just know your role, little soldier don't get left behind, right? alright
Грязная тряпка закрывала глаза, натирала в районе ушей и по всей голове. Может, просто мозг уже просто превратился в месиво, и поэтому даже чёртов кусок ткани, сорванный с чьей-то одежды, ощущался как проблема. Нос чесался столько раз, что не счесть, и помочь себе было невозможно. Глаза, пусть и были закрыты, всё равно слезились от пыли и, вероятно, песка, который находился на этой тряпке. Юнги точно знал, когда наступила ночь. Не так уж хороша была эта тряпка, раз он мог отличить время суток и видеть очертания предметов. Все знали, для чего она была на самом деле. Юнги тоже знал. Всё дело в его лице. Совсем недавно он готовился к смерти. Считал секунды, вслушивался в свист возносящегося над головой меча, отсчитывал шаги Императора. Он собирался уйти достойно. Он спас эту страну, эту так называемую Империю, даже если никто пока не понимал этого. Он сделал достаточно, чтобы все попытки Императора продолжать тиранизировать народ, обратились жалким прахом после этой казни. Геройской смерти ему не дали. Вместо этого в пол лицом в мрачной комнате. От падения больше всего пострадали плечо и связанные спереди руки. Голова тоже, но тут не критично, в ушах позвенит и пройдёт. Юнги зашипел и медленно вытянулся. Перевернуться на спину было сложным делом, но он осилил это. Несколько секунд он тяжело дышал, сжимая зубы от боли в плече и кистях рук. Сохранить бы хоть пальцы целыми, чтобы было чем хвататься за оружие, когда понадобится прикончить психа, не способного даже казнить своего врага. Осмелится ли теперь кто-то, не увидев жертвы, действовать по плану или всё полетит к чертям? Как только боль уменьшилась, он осторожно поднял руки и попытался стянуть с лица дряхлую тряпку, но она оказалась на удивление тугой. Понятно, почему так натирала всё это время. Она неплохо пропускала свет, но завязана была слишком крепко. Осторожничая из-за боли в пальцах, он приспустил повязку, открыв один глаз. Удача. Но теперь ткань мерзко липла к губам. «Да чёрт тебя дери, а…», — мысленно ругнувшись, Юнги медленно опустил руки обратно, с омерзением дёрнув губой. По углам стояли чаши с огнём, которые для Юнги проще было считать просто факелами. Воздух от распахнувшейся тяжёлой двери заставил эти огоньки двигаться. — Твои попытки бесполезны, только сделаешь хуже самому себе, — прозвучал голос, хорошо знакомый ему. Его собственный голос. Юнги впервые слышал его так близко. Ответить он не соизволил, оставляя Императора тишине. — Когда я говорю, ты отвечаешь! — голос резко повысился. Приказной тон звучал как металл. У Юнги пара мурашек прошлись по затылку, но дальше не двинулись. Не настолько он был впечатлён. Всего лишь впервые слышал такой тон своего собственного голоса. — Пошёл ты… — отозвался Юнги, глядя на Императора единственным открытым глазом. — Я тебя не слышу. — В следующий раз будешь слушать внимательнее, — с губ Юнги слетел смешок. После этого он прикрыл глаза, и это было большой ошибкой. Так куда лучше были слышны звуки шагов, и это вызывало больше волнения, чем должно было. Больше страха, чем он хотел бы. Но открыть глаза было ему не под силу. Он устал, он был голоден, он замёрз и тело всё ломило. Руки и пальцы тянуло неприятной болью, и в плече как-то неприятно стреляло. — Так ты говоришь с тем, кто помиловал тебя? — Император продолжал неторопливо идти к нему по большой пустой комнате. — Это не помилование, — Юнги потянулся руками к лицу, снова пытаясь стянуть пониже повязку с лица. Пальцы болели сильнее каждый раз, когда он пытался потянуть тряпку вниз. Ничего. Пройдёт. Должно пройти. — Может, ты и прав, — тяжёлые шаги остановились возле его лица. — Может, я собираюсь пытать тебя. Юнги двинул головой, собирая остатки сил, чтобы посмотреть вверх. — Если это ради информации, то я и так тебе всё скажу, — он насмешливо улыбнулся. — Ты сдохнешь. — Говори нормальными словами, — брови Императора сошлись вместе. Юнги устало вздохнул: — Я имею в виду, ты умрёшь. — Тебе не победить меня, — уверенно сказал Император. — Ты проиграл эту битву. Юнги хрипло рассмеялся: — Да ты совсем тупой, — на его грудь резко опустилась чужая нога; от удара рёбра сдавило и лёгкие сжались, но он предпочёл закончить свою мысль. — Не было… никакой битвы. А победа всё равно моя. — Такому мятежнику, как ты, не понять всей сложности войны, но неужели твоё положение ни о чём тебе не говорит? — Император был раздражён чужим тоном и подбором слов, но глубоко во взгляде виднелось наслаждение от ситуации. — О, да, говорит… Я умру, — тяжело дыша, ответил Юнги. — Но и ты тоже. — Пожалуй, мне нравится это, — внезапно улыбнувшись, проговорил Император. — Эти мстительные мысли заставят тебя страдать, ведь мы оба понимаем, что тебе уже никогда не представится шанс убить меня. — Говорит тот, кто притащил с собой меч, — Юнги хотел засмеяться, но боль в груди заставила его закашлять вместо этого. Императору не понравились эти слова. — Я управляюсь с мечом достаточно хорошо, чтобы не позволить его забрать. И тем более я не умру от собственного меча, — гордо заявил он. — Может, не мечом, но я убью тебя в любом случае, — хмуро сказал Юнги. — Я не умру! — Император повысил голос, а затем продолжил в торжественном тоне. — Я буду жить вечно, рождаясь в новых телах поколение за поколением. — Если я тебя убью, это всё будет пустым трёпом, — спокойно заявил Юнги. — Пусть тебе про это объяснит тот, кто вливает тебе в уши эти предсказания. После этих слов он снова получил по рёбрам, но на этот раз на одном ударе всё не закончилось. Снова и снова, беспощадно, не жалея сил, Император топтал его, выговаривая на каждый удар: — Я сказал. Говорить. Нормально. Юнги согнулся, сдерживая за сжатыми зубами рвущийся наружу болезненный стон. Наверняка это только начало. Будет обидно закряхтеть от боли спустя всего пять минут заточения. — У меня... — Юнги медленно разжал губы и приоткрыл глаза. — У меня в будущем это обычные слова. — В будущем? — Император насмешливо улыбнулся. — Ты сумасшедший. «Кто бы говорил…», — Юнги медленно вдохнул, опасаясь боли в рёбрах, а затем слабо ответил: — Ты веришь, что сможешь переселять свою душу в новые тела и таким образом жить вечно… но не веришь, что я из будущего? — он закрыл глаза и осторожно выдохнул, а затем снова вдохнул и договорил. — Может даже я и есть ты. Император озлобился, возмущённо оспаривая: — Я бы не пошёл против самого себя никогда! Я бы не пытался разрушить собственную Империю! — Она и так уже разрушена, ты, тупой кусок дерь… — его речь была прервана новыми ударами. Первый из них пришёл неожиданно, и Юнги не успел удержать короткий болезненный стон. К горлу подступила тошнота, а в теле скрутилась боль, настолько сильная, что от этого в голове помутилось. Он начинал хуже соображать, невольно сосредотачиваясь на неприятных ощущениях. — Я собирался покормить тебя, но теперь думаю, что это не обязательно. Раз в пару дней будет достаточно, чтобы ты не «сдыхал», — холодно выговорил Император. — Правильно говорится: «чтобы не сдох». Сленг явно не твоё, — Юнги хрипло рассмеялся, несмотря на боль, которую причинял смех. Громкий рык разлетелся по комнате, заглушая все остальные звуки, а сразу за этим над головой пронёсся звук металла. Перед лицом Юнги неподвижно держался меч, и всё, о чём он мог думать в этот момент — смерть. Смерть и плавающий огонь, отражавшийся на отполированном металле в сантиметрах от глаз. Император был безумен, но о владении мечом не врал. Подтверждением этому было то, как быстро он вытащил меч из ножен, и как уверенно этот меч лежал в руке, неподвижно замерев перед лицом. Страшно. Он маньяк. Безнадёжный маньяк. Так или иначе его убьют. Если