Семейные ценности

Тягучий пластилиновый воздух занудно и упрямо обволакивал реальность. Пропитывал обильно, как ром шоколадно-вишнёвый кекс, каждый предмет в зоне видимости и воображения — от шмоток, обивки дивана и до, казалось бы, прочной новейшей древесины столешницы — и залпом обжигал лёгкие при вздохах, протискиваясь ещё и на клеточном уровне в биологические создания. Даром, что чёртов климат сухой и окна закрыты, упаси мироздание от злой пародии на сквозняк в виде жара как из разогретой до максимума духовки. Она, кстати, тоже поспособствовала изменению агрегатного состояния Стайлза. Развалившись на кожаном диване на животе в позе поломанной и распластанной на дне морском звезды, он от всего этого пекла ловил едва ли не приход. Ему чудилось, что или он, не менее раскалённый, чем металл на наковальне, лениво — опять же, в силу погодных условий — размягчается и медленно плавится, или диван — мягкое, воздушное и липкое маршмеллоу — тает под его неприподъёмной тушей и исходящим от неё жаром, будто он сам — горячее, до зубного скрежета шоколадное какао. Единственный оплот прохлады мирно пришвартован в ладони, и Стайлз с удовольствием возил пальцами по стенкам стакана, собирая конденсат. Ледяное шардоне, не опьяняя, утоляло жажду вдвое успешнее газированной воды, и внутри этого нежно-золотистого с кислинкой моря дрейфовали маленькие айсберги из морозильника, с приятным перезвоном сталкивающиеся друг с другом. Липкими от арбузного сока пальцами другой руки Стайлз возил по тачпаду ноутбука. Почтовый ящик ломился от спама и рассылок, Стайлз бездумно пролистывал их, лишь одно письмо, от конкретного адресата, требовало детального изучения. Буквы на экране неровным строем, будто тоже шатаясь от жары, складывались, к счастью, в знакомые слова, но абсолютно ненормальные предложения. «Питер Хейл похищен мной три недели назад. Его столь долгое невмешательство в очередную вашу общую сверхъестественную проблему — мой гарант. Сто миллионов или в следующий раз увидишь его целым, собрав паззл из множества разнообразных частей, заботливо доставленных мной до твоего порога». Пиздец. Под боком подал голос телефон, Стайлз не глядя поднёс его к уху. Зажатый между диваном и телом, он был неприятно тёплый, и он старался не прижимать его слишком близко. — Его нигде нет, — излишне спокойно признал Дерек, и Стайлз как наяву увидел его хмуро озирающимся в квартире Питера. Стайлз бы сам пересрал, приди такое сообщение лично ему, о ком бы ни шла речь в письме, и лишь спустя несколько стихийно пролетевших минут начал бы головой думать. А Дерек, скуповатый на проявление родственных чувств, ни тупить, ни переживать не стал. Просто переслал послание ему, более сообразительному и с возможностями, с сухой такой припиской «ознакомься при случае», даже не намекнул, что там. Искусное скидывание гипотетической, на тот момент, проблемы, решать которую Дереку не очень охота из принципа. Позвонив ему, Стайлз первым делом похвалил его за столь скорую просьбу о помощи и указал порядок действий, которые тот и сам знал. — Его действительно нигде нет? — переспросил Стайлз. — Везде проверил? — Трижды его квартиру проверял, — послушно отчитался Дерек, — вчера вечером, сегодня утром и сейчас. — Запах? — Точное количество дней определить не могу, но недели две точно здесь не был. Наверняка он просто уехал. — Ага, и так экстравагантно с тобой попрощался? — предположил Стайлз. На лбу выступала испарина, и с выдохом он приложил к нему приятно холодный стакан. Кубики льда успели растаять до тонких округлых пластинок, и, размышляя о дальнейших своих словах, он попытался воссоздать в памяти звук их столкновения в точности. — Опиши, что видишь. — Стайлз, я не вижу ничего особенного, и не потому, что смотрю не твоими глазами, а потому что здесь действительно ничего нет. Поверь, я знаю, как выглядят следы борьбы или незаконное проникновение. — Конечно, знаешь, — повеселел Стайлз, — ты