрепенулся Коннор. — Совершенно точно, я бы запомнил. И в личном деле случайно не мог увидеть. Я твоё личное дело в своё время очень внимательно изучил. Когда думал, как к тебе подкатить. День рождения узнал, адрес, сведения о родственниках... Вот там прочерки везде были. Так что давай, рассказывай. «У меня есть брат», — неохотно выдавил Гэвин. «На два года старше и умный, в отличие от меня». — Не смей называть себя тупым! — возмутился Коннор. — Ты, конечно, придурок тот ещё, но при этом далеко не дурак. На дурака я бы ни за что не запал и тем более не стал с ним встречаться. «О'кей, детка, я тебе верю, но Элайджа просто нереально умный, в разы умнее, чем обычный человек. А я нормальный. И мой брат с детства бредил идеей создания андроидов — таких роботов, которых ни в жисть не отличишь от обычных людей. Я с ним, конечно, давно не виделся, у нас разногласия всякие были. Но я уверен, что Элайджа от своей мечты не отказался и до сих пор спит и видит, как бы сделать такого андроида. А может, уже и сделал, но пока в массовое производство не запустил, а то бы уже весь интернет порвался от новостей, вместе с газетами и телевидением». — Допустим, — кивнул Коннор, который техникой не слишком-то интересовался и даже служебный коммуникатор освоил далеко не с первого раза. — Пусть даже твой брат уже сделал этого дендроида, или как ты там его назвал. И что нам это даст? Как это может служить тем самым железобетонным доказательством того, что ты или по крайней мере твоё сознание здесь? «Детка, ты плохо соображаешь от недосыпа», — нежно произнёс Гэвин. «Давай ты сейчас ляжешь и выспишься, а потом, на свежую голову, поедешь к Элайдже. Адрес я тебе дам. Могу прямо сейчас продиктовать, а ты запишешь, если боишься, что я уйду, пока ты спишь. Если охрана тебя сразу не пропустит, ты можешь сказать, что у тебя есть новости о брате Элайджи, Гэвине. А когда он всё-таки соизволит с тобой встретиться — ты ему сначала предложи ответить на любой вопрос о нашем с ним детстве. Абсолютно любой. А когда он убедится, что ты на это способен — тогда уж можешь осторожно рассказать ему, что за херня со мной приключилась. И пусть он потом хоть запроверяется, я все его вопросы каверзные пройду влёгкую. Если, конечно, он меня не заставит задачки по математике решать. А потом вы с ним вместе придумаете, что со всем этим делать и как меня из твоей головы вытащить. Не скрою, мне здесь, конечно, очень уютно, но всё же хотелось бы иметь возможность трахать тебя не только в мозг, любовь моя». — А ты думаешь, этот твой Элайджа сможет придумать, как тебя вытащить? — осторожно, пытаясь убедиться, правильно ли он понял, уточнил Коннор. «Да, прикинь, мне вот буквально только что пришла мысль, что он мог бы достать меня и вставить моё сознание в одного из своих андроидов. Мой братец, знаешь ли, кого угодно хоть из-под земли достанет...» — Я понял, — перебил Коннор, который благодаря новой, совершенно призрачной и неясной надежде, всё же мгновенно исполнился решимости и жажды действий. — Говори адрес. Я прямо сейчас туда поеду, и не надейся, что я буду спать, пока не поставлю на уши и твоего брата, и всех его дендр... андроидов. «Вот это молодец, наконец-то я узнаю своего Коннора», — довольно прогудел Гэвин, диктуя адрес. Сидя в такси, уносящем его по направлению к резиденции таинственного Элайджи, Коннор горячо верил, что тот обязательно поможет ему спасти и вернуть к жизни Гэвина. Не мог не верить. Иначе всё в его теперешнем существовании теряло вообще какой-либо смысл.