не Юнги, то кто-то другой обязательно осмелится. Он ещё не понял этого, но он уже потерял Империю. И свою жизнь тоже. Жаль, что возможность посодействовать или хотя бы увидеть это, наверное, уже не появится. — Говоришь, что ты это я, но взгляни на меня, — Император заговорил равнодушным тоном. Юнги невольно повиновался и перевёл взгляд на него. — Видишь это? — пальцем свободной руки Император прикоснулся к своему шраму, проходившему от брови к щеке, и почти нежно провёл по нему вдоль. — Такой же я сделаю и тебе, чтобы ты мог полноправно считать себя мной, раз так стремишься к этому. Прежде чем Юнги успел что-то ответить, он почувствовал острую боль. Холодное острие вошло в кожу, разрезая её без труда. Неторопливость делала боль устойчивее и оттого сдерживаться от криков было сложнее, чем раньше. Сжатые зубы в какой-то момент всё-таки не смогли удержать болезненное мычание, но это уже мало беспокоило Юнги. Из раны полилась кровь, и он инстинктивно зажмурился. Императора это только раззадорило. Он улыбался одной стороной губ и с наслаждением вёл ровную линию, распарывая кожу, наблюдая, как красиво она расходилась в стороны, окрашенная кровью. Меч исчез от лица, но жжение в ране продолжалось. Казалось, что лезвие всё ещё внутри, хотя меч уже был в ножнах. Вся половина лица пульсировала болью, будто была изрезана полностью. Всего лишь порез. Глубокий и ровный. Почти такой же, как у Императора. Юнги казалось, что это предел, но он заставлял себя думать, что мог выдержать больше. Потому, что именно это и ждало его. Большее. И к этому нужно было быть морально подготовленным, даже если сосредоточиться почти невозможно от того, как сильна боль. — Теперь похож, — Император самодовольно улыбнулся. — Может, когда твои волосы отрастут, я сделаю их белыми. Что думаешь? Всё ещё хочешь говорить, что я это ты? На это Юнги нечего было ответить, но у него были другие слова на уме: — Просто признай… — он слабо заговорил, прерываясь на болезненные хрипы. — Ты понятия не имеешь… зачем оставил меня жить. — Есть причина, нет причины… — Император соизволил наклониться, чтобы коснуться чужой раны. — …ты всё равно будешь страдать. Просто потому, что я так хочу. Когда ещё представится возможность поиграть с самим собой? Рану защипало от прикосновения. Юнги дёрнул головой. Кровь полилась сильнее, впитываясь в тряпку на нижней части лица. Император с пару секунд неподвижно смотрел на него, а после силой повернул его голову обратно и протянул руку к повязке. Казалось, он собирался снять её, но ожидания не оправдались. Он натянул повязку обратно на глаза, прямо поверх свежей раны. — И больше не пытайся её снять без моего ведома, — вытерев кровь с пальца об одежду узника, Император выпрямился и покинул комнату. Усталость и голод по-прежнему были с Юнги, а теперь к ним добавилась кровоточащая рана, пропитывающая и без того мерзкую тряпку. Он не помнил, когда перестал обращать внимание на пощипывание. Не помнил, сколько времени прошло, прежде чем он перестал думать о том, остановилась ли кровь. Он помнил только мрачное очертание стены через ткань. А после стало темно. Ему удалось поймать сон. Короткий и не очень приятный. Прошло будто бы всего полчаса, а на деле больше четырёх часов. Он проснулся от того, что его голова больше не касалась пола, а к губам было что-то прижато, и тёплая жидкость лилась в рот. Юнги дёрнул головой, отплёвываясь. Он не до конца проснулся, не до конца понимал происходящее, но инстинкт говорил ему вырываться. На груди внезапно появилась тяжесть, прижав его к полу, а затем прозвучал голос, поразительно похожий на его собственный: — Давай, — нет, это и был его голос, только принадлежал он другому человеку. Теперь вспомнил. Его голову снова схватили, теперь уже крепче, и снова приподняли. Голова начинала соображать, а вместе с тем и желудок проснулся, поэтому в этот раз он просто пил, не задумываясь, чем его поили. Когда всё было выпито, его голова осталась без опоры, и он не успел что-то с этим сделать, ударяясь затылком в пол. Несколько секунд ничего больше не происходило, и за это время он успел распробовать горькое послевкусие на языке. Отрава? Нет, такой псих, как этот, не лишил бы себя развлечения так рано. Тогда… лекарство? На большее в его голове не было места. Ещё и затылок разболелся. Несмотря на это, он всё-таки пытался думать, но все мысли мгновенно разлетелись в сторону от резкой боли на лице. Кто-то тянул за тряпку и делал это небрежно, игнорируя немаловажный факт того, что подсохшая кровь склеила между собой кожу и повязку. Юнги протяжно зарычал, сжав зубы. — Чёрт! — громко выругался он. Он только-только проснулся после четырёх часов сна, напился чего-то мерзкого, ударился затылком, рёбра и живот болят, а теперь ещё и рана снова начала жечься. Тряпка пропала, но порез продолжал пульсировать. Вроде всё закончилось, но то, как неожиданно и болезненно это произошло, заставило его застрять в ярости сильнее, чем могло бы быть. Он инстинктивно поднял руку, желая сделать что-то с болью на лице, и после осторожного прикосновения к щеке понял, что руки у него развязаны. Что? — Работай, — прозвучал приказ, относившийся, вероятно, к слуге. Юнги медленно сел и попытался открыть глаза. С одним это получилось, а вот со вторым было намного сложнее из-за застывшей вокруг крови. И, конечно, из-за боли. Не страшно. Одного глаза пока что достаточно, чтобы оценить обстановку: мужчина средних лет в лохмотьях совсем рядом и наблюдающий издалека Император, рассевшийся на большом, мягком на вид стуле. Прямо сейчас Юнги продал бы свою душу, чтобы посидеть на чём-то таком. Нет, пожалуй, душа была слишком ценным товаром в этом времени. А вот ещё пара шрамов и горьких напитков за одну ночь на мягкой кровати — несомненное да. — Вижу, ты проснулся, — заговорил Император. Ответа Юнги не выдал. — Когда я говорю, ты отвечаешь, — повторил Император жёстче. — Забыл? — Пошёл к чёрту, — пробормотал Юнги. Лекарь суетливо выполнял отданный ранее приказ. Почти каждое прикосновение вызывало в ответ шипение и попытки отстраниться, но после нескольких испуганных взглядов мужчины в сторону Его Величества, Юнги решил, что простого раба не стоило втягивать в неприятности. Насколько же Император лишён рассудка, раз даже лекарь в таком ужасном положении находится? В то время как какие-то предсказательницы, очевидно, были в почёте, раз он верил, что он бессмертен. Хотя в подобное невольно верилось даже самому Юнги, иначе как ещё объяснить их идентичность? Юнги мог только догадываться, но точных ответов не знал и вряд ли смог бы когда-то. — Жалость не к лицу Императору, знаешь ли, — Юнги съехидничал, намекая на лечение. — Это не ради тебя, — уголки губ Императора двинулись вверх в удовлетворённой улыбке. — Я просто не могу позволить, чтобы на таком лице было что-то уродливое. Это ведь моё лицо. — А свой шрам ты не заметил? — насмешливо выдал Юнги. — Он получен в бою. Кроме того, мне удалось сохранить его ровным, — не меняя выражения лица, Император договорил будничным тоном. — Если твой шрам получится некрасивым, лекарь умрёт. — За твои ошибки будут расплачиваться другие? Как типично, — Юнги посмотрел на него, стараясь не двигать головой, чтобы не мешать работе слуги, вынужденного с риском для жизни разбираться с последствиями непредсказуемых решений деспота. — Ты ещё не понял, как это работает? — улыбка Императора стала шире, открывая зубы. — Я понял, что ты псих. Этого хватит. Юнги закрыл глаза, когда лекарь попросил его сделать это. Только просил он почему-то жестом. Он не умеет говорить? Боится перебивать? — Если шрам получится некрасивым… — Император снова заговорил об этом, но теперь у него не было улыбки на лице. Последние