же сам часто эти следы и оставляешь, — и осёкся. — Неужели совсем ничего не ёкает? — Не особо, — меланхолично признал Дерек. В динамике с той стороны исказился звук, и до Стайлза донеслись последовательные сигналы ввода кода и автоматизированный голос системы. Дерек включил охрану в квартире, прежде чем её покинуть. — Даже если вдруг кто и решил его похитить, мечтая содрать с меня сотню, вряд ли всё настолько опасно. Ты же читал письмо. Написано от единственного лица, значит, один человек. А уж кем бы он ни был, Питер может с ним справиться или хотя бы задержать так, чтобы уйти. Наверняка он уже давно пьёт где-нибудь вино, жрёт фуа-гра и преспокойно занимается своими делами. Вопреки своему амплуа Питер пьёт игристый, сладко-горький апероль-шприц, и Стайлз каждый раз кайфовал от ноток грейпфрута, идеально дополняющих его собственную картину мира. А ещё Питер совершенно точно не любил ничью печень в любом из всевозможных вариантов приготовления и предпочитал пасту и несколько десятков соусов на выбор. Стоило подумать о напитках, как язык снова потяжелел от сухости, и Стайлз снова пригубил вина, сыто смакуя вкус. Так легко находить сорта винограда для привередливого и одновременно мало просвещенного во вкусовых особенностях продукции виноделов надо уметь. — Ты не прав, — потянул за ниточки Стайлз. — То, что письмо написано от единственного лица означает, что он как минимум не сомневается в себе, значит, объективно силён и опасен, не пытается скрыться от ответственности за маской коллективности. Питер у него уже минимум две недели. У нас нет зацепок. Я на другом конце страны. Он в беде, Дерек. Дерек шумно выдохнул, наверняка от невыносимой погоды, а Стайлз на свой счёт записал. Он невыносимее любой погоды. А Дерека осталось только переупрямить. — Почему ты пытаешься меня в этом убедить, Стайлз? — Я не пытаюсь тебя убедить в том, что он в беде, — возразил он, — я пытаюсь тебя убедить, что ему нужна помощь, и кроме тебя некому. — Он просто уехал, не знаю… — Дерек умолк и через мгновение выдал, — в библиотеку в другом штате. — Ты сам в это веришь? — Ладно, погорячился. Скорее всего он поехал за очередной своей идеей о господстве. Скоро вернётся, и я тебя уверяю, ты же предложишь его убить. — Ага, вот в это ты веришь больше, — констатировал Стайлз и принялся вновь взывать к голосу его разума. — Дерек, я пробивал по базе. Если бы он уехал сам, не оставил бы свои драгоценные машины здесь. Кредитку не светил, но и наличку с неё давно не снимал. Или, по-твоему, он бы пешком в другой штат пошёл, на своих двоих? Или побежал на своих четырёх? — Тогда, может, ты приедешь и решишь эту проблему самостоятельно? — почти миролюбиво предложил Дерек. Стайлз задумался, говорили ли они когда-либо ещё так долго и на таких спокойных и низкоироничных волнах. Перед ним очутилась ещё одна тарелка с кусочками арбуза, не удержавшись, он сцапал один и сунул в рот, наслаждаясь сахарной мякотью. Пришлось выдать паузу за раздумья на радость животу. — Ты эгоист, — прожевав, заявил Стайлз и привел пояснения. Зря, что ли, так молчал задумчиво. — Мало того, что ставишь его жизнь на кон, так и ещё несколько десятков других. Даже если я сейчас сорвусь с работы и прилечу, ставя своё личное — которое в данном случае означает ваше оборотничье — превыше всего, мне придётся какое-то время действительно работать над его поисками. Вряд ли это случится в мгновение ока, а у нас тут завал, и убитым, похищенным людям здесь моя помощь нужнее, потому что ты-то прямо там. И представь, какой расчёт был у похитителя-адресанта на твой счёт: родственник разнервничается от пропажи, обзвонить все социальные службы, заявить о пропаже, клеить по городу листовки, а в минуту слабости рыдать о любимом дяде. Ты должен бы был за эти три недели известись и просто выполнить условия, как только их тебе прислали. Единственное, что осталось неучтенным — ваша с Питером разобщённость. Он помогал