слова Юнги явно вызвали в нём немало раздражения. Он медленно встал и уже только этого было достаточно, чтобы слуга мгновенно прекратил работу, отползая назад, чем привлёк внимание Юнги. Через несколько шагов Император остановился и присел. Когда его рука поднялась, двигаясь к лицу, Юнги не заметил, как невольно задержал дыхание. Император продолжил свою мысль, с силой нажимая на рану, пока не полилось больше крови: — …то я убью лекаря, вспорю этот шрам и заставлю другого лекаря заново зашить. А потом повторю это ещё раз. И так будет продолжаться, пока не умрут все лекари или пока не умрёшь ты. В комнате повисла гробовая тишина. Юнги знал, что мысль не закончена, поэтому решил, что сжимать челюсть и жмуриться от боли для него безопаснее, чем встревать в монолог в данный момент. — И убивать я буду прямо перед тобой. Может, если ты будешь весь в их крови, ты поймёшь, что в твоём положении шутки надо мной неуместны, — убрав руку, Император дождался, пока лекарь вручит ему белоснежную тряпочку, и вытер пальцы. Ткань быстро пропиталась красными пятнами и небрежным движением вернулась в руки слуги. Встав на ноги, он добавил в привычном воодушевлённом тоне: — Но, может, сегодня вам всем повезёт, и шрам выйдет неплохим на вид. — По-твоему, это везение? — Юнги приоткрыл глаза, но ему пришлось снова закрыть их, когда лекарь вернулся к своей работе, смазывая рану чем-то очень вонючим. — По-твоему, нет? — Император вернулся к своему стулу и по-царски сел. — Что для тебя везение? — Вчера я сказал бы, что не знаю, но сегодня… убить тебя было бы везением, — хрипло сказал Юнги. Взгляд Императора изменился, как и тон голоса: — Ты бы не раскидывался словами, мятежник. — У меня имя есть, — Юнги старался не думать о том, что по его спине пробежался холодок от смены настроения. — Меня не интересует имя какого-то раба. Будь он хоть сколько раз на меня похожим, — твёрдо сказал Император. — В моём времени нет рабства. — Рабство было и будет всегда, — Император сказал это настолько уверенно, что Юнги на секунду задумался об этом. Правда, быстро откинул эту мысль в сторону. — Интересно, как бы ты говорил, если бы оказался на месте хотя бы одного из твоих рабов, — ему и правда было интересно, хоть и звучало это как издёвка. — Ты правда так сильно хочешь лишиться головы? — Император раздражённо фыркнул. — Этого я тебе не позволю. Но знай, что каждая твоя подобная фраза рождает в моей голове новую идею того, как заставить тебя страдать. Юнги что-то устало пропыхтел, но слов было не разобрать. Игнорируя это, Император продолжил: — Я бы хотел своими руками разорвать тебя на куски, — он выделил эти слова и выдержал паузу перед продолжением. — Но я делал это слишком много раз, чтобы повторять такое скучное занятие на тебе. — По-твоему, это повод для гордости? — в это легко было поверить, но картина этого вызывала отвращение. И немного горького смеха, потому что в глазах Юнги гордость за такие дела выглядела глупо и необоснованно. В те секунды, что он думал об этом, Император внимательно наблюдал за ним и работой, которую делал лекарь. Он думал о чём-то, что было недоступно Юнги, заговорив неожиданно равнодушно, почти скучающе: — Знаешь, что точно повод для гордости? Пока ты отдыхал, мои охотники нашли всех твоих приятелей. «Так уж прям всех», — усмехнулся Юнги про себя. — Все четверо были пойманы. Юнги нахмурился. Их и правда было четверо. Но доказывало ли это правдивость чужих слов? Может, он никого не нашёл. Может, просто угадал. А может, он не врёт. Тогда остаётся только молиться, чтобы они были живы. Или хоть кто-то из них. Тэхён, например. За него всегда было страшно. Не стоило вообще брать его с собой. — Теперь они убиты, — равнодушно договорил Император. В груди всё замерло, а в районе затылка возникло неприятное покалывание. Неужели это был страх того, что слова правдивы? — Хочешь, посмотреть на них? — на губах Императора снова появилась лёгкая улыбка. — Они лежат во дворе. Там, где ты тоже должен был умереть. Я был в хорошем настроении, так что позволил себе немного веселья перед казнью. Ты знал, что люди по-разному реагируют на отрезание рук в зависимости от скорости отрезания? Юнги дёрнулся в его сторону, но в ту же секунду Император встал на ноги, выставив перед собой меч: — Даже не думай. Твоя рана ещё не заделана, — холодно выговорил он. — Вернись. На место. Юнги опустился обратно на пол. Это было легко сделать с его ослабшими за эти сутки ногами. Он едва мог стоять, и, возможно, плюхнулся бы обратно даже без приказа. В таком состоянии ему не удалось бы отобрать меч и убить полного сил самодовольного тирана. Он и меч-то в руках не держал ни разу. Даже такой, казалось бы, лёгкий, как этот. Хотя похоже, что только на вид всё это легко. — Одного из них я оставил жить. Если я случайно убью тебя, мне понадобится новая игрушка, — Император неторопливо убрал меч в ножны, не сводя взгляда с Юнги. — Или лучше использовать его как способ отмолить твои грехи? Каждый раз, когда я буду хотеть сделать что-то с тобой, я буду вымещать это на нём. «Кто это, кто это, кто это…» — Юнги прислушивался к каждому слову. Он одинаково сильно хотел и не хотел, чтобы это был Тэхён. Было ли бы лучше, чтобы он умер там во дворе или всё же жил с риском, что может пострадать за чужую браваду? — Я пока не добился от него имени, но всё ещё впереди, — слегка сощурившись, Император усмехнулся. — Немного сложно пытать, когда не хочется трогать лицо. Это моё любимое место для пыток, но он слишком красив для этого. Не настолько, как я, но всё же. Значит, это Тэхён. У Юнги внутри всё буквально зацвело от радости, но почти сразу за этим он почувствовал разочарование, ведь положение незавидное у них обоих. Вряд ли остаться в живых — хороший вариант. Возможно, Тэхён продержится какое-то время, но не продержится дольше Юнги. Он и сам не знал, продержится ли достаточно долго, чтобы выждать шанс на убийство. Однако мысль о том, что где-то там он дышал и вообще был жив, поселила на лице едва заметную улыбку. Мимо Императора эта реакция не прошла, поэтому он снова заговорил: — Как тебе идея? Тебя устраивает, если твой приятель будет страдать за тебя? Может, у тебя на уме имеется ещё несколько умных фраз из будущего? — он подпёр голову рукой, ожидая со скучающим лицом, прекрасно зная, что ничего такого не услышит. Теперь уже нет. — Я не верю тебе, — ответил Юнги, открывая глаза после того как лекарь отсел дальше, закончив с работой. — Выбор твой, — Император пожал плечами, а потом стрельнул в него глазами. — Тогда продолжай в том же духе, и скоро я покажу тебе результат твоей болтливости на чужом теле. Юнги не знал верить или нет, и в этом была самая большая пытка прямо сейчас. Он надеялся сохранить достоинство как можно дольше, и держать язык за зубами перед психом-тираном точно не было бы частью этого. В то же время шанс того, что он говорил правду, был очень и очень велик, а Тэхён — последний человек на земле, которому Юнги позволил бы страдать по своей вине. — Закончим на этом пока, — Император подошёл к двери, оглядываясь в ожидании своего слуги. Лекарь быстро доделал последние мелочи, закрывая глаза Юнги чистой повязкой, под которой было много накладок на шрам. Всё это пахло не самым приятным образом, но должно было подлечивать. Открыв дверь, для своего господина, лекарь опустил глаза и дождался, пока он выйдет, а после ушёл вслед за ним. Теперь Юнги не мог видеть ровным счётом ничего из-за новой тряпки, но он хорошо слышал, и он был уверен, что дверь осталась открытой. Стоило ему только подумать о том, чтобы воспользоваться этим, как снова прозвучали шаги, а после что-то стукнуло на полу прямо перед ним. Шаги удалились, и в этот раз дверь хлопнула. Юнги медленно протянул руку, пытаясь отыскать то, что ему оставили. На ощупь это было что-то деревянное и круглое. Нет, не совсем. Верха не было. Тарелка? После этой догадки он наткнулся пальцами на что-то тонкое, вставленное в тарелку: ложка. Неужели, еда? Опасливо взяв тарелку в руки, Юнги поднёс её к лицу и постарался принюхаться, но нос был забит мерзким запахом лекарства. Он был слишком голоден, чтобы отказаться от, возможно, единственной на ближайшее время еды, поэтому всё же решился попробовать. По тому, как двигалась ложка в тарелке казалось, что это суп. Юнги зачерпнул его и опасливо поднёс ко рту, пробуя. Холодный, абсолютно не солёный, но всё-таки суп. Как только он убедился, что это терпимо, он сорвался и убрал ложку, выпивая всё прямо из миски. Этого оказалось очень мало. Не удивительно, но разочаровывающе. Юнги едва-едва перебил чувство голода. Так было лучше, чем никак, но казалось, что это было издевательством. Он всё ещё хотел есть. Он слишком давно не ел в нормальном количестве или хотя бы что-нибудь тёплое. Не считая мерзкое лекарство. Последний раз хорошую еду он ел в своём мире. Как же там было хорошо. Сейчас картина его мира начинала растворяться в мрачности этой комнаты. Такими темпами хватит пары недель, а то и меньше, чтобы он начал думать, что жизнь в его мире, в его времени, была не больше чем сном. По большому счёту он смог бы как-то пережить это, но он не должен допустить, чтобы то же самое случилось с Тэхёном. Как продержаться в здравом уме ещё хотя бы несколько дней? Юнги отвлекался, как мог, нагружая себя размышлениями, чтобы разум продолжал работать. В какой-то момент в голову закралась мысль, что с Тэхёном у Императора всё не будет так просто, как он хотел показать. Юнги был уверен, что понял его образ мышления и, как бы ни было неприятно признавать, в чём-то они были похожи. Скорее всего, не просто так только одному Тэхёну повезло остаться живым. Может, это было что-то, что можно было называть судьбой. Интерес к Тэхёну вполне мог оказаться ещё одной их общей чертой, особенно если странные пророчества, в которые Император верил, были правдой. В таком случае он и Юнги были одним и тем же человеком. Одной и той же душой, потерявшей свою первоначальную суть после стольких перерождений. Либо дела обстоят именно так, либо это предсказание о вечной жизни — полная чушь. Чем бы это ни оказалось, Юнги знал точно, кто он прямо сейчас, и это было важнее всего. Сейчас он человек, который готов на всё, чтобы свергнуть тирана. Сейчас он человек, которого беспокоит, что будет с Тэхёном и с людьми этого мира. Народ он обезопасил, сделав возможным переворот, который начнётся, как только люди будут достаточно замотивированы, а вот задача обезопасить Тэхёна была всё ещё в процессе. Даже если он прав, и у Императора появился какой-то интерес к Тэхёну, это не было поводом расслабиться. Он псих. Нельзя рассчитывать, что его интерес станет чьим-то спасением. Как бы это наоборот не усугубило положение. Кому как не Юнги знать, чем опасен интерес Императора. Как там Тэхён? Не к нему ли ушёл этот псих? Пусть бы Тэхён лучше пробыл всё это время в темноте и голоде, чем в присутствие монстра, что зовёт себя правителем. Знать бы только, как его спасти, прежде чем случится что-то ужасное. Юнги поднял руки, в очередной раз убеждаясь, что они свободны. Он собирался снять повязку, но в голове зазвучало: «больше не пытайся её снять без моего ведома», и пальцы медленно разжались. Опустив руки, он решил встать. У него получилось, только никакого смысла это не имело. Комнату он пока не очень хорошо запомнил, так что двигаться вслепую не смог бы. Не проще ли обратно на пол сесть? И ноги что-то совсем слабые. В то же время размяться очень хочется, несмотря на боль везде где только можно. Если бы хоть стул какой-нибудь был. Царское красивое кресло унесли, как только Император ушёл, так что на него надежды не было. Юнги разочарованно выдохнул и опустился на пол. Деваться некуда. Придётся на время сдаться. Нужно экономить физическую силу и психологическое здоровье. Когда-нибудь синяки пройдут, ноги придут в норму, спину перестанет ломить от сна на холодном полу. Нужно просто не завять к тому моменту.nobody does what they told you they would i did what i should and what i was told, kept my hopes high and my eyes half closed
В этот раз ему удалось поспать дольше, но спал он по-прежнему беспокойно. Сквозь сон его не покидало ощущение, что кто-то за ним наблюдает, и если бы не плотная повязка, он бы точно проснулся от этого ощущения. Пробуждение было ничуть не лучше, чем в предыдущий раз. Только теперь в него ничего не вливали, теперь на него вылили воду сверху. Шок заставил Юнги удивлённо вдохнуть и наполниться яростью. — Снова здравствуй. — Ты чёртов псих! — несдержанно прорычал Юнги. — Пошёл ты! Вода ледяная, а сон был таким хорошим. — Сними с него повязку, — сказал Император кому-то другому. Сразу после этого кто-то заставил Юнги сесть, а потом он почувствовал на своём лице чьи-то аккуратные прикосновения, и вскоре начал видеть. Он жмурился, не проснувшись до конца, и пытался привыкнуть к свету факелов. Глаз, на котором было наложено лекарство, освободили и чем-то промыли. Теперь можно было видеть почти как раньше. Над глазом и под ним неслабо чесалось и болело, особенно когда он морщился, но у шрама были все шансы хорошо зажить. — Смотри на меня, — прозвучал приказ. Император удобно сидел в кресле, как в прошлый раз, только теперь намного ближе, прямо напротив него. Такое положение наводило на мысль, что ощущение наблюдения во сне не было ложным. Чёрт, насколько же надо быть маньяком. После всего, что было сказано и сделано, удивляться вроде было нечему, но каждый раз всплывало что-то новенькое. Юнги недовольно цыкнул от слов Императора, но он уже достаточно проснулся, чтобы вспомнить о том, каковы риски, если открыто нахальничать перед этим типом. Он всё-таки поднял глаза. — Если будешь разочаровывать меня слишком часто, однажды здесь будет кровь вместо воды, — хладнокровно сказал Император, указав на огромное ведро, из которого его недавно облили. — Я не против, если это будет кровь из твоего трупа, — Юнги не удержался. Последствия не заставили себя ждать: Император ударил его по лицу наотмашь, тыльной стороной ладони, чтобы камни на перстнях хорошенько проехались по щеке. Юнги зашипел, но терпеливо выдохнул через зубы. — Полагаю, ты меня понял, — Император был доволен реакцией. — Что ты собираешься делать со мной? — верхняя часть одежды теперь была насквозь мокрой, и Юнги не смог скрыть дрожь от холода. — Впервые ты спросил об этом! — Император воодушевился. — Неужели начинаешь понимать, что не ты здесь главный? — Просто ответь. — Я отвечу, когда захочу, — тон Императора изменился. Юнги проигнорировал это, пытаясь стянуть с себя военную куртку, но она липла к одежде под ней, а сил было недостаточно, чтобы потянуть сильнее. — У меня много планов на тебя, но я не хочу, чтобы ты знал о них. Разве не будет просто великолепно, если это будет сюрпризом? — продолжал Император. — Не люблю сюрпризы, — хмуро ответил Юнги. — Придётся полюбить, — серьёзно сказал Император. После этого Юнги снова только устало вздохнул. — Знаешь… — Император подпёр щёку рукой, упираясь в подлокотник. — Наблюдать за тобой становится очень интересно. Ты как моё отражение, сошедшее с зеркала, только со своими мыслями и поступками. Непослушное отражение, не желающее копировать свой оригинал. — Я не твоя копия, — равнодушно сказал Юнги, не глядя на него. — Кто ты тогда? Я не вижу никакого оправдания этому, кроме какого-то странного сбоя во Вселенной, из-за которого отражение способно оживать, — звучало умно, но смысла в этих словах почти не было. Для того, кто их слушал, во всяком случае. Юнги закатил глаза. Разве в прошлый раз речь не шла о чём-то вроде перерождения? Что стало с этой идеей? Наскучила? Теперь веселее думать об отражениях? — У тебя другие манеры, волосы, одежда, но ты всё ещё моё отражение, — глаза Императора немного расширились. — Это так захватывающе! — Рад, что хоть кому-то из нас весело, — пробормотал Юнги. Император опустил брови и сомкнул губы. Хватило бы одного взгляда, чтобы понять, что он в гневе. Если бы Юнги на него смотрел. — Я заставлю твой разум сойти с ума, — равнодушно сообщил он, прежде чем встать со своего царского кресла. Освободившийся предмет унесли двое слуг, когда он дал им сигнал взглядом. На мгновение Юнги почувствовал страх, но Император просто покинул комнату, а слова так и остались висеть в воздухе. Юнги с облегчением выдохнул, расслабляясь. Он хотел прилечь, но и спина и бока уже болели от этого пола, поэтому он продолжил сидеть, сосредоточившись на боли в шраме и дрожи от холода. Он настолько ушёл в эти ощущения, что открывшаяся дверь заставила его невольно вздрогнуть. В ближайшее время он не ожидал возвращения Императора. Видимо, псих решил, что просто оставить его в покое хоть на день будет слишком скучно. Как только Юнги решил повернуть голову, его глаза расширились. Император притащил с собой Тэхёна, и притащил в прямом смысле — тот едва стоял на ногах. Швырнув его на пол, Император безэмоционально смотрел на них обоих. Тэхён упал на четвереньки и медленно поднял голову, заставив Юнги почувствовать шок от того, насколько беспощадно избито было его лицо. И не только оно. Синяки были и на шее, и, скорее всего, на теле тоже. — Сюрприз, — хладнокровно сказал Император. Юнги не отрывал взгляда от Тэхёна. — Пока ты крепко спал, я веселился, — Император посмотрел на Тэхёна, а потом на Юнги. — Как видишь, я не соврал, когда сказал, что он будет расплачиваться за твоё поведение. — Ты же сказал, что не будешь трогать его лицо, — Юнги был удивлён и очень зол. — Ну, я немного заигрался. Я подумывал оставить несколько шрамов, например, на щеке, но ножа при себе не было. Лицо Юнги перекосило от омерзения, и из-за этого шрам разболелся, заставляя тихо зашипеть. — Признаться, мне очень сложно наказывать тебя физически. Я слишком сильно люблю себя, и рука с трудом поднимается портить своё собственное отражение. А вот он… — Император посмотрел на Тэхёна, а потом поджал губы с выражением лица вроде: «Что ж, такова его участь…» Юнги был в панике. Всё, что он думал, было ошибкой. Его надежды, что Император не нашёл Тэхёна, или хотя бы надежда на то, что из-за Тэхёна в нём что-то ёкнуло так же, как когда-то в Юнги — всё оказалось пустым. Всё оказалось бредом. Этому маньяку в самом деле понадобились бы сотни лет перерождения, чтобы прийти к тому, чем был сейчас Юнги. Не было ни малейшего шанса, что хотя бы часть из того, чем обладал Юнги, была сейчас в душе этого психа. — Юнги-хён? — слабо спросил Тэхён, а в его голосе слышалось облегчение. — Ты живой… — Конечно, живой. За меня можешь не волноваться, — Юнги побоялся протянуть руку к Тэхёну. Мало ли чем это могло обернуться для них обоих после того, как стало ясно, что слова Императора ничего не значат, если идут вразрез с его собственными желаниями. — Я не мог не волноваться, — Тэхён попытался улыбнуться. — Лучше бы за себя переживал, — Юнги беспрерывно смотрел на него, не сумев проконтролировать появление сочувствия на лице. — Как будто это помогло бы, — Тэхён грустно хмыкнул, и сразу после этого у него из груди выбился воздух, когда Император заставил его вжаться в землю, наступив ему на спину. — Ну, поговорим о твоём поведении? — Император посмотрел на Юнги с победной улыбкой на губах. Всё это время Юнги старался как можно дольше скрывать любые детали о себе, но он не смог скрыть такое большое количество беспокойства о Тэхёне, и это было на руку деспотичному психу. — Что тебе надо? — Юнги устало вздохнул, нехотя отрывая взгляд от Тэхёна, чтобы посмотреть вверх. — Чтобы ты слушался, конечно же. Это было бы выгодно нам обоим. Я сэкономлю время, а ты… — Император присел и за волосы заставил Тэхёна поднять голову, чтобы ещё раз показать его лицо. — Ну, сам понимаешь, тебе это тоже выгодно. Очевидно, отказы не принимались. Юнги уже взвалил на себя достаточно вины за то, в каком состоянии был Тэхён на данный момент, и ещё больше не хотелось. Верить слову психа нельзя было — обещания он явно не сдерживал, но выбора в любом случае не было. Возможно, если это и не спасёт Тэхёна, то хотя бы немного облегчит то, что может ждать его в будущем. — Ладно, — Юнги опустил взгляд обратно на Тэхёна. Император резко отпустил Тэхёна, удовлетворённо улыбаясь одной стороной губ. — Уведите этого, — приказал он слугам, указывая на Тэхёна. — Нет… — Юнги расширил глаза, воспротивившись, но встретился с чужим серьёзным взглядом и тут же осёкся. — Никаких больше отрицаний. Ненавижу отрицания, — твёрдо сказал Император. Юнги закрыл рот и нехотя отвёл взгляд в другую сторону от Тэхёна. — Я бы оставил его, но ты слишком расслабишься, если будешь видеть, что с ним всё хорошо, — Император вытер руки, очевидно, брезгуя от того, что пришлось прикасаться к Тэхёну. — Лучше он вернётся в свою темницу, а ты будешь сидеть здесь и гадать, сдержал ли я своё слово. — Было бы лучше, если бы я точно знал, что ты сдержишь слово, — Юнги свёл брови. Император вскинул руку, намекая, что тон разговора перестаёт быть ему по душе: — Ты не в том положении, чтобы что-то требовать. Я вообще мог бы обойтись без всяких ультиматумов, но я не хочу терять время, — спокойно сказал он. — Кто знает, сколько ты продержишься… а я ещё столько интересного не попробовал с тобой. Юнги передёрнуло. Он боялся даже представить, какие ещё идеи были в его голове. Даже то, что уже произошло, выходило за рамки всего, что когда-либо встречалось ему в жизни. Император самодовольно хмыкнул и развернулся к выходу: — Увидимся позже. Юнги остался в камере один, и это был первый раз, когда у него были открыты глаза. Мысли о Тэхёне смешивались с сомнениями по поводу слов и обещаний Императора. Полный бардак в голове. Глаза гуляли по углам и стенам, пока он передвигался поближе к одному из факелов, чтобы побыстрее высохнуть и согреться. Он внимательно осматривал помещение, запоминая как можно больше деталей. Если даже здесь не найдётся ничего, что помогло бы освободиться, то хотя бы просто понимать пространство было бы неплохо. Хотя понимать тут особо и нечего: пол, стены, факелы. И стул. Тут есть стул. Или он появился только сейчас? Юнги был безумно рад видеть чёртов стул. От сидения на полу он уже наверняка заработал парочку болезней, пережить которые, скорее всего не сможет. Не потому, что они смертельны, а потому что смертелен человек, что держал его здесь. С каждой встречей становилось всё более очевидно, что Юнги не выбраться из этой камеры живым. Но он обязательно, любым способом, заберёт с собой на тот свет безумца, возомнившего себя хозяином своего народа. Перебравшись ближе к стулу, он притащил его ближе к огню, и тогда перед ним встал выбор — высушить куртку с майкой, развесив их здесь, или занять это место, чтобы нормально посидеть. Ломка в теле была слишком сильной, чтобы отказаться от возможности сменить поверхность. Хоть какая-то смена положения и, чёрт возьми, немного тепла. Деревянный стул хоть сколько-то мог прогреться в отличие от каменного пола. Потирая плечи, Юнги старался немного разогреться, но это не помогало. Верх и волосы были полностью мокрыми. Какая-то часть штанов тоже, но совсем не критично. Большая часть воды пришлась на верх. В конце концов, он всё-таки снял верхнюю одежду и развесил на спинке, развернув к огню. Затем снова сел на стул и надеялся, что за ночь не замёрзнет с голым торсом и едва-едва прогретой от огня спиной. Ненависть не должна была быть чем-то успокаивающим, но она правда помогала. Она убаюкивала. Взгляд Юнги устало гулял по комнате, глаза вот-вот готовы были закрыться, а мысли рисовали красочные картинки смерти тирана. Разные планы гуляли в голове, но никакой не был достаточно подходящим, кроме: усыпить бдительность, а на это потребуется много моральных усилий, потому что придётся беспрекословно слушаться. Только так есть шанс. Рано или поздно любая собранность и подозрительность даст слабину, если не будет ни одного повода переживать. Вероятно, он будет сильно избит и измучен морально, но зато однажды Император ослабит бдительность. И еда наверняка будет получше за хорошее поведение. Спать тоже, скорее всего, можно будет подольше. Это помогло бы собрать больше сил. После нескольких часов сна он разлепил глаза и увидел потолок. Сощурившись, он начал часто моргать до тех пор, пока не стал видеть лучше. Потирать глаза он побаивался, всё-таки на лице совсем свежий шрам. Это и правда потолок. Через несколько секунд он осознал, что он лежит, а после понял, что лежит он не на полу, а на кровати. Она точно не была такой мягкой, какой должна была быть, но сейчас о лучшем нельзя было даже мечтать. Это было так хорошо — лежать на чём-то, что не врезалось в кости твёрдостью и холодом. Плевать, что не было ни одеяла, ни подушки. Достаточно просто этой скромной мягкости. Счастье было недолгим. Как только в камеру кто-то вошёл, Юнги резко сел. Всё тело разболелось, но он терпел, начиная опасливо слезать с кровати. Он помнил, что уснул на стуле, и понимал, что в кровать его переложили нарочно, значит, ему можно было там находиться, но риск, что всё это совсем не так, как кажется, был слишком велик. Особенно сейчас, когда план совсем не продвинулся и Тэхён будет отвечать за каждый косяк. Глядя на его поведение, Император улыбнулся. — Вижу, ты проснулся. Юнги промолчал, глядя в сторону. Ему нужно было следить за каждым словом. — Знаешь, почему ты на кровати? — Император присел с другой стороны от Юнги. — Нет. — После вчерашнего я рассчитываю на твоё примерное поведение, поэтому дал приказ принести тебе кровать, — Император погладил простынь. — Будет плохо, если ты заболеешь. Ответа от Юнги не было. Император ожидал другой реакции и потому нахмурился, когда не получил её. Юнги быстро исправился: — Спасибо. — Сообразительный, — Император удовлетворённо кивнул. Осматриваясь, Юнги искал взглядом одежду, которую ночью оставил на стуле. Она нашлась на спинке и на вид была сухой. Покосившись на Императора, он медленно передвинулся и схватил вещи, одеваясь. Тело сразу расслабилось, прогреваясь, и напряжение немного спало, но он всё ещё чувствовал тупую боль от синяков на груди и животе. Шрам тоже покоя не давал. — Можешь отдохнуть, — снова заговорил Император. — Но, если разочаруешь меня ещё хотя бы раз, пожалеешь и ты и твой приятель. Юнги стрельнул в него взглядом, желая ответить в привычной манере, но в итоге просто кивнул. Следующие два дня прошли почти без происшествий. Шрам продолжал заживать, щека после давнего удара тоже уже почти не болела, синяки на теле стали меньше, но всё ещё побаливали время от времени при резких движениях. Каждое появление Императора заставляло Юнги напрягаться и смещаться к краю кровати, а приходил он часто, по несколько раз в день. Говорил о какой-то своей деспотичной чуши по поводу правления и вообще вёл себя почти любезно. Только смотрел очень странно, долгими взглядами, будто считывая, что происходит в душе. Каждое утро в эти пару дней Юнги просыпался от того, что на него кто-то смотрел. Это был Император, и ничего удивительного тут не было, но напрягало очень сильно. Он действительно помешан на всём, что связано с ним самим. Очевидно, легко тут не отделаешься, имея ровно такое же лицо и тело, как у него. Третье утро началось совсем иначе. В этот раз причиной проснуться было непривычное тепло. Нахмурившись, Юнги приоткрыл глаза и столкнулся с чужим взглядом прямо над собой. Испуганно дёрнувшись, он сдвинулся и раскрыл рот, чтобы выругаться, но вовремя вспомнил: нельзя. Часто дыша, он сжал зубы и отвёл взгляд в сторону, соображая, что делать. — Хорошо отдохнул? — Император нависал над ним, глядя в глаза. — Прекрасно, — сонно отозвался Юнги. — Не люблю, когда на меня смотрят во сне. — Мне не важно, что ты любишь или не любишь, — склонив голову вбок, Император внимательно разглядывал его. Нервно постукивая пальцами по простыне, Юнги смотрел в сторону, а чужая речь продолжалась. — Хочешь, расскажу кое-что? — Император не ждал ответа, наклоняясь к его уху. — Вчера вечером я был у твоего приятеля. Хорошая новость: теперь я знаю его имя. Плохая новость: какое-то время он не сможет ходить. Юнги задышал чаще. Сдерживать гнев и раньше было сложно, но каждый раз, когда речь шла о Тэхёне, это буквально кипятило ненависть внутри. — Ты обещал, что… — Не обещал, — перебил Император. — Не беспокойся, он не очень пострадал. Я просто хотел немного повеселиться, но я не был уверен, получится ли сделать это с тобой, поэтому использовал его. — В каком смысле? — Юнги нахмурился и неохотно посмотрел на него. Улыбнувшись уголками губ, Император поднял руку, прикасаясь к его щеке. Юнги инстинктивно отбил её, на что сразу же получил в ответ пощёчину наотмашь. Камни на перстнях в этот раз не пощадили ни щёку ни даже губы. Оказалось, прошлый такой удар был очень даже щадящим. Сейчас это было во всю силу, и простыми синяками тут не получилось бы отделаться: на щеке царапина, губа треснула. Юнги провёл по ней языком и, почувствовав кровь, убедился, что она действительно рассечена. — Я покажу тебе, в каком смысле, — буднично сказал Император. — Но давай без проявлений характера. Я же просил не разочаровывать меня. Крепко схватив Юнги за подбородок, Император высокомерно посмотрел ему в глаза, а затем опустил взгляд на губы и немного улыбнулся при виде ранки, из которой шла кровь, проделывая путь через уголок рта по щеке вниз. Он недолго наблюдал за этим, а потом, за секунду до падения первой капельки на простыню, наклонился и слизал её. Собрал эту каплю и прошёлся кончиком языка вверх к уголку губ. Лицо Юнги перекосило от омерзения. Собирая по кусочкам терпение, он смотрел в сторону и теребил простынь, отвлекая свои руки от порыва ударить. Если бы он знал, что это только начало, он бы приберёг терпение на потом. Император не собирался останавливаться на этом. Было ли дело в его настроении или в реакции, которую он видел, но с каждой секундой его наслаждение ситуацией росло. Ему всё больше нравилось то интересное чувство, которое вызывали прикосновения к лицу и телу напротив. К его собственному лицу и телу. Никогда прежде он не был настолько воодушевлён предстоящим, как в эти секунды. Больше всего на свете Юнги хотел бы, чтобы на лице над ним не было столько очевидного энтузиазма и предвкушения. Что делать с этим — он не имел понятия совсем. Противостоять ли или поддаться и постараться как-то использовать. Но если поддаться хоть немного, всё кончится изнасилованием, да и шансов использовать ситуацию в свою пользу может не быть. Но если воспротивиться, то ничего хорошего не будет точно. Мало того, что это сделает хуже и без того пострадавшему за его провинности Тэхёну, это ещё и может срезать на корню любые будущие возможности. Ведь больше такого удачного положения может и не быть. Император достаточно близко, меч при нём, на поясе. Что ещё надо? Пожалуй, только смелость, чтобы отдать себя. В такой ситуации это единственный вариант усыпить бдительность. Не двигаясь, Юнги кидал взгляды в стороны, пытаясь высмотреть, есть ли в комнате кто-то ещё. Видно было не очень хорошо, но вроде как они одни. Хорошо. Это хорошо. Чёрт. Юнги начал мысленно материться, когда почувствовал, как движутся чужие руки по его телу. Стремление вырваться было настолько сильным, что попытки удержать это ощущались настоящим мучением. Проконтролировать это до конца он так и не смог, начиная ёрзать, но в тот же момент на него направился недовольный взгляд, и это помогло остановиться. Это действительно помогло. Немного отрезвляющей реальности, чтобы напомнить себе, что всё происходящее с телом совершенно не важно, ведь впереди так или иначе ждёт смерть, а значит, нет разницы, что перед этим случится. Главное — унести с собой на тот свет это чудовище. Энтузиазм Императора продолжал нарастать, и Юнги чувствовал всё больше опасности. Сердце быстро билось от страха, и руки раз за разом приподнимались, чтобы подраться, но каждый раз он останавливался, напоминая себе о конечной цели. Убить его. Убить. Убить. Убить. Несмотря ни на что. Игры кончились, когда вместо языка к его губам прикоснулись чужие губы. Юнги свёл брови и инстинктивно отвернулся, но его лицо было резко возвращено на место. Поцелуй был омерзительным, но сопротивление было бы опаснее. Это повышало риск бессмысленной смерти. Зажмурившись, Юнги мысленно отсчитал десять секунд, давая себе только это время на то, чтобы собрать в голове все самые важные причины, по которым он должен вырезать свою гордость. С трудом, но это получилось у него, пусть и не до конца. Подняв дрожащие руки, он прикоснулся к чужим плечам, заставляя ладони продвинуться дальше. Стоило ему коснуться к спине, как его руки за секунду оказались прижаты к кровати над его головой. Юнги запаниковал, открывая глаза и натыкаясь на серьёзный взгляд. Неужели его раскусили? — Что ты делаешь? — Император сощурился. — Ты же не думал, что тоже можешь получать от этого удовольствие? Юнги стоило больших усилий удержать при себе вздох облегчения. Никогда прежде он не чувствовал себя настолько везучим. Он был безумно рад, но сердце всё ещё сильно стучало, перегоняя по телу остатки страха. — Я… — Юнги сглотнул. — Я думал, ты не хотел, чтобы я тебя разочаровывал. — Это означает, что не надо со мной бороться, — рука Императора легла на его горло, надавливая. — Но это не значит, что ты должен наслаждаться. Я делаю это для себя, а не для тебя, ясно? Юнги слабо кивнул. Убрав руку, Император продолжил, а Юнги боролся с гадким чувством внутри. Дело было даже не в том, что это был человек с таким же лицом, голосом и телом, как у него самого, а в том, кем являлся этот человек по сути. Сейчас его губы с упоением целовали шею Юнги, но несколько часов назад он кого-то избивал. Сейчас он с наслаждением трогал Юнги, но несколько часов назад он, возможно, насиловал Тэхёна. Юнги ненавидел его так сильно, что с радостью по собственной воле позволил бы любому, даже самому грязному слуге в этом поместье поиметь его, чем этому животному, которое наслаждалось только тогда, когда страдали другие. Эти мысли отражались на лице Юнги, и такое выражение лица радовало Императора. Он будет доволен до тех пор, пока другие страдают и при этом не имеют возможности противостоять ему. Сложно было представить, каким образом нужно усыплять его бдительность, если изображать удовольствие от процесса нельзя и делать резких движений тоже. На резкие движения будет только одна возможность и её лучше бы не упустить. А усыплять бдительность, видимо, получится только выжиданием. Как только Император заиграется настолько, что перестанет думать обо всём остальном — это будет шанс. Первый и последний. Юнги терпел. Когда оказался раздетым — терпел. Когда руки, о деяниях которых хотелось бы никогда не знать, касались его кожи — терпел. Когда пояс с мечом ослабился и был оставлен на кровати на расстоянии одного движения руки... терпел. Ждал, когда в глазах Императора будет достаточно тумана, чтобы быть уверенным, что есть хотя бы пара секунд на то, чтобы схватить оружие. Пришлось действительно отдать всё ради этого. Тот самый туман, которого он ждал, появился только тогда, когда думать об этом было уже невозможно: в момент проникновения. Всё, о чём мог думать Юнги в это время — боль. Ему было не до оружия, хотя ударить действительно хотелось очень сильно. Сжимая зубы, он думал только о том, чтобы не стало хуже. Даже двинуться было страшно, чтобы не сделать себе больнее. Зато Император двигаться не боялся. Он дал Юнги всего пару секунд, да и то, похоже, что сделал он это только потому что ему самому было бы сложно продвинуться. И после этого для Юнги всё превратилось в один сплошной чёрный лист перед глазами. Чёрный лист, на фоне которого звучало тяжёлое дыхание Императора и скрип кровати. Мерзко. И больно. Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем Юнги напомнил себе о реальности. Чёрный лист сменился мутным образом Императора, когда он приоткрыл глаза. Хотел бы он не видеть этого. Хотел бы он не чувствовать этого. Хотел бы он быть способным двинуться хоть немного в сторону. Всё это казалось слишком непостижимым сейчас за той болью и унижением, которое он чувствовал. Это были настолько сильные ощущения, что он почти забыл, ради чего позволил сделать это. Туман. Проморгавшись, Юнги присмотрелся к Императору, который увлечённо делал что-то на его груди губами, и понял: сейчас. Сейчас или никогда. Страшно, чёрт возьми. Что, если не получится? Что, если он сейчас слишком слаб, чтобы противостоять кому-то, кто половину жизни воевал? Последнее время он плохо спал и, конечно, очень плохо ел. Если хоть что-то пойдёт не так — он подпишет себе смертный приговор с самыми настоящими пытками после самого настоящего изнасилования, которому он позволил случиться зря. Нет. Ни за что. Втянув носом воздух, Юнги собрался с духом и оттолкнул Императора так сильно, как только мог. Сразу за этим он схватился за меч, но вытаскивать его из ножен было некогда, поэтому ударил как есть. По голове попасть не вышло, но в плечо тоже неплохо. Удар получился достаточно сильным, чтобы сбросить Императора с кровати. Юнги слез на пол с другой стороны, используя удачно выигранные секунды, чтобы вытащить меч. Одеваться времени не было. Нужно было оставаться начеку. Инстинкт выживания не позволял ему даже лишнего моргания, не говоря уже о том, чтобы выпустить из рук меч ради каких-то шмоток. Всё равно, скорее всего, они оба сдохнут. Какая разница, в каком виде. Сжимая рукоятку двумя руками, Юнги пытался держать меч перед собой, но это получалось у него с трудом. То ли сил мало, то ли меч такой тяжёлый. Ясно теперь, почему Император так гордился своими умениями. Неподвижно держать эту хрень в одной руке сейчас казалось Юнги магией, а этот подонок не только умел так, но ещё и смог сделать что-то настолько деликатное, как порез на лице, не разрубив случайно голову пополам. Юнги так не смог бы и тут он вынужден был признать чужое превосходство. Но это не значило, что он собирался уйти на тот свет один. Он знал, что не сможет долго удерживать меч у себя, знал, что погибнет от этого меча, но был серьёзно настроен на то, чтобы перед этим оставить парочку смертельных ран на Императоре. А тот, к слову, уже поднялся на ноги и приближался к Юнги, не давая времени, чтобы придумать, как действовать дальше. Колоть как есть или резать? Главное, куда? Голова, грудь, живот — самые важные места. Наверное. Хотя если попасть по ногам, можно его обездвижить. Но как по ним попасть? Сейчас они казались слишком сложной целью, они такие маленькие и постоянно движутся. Юнги цыкнул, часто дыша от волнения и поднявшегося в крови адреналина. Просто будь что будет. В этот момент, в момент полной собранности и уверенности, он осознал: несмотря на все сложности, он не ощущал этот меч как что-то незнакомое. Да, это было тяжело. Да, тело ощущалось неповоротливым из-за веса в руке. Но это не было новым чувством. Держать в руках меч казалось таким естественным, несмотря на все трудности. На лице невольно выросла улыбка. Грустная улыбка. Неужели вся та чушь с реинкарнацией… правда? Неужели это существо, надвигающееся на него сейчас, это действительно он в прошлом? Какой позор. Как только Император оказался достаточно близко, Юнги взмахнул мечом, позволяя своему телу самому управлять ударом, и невольно зажмурился. Когда он снова посмотрел перед собой, он был поражён: Император отступил назад, пошатываясь и глядя на свою грудь, на которой была огромная глубокая рана. Одно неловкое движение — и этот порез мог бы разойтись окончательно, а внутренности просто вывалились бы наружу. У Юнги возникло желание отбросить меч от осознания, что он этому причина, но инстинкт всё ещё управлял им, не позволяя бросить единственное оружие. «Погибель ждёт тебя, и убьёшь себя ты сам» Осмотрев себя, Юнги в очередной раз удивился: на нём ни царапины. Неужели всё так быстро закончится? Неужели он вышел из этого дерьма живым? Стоило ему обрадоваться, как руки дрогнули, выронив меч почти в одно время с тем, как Император повалился на пол, слабо дыша. Не понимая, что происходит, Юнги снова опустил голову. В этот раз перед его глазами была рана. Тонкая полоса, точно такая же, какая была на груди Императора. Поначалу она выглядела как шрам, но чем реже дышал Император на полу, тем быстрее порез превращался в глубокую кровоточащую рану. Юнги ругнулся, и это был первый раз, когда его ругательства звучали не агрессивно. Они звучали с отчаянием. Смириться со своей участью оказалось очень сложно, будучи по-настоящему на грани. Столкнувшись с этим прямо сейчас, Юнги понял, насколько сильно на самом деле он мечтал выжить. Вернуться домой, зажить снова прежней жизнью. Увидеть Тэхёна. Последнее всё ещё выполнимо, даже если он совсем скоро умрёт. Осторожно передвигаясь, Юнги стянул с кровати свои штаны и с трудом натянул их на себя. Теперь, когда адреналин начал отступать, помимо окровавленной из-за пореза груди, у него разболелся и зад. Очень вовремя. Шрам на лице тоже напомнил о себе: швы разошлись и глаз начало заливать кровью. Юнги снова ругнулся, поднимая с пола меч с тихим кряхтением. Ноги переставали слушаться, но он всё равно двигался к выходу из комнаты. Только выйти оттуда ему было не суждено. На пути он снова чуть не выронил меч, и в этот раз причиной были не его руки. Причиной был Император, ухватившийся за лезвие. Он порезался, но продолжал держаться за лезвие из последних сил. Юнги опустил на него презрительный взгляд, желая пнуть или добить, но ни на что из этого не хотелось тратить последние силы. Выйти отсюда было важнее. Отпустив меч, он шагнул дальше, но рана на груди стала ещё глубже, и он упал на колени, тяжело задышав. Дверь распахнулась, и появились несколько слуг, которые тут же замерли, глядя на происходящее. Юнги поднял голову и обессиленно выговорил: — Больше у вас нет короля... Положительной реакции он не ожидал, но и того, что все просто в панике начнут разбегаться — тоже. Возможно, им нужно немного времени, чтобы пережить стокгольмский синдром и осознать, что теперь они свободны. Чуть раньше и трагичнее, чем ожидалось, но и так хорошо. Жаль только, что не получилось погибнуть раньше, на казни. Не получилось стать героем. Жаль, что пришлось забрать у народа возможность самим восстановить справедливость. Жаль, что… — Юнги-хён? — из двери послышался голос Тэхёна. Юнги перевёл на него мутный взгляд и слабо улыбнулся, прежде чем повалился на бок. Прикрыв на секунду глаза, он пробормотал: — Ты в порядке… На Тэхёне ни одного нового синяка и походка бодрая. Император снова соврал, но в этот раз Юнги был только рад. — Эй-эй, — Тэхён подбежал у нему, опасливо подняв над ним руки, не зная, за что взяться, чтобы не усугубить ситуацию. — Что же делать… что делать… — Не суетись, — Юнги усмехнулся, но сделал этим только хуже: из раны на груди пошло ещё больше крови. — Это просто последствия убийства себя. Я умру. — Нет, — Тэхён активно помотал головой в стороны, жалобно сведя брови вверху. — Нет, ни за что. — Помнишь, что нам сказали, когда отправляли сюда? — Юнги закрыл глаза, чтобы собрать немного сознания. Он должен был продержаться ещё немного. — Чтобы мы его не убивали, — сразу ответил Тэхён. — Но к чему ты... Юнги вяло указал рукой на едва живого Императора: — «…потому, что если он умрёт не от рук своего народа, то история поменяется». Я сам виноват, — ответив, он нашёл силы пошутить. — Должен был догадаться, что самоубийство кончается смертью... И всё-таки я его копия. Шутка Тэхёну не понравилась, но на последние слова он среагировал: — То есть, реинкарнация? Юнги хмуро посмотрел на него: — Так важно, как это называется? — Прости. Юнги хрипло посмеялся: — Просто шучу… — после этого он снова нахмурился, но в этот раз от боли. Всё вокруг него было залито кровью, в голове было мутно, ноги не чувствовались, руки дрожали. Как же хреново умирать. Единственной радостью было смотреть на Тэхёна, пока ещё есть время. — Не делай такое лицо, как будто смотришь на меня последний раз, — Тэхён сглотнул ком в горле, сдерживая слёзы. — Так и есть, — сипло сказал Юнги, сжимая его руку. — Не говори так, — Тэхён воспротивился, но Юнги ничего не ответил. Юнги не мог ничего ответить. Он уже не дышал. — Хён?.. Покинуть эту комнату он так и не смог, но он сдержал своё слово — забрал своего мучителя с собой. Император восседал на красивом стуле, а за ним стояла старушка, держа руки на его голове, будто старательно транслировала что-то в его голову. Как только она закончила, она тихо спросила: — Теперь веришь? Нахмурившись, Император встал с места, скидывая с себя её руки: — Что это за шутки? — Когда наступит час, сделай верный выбор, — старуха повторила одну из фраз, которые раз за разом повторяла, пытаясь доказать хозяину правдивость своих видений. Но ни она, ни Император не могли влезть в чужую голову и не могли знать мотивов, а потому знали только то, что видели. Оттого Императору увиденное казалось слишком невероятным и необоснованным. — Я всегда верил тебе, но сейчас… — Император отошёл от старушки, взглядом подзывая одного из слуг. — Если не поверишь, он убьёт тебя, — сказала старуха ему вслед. — Выгоните её. Не хочу больше слушать это. Слуги повиновались, а Император вернулся в свои покои. Но он так и не смог забыть об этом предсказании, прокручивая его в голове день за днём, пока однажды не встретился с самим собой со странной причёской и в странной одежде, который пытался устроить мятеж в его Империи. Грязная тряпка закрывала глаза, колени упирались в холодный камень. Юнги готовился к смерти. Считал секунды, вслушивался в шаги Императора. Он собирался уйти достойно. Он спас эту страну, эту так называемую Империю, даже если никто пока не понимал этого. Он сделал достаточно, чтобы все попытки Императора продолжать тиранизировать народ, обратились жалким прахом после этой казни. Вокруг было до звона тихо. Никто не смел двигаться, говорить и дышать, пока Император стоял на крыльце, постукивая кольцами по деревянной опоре, поставленной там специально для него. В голове его мелькали картинки собственной смерти, а прямо перед глазами, возле нижней ступени, был связанный по рукам мятежник с повязкой на лице, скрывающей его идентичный Императорскому вид. Меч вознёсся над тёмной макушкой, ожидая конечного решения Императора. Долгая тишина прервалась недовольным цыком, за которым последовал твёрдый царский приказ: — Казнить.