неоднократно, пора банально поблагодарить, и у тебя такой шанс, Дерек. Ты увидел письмо спустя несколько дней, неизвестно, сколько похититель будет ещё ждать и до чего его преступный разум может дойти. Дерек некоторое время молчал, прикидывая варианты и борясь с собой, Стайлз его не торопил. Покорно ждал исхода важнейшего решения в его, Дерека, жизни. — Если я обращусь к твоему отцу или Перришу? — Только попробуй подойти с подобным к моему отцу, — ощетинился Стайлз. — Я еле уговорил его уйти с оперативной работы, если он, по твоей милости, снова ввяжется в это, а не в раздумья о времяпровождении на скорой пенсии, я тебе устрою сладкую жизнь. Будешь у меня опять в бегах в половине штатов, пока мне не надоест слегка подтасовывать твое местонахождение и фотошопить тебя вблизи от мест преступлений. А Перриш в длительной командировке, наверняка скажет то же самое, что и я. — Ладно, понял. Это предположение было из ряда маловероятных, — признал Дерек. — Я подумаю. — Подумай, — на этот раз легко поддержал его Стайлз. — В любом случае, в данной ситуации надо заплатить выкуп — это мой профессиональный совет. Ты же за этим и звонил. Ставь меня в известность о каждом твоём шаге, лады? Я приеду, как только смогу, и тогда мы поищем похитителя с целью возмездия и возвращения твоих денежных средств. И без всяких лишних прощаний сбросил звонок. Ткань брюк намокла от пота на месте, где покоился ноутбук, и он с удовольствием переложил его на пол, потому что стол липкий от арбузных капель. Потянулся и, разморенный погодой, устроился вдоль дивана на животе. Мечтательно вздохнул. Ему уже давно хотелось хорошенько поесть, несмотря на жару, но разговор с Дереком и аперитив его немного отвлекли. Вдохнул в себя плотный жаркий воздух. Разобрав его на составляющие, мечтательно выдохнул. Из кухни долетали просто божественные запахи. Жарилась на гриле говядина, объятая душистой смесью перцев, едва кислил на языке барбарис. Травяные, специфические ноты недавно сорванного розмарина веяли обманной свежестью, будто он пропитан северными ветрами и каплями рассветной росы, а не горячим от послеполуденных солнечных лучей горшка на окне. — Тебе не дадут статью за шантаж? — Неа, — отозвался Стайлз, не раскрывая глаз, всё ещё обитая среди умопомрачительных запахов. — Скоро приготовится? Голодный ужасно. — Ужаснее меня? — Ну, голоднее уж точно. Так сколько? — Семь минут, — ответил Питер, и Стайлз почувствовал на себе тяжесть тела, сначала на ногах, чуть пониже задницы, затем упор на раскрытую ладонь посередине лопаток и горячее, влажное дыхание, как пар от воды в сауне, за ухом. Чужое возбуждение накрыло его волной, когда сверху двинули тазом. — Уверен, что голоднее? — Хочешь проверить? — После, — Питер сел, и тяжесть вновь перенеслась лишь на ноги. Не успел Стайлз возмутиться, как седьмой шейный позвонок приятно обожгло холодом, и всё его возмущение потонуло в стоне удовольствия. Замечательный контраст: разгорячённое тело Питера, ясно давшее понять степень воодушевления одним лёгким движением, и кубик льда, ведомый его же пальцами. Он не двигал его как-то особенно, лишь круговыми движениями в одной точке. Это почти вводило в транс, если бы не стекавшие поперёк шеи и щёк, к губам, капли. — И с чего ты взял, что Дерек переведёт деньги? — Мне показалось, я был достаточно убедителен, — протянул Стайлз, изгибая шею. — Весьма, — согласился Питер. — Но у нас, как ты заметил, достаточно натянутые отношения. Не удивлюсь, если он заплатит, лишь бы похититель меня не возвращал. И даже приплатит, чтоб помучил. — Он, конечно, злопамятный касательно тебя, как и мы все, собственно, но… — Стайлз еле шевелил языком. — Но? — подначивал Питер, ничуть не помогая прийти в себя, а лишь усугубляя. — Но в итоге он любит всех спасать. Горожан, там, волчат, даже меня. Его надо просто подтолкнуть. Простимулировать. Что-то вы упустили в его воспитании. Питер мягко рассмеялся, лёд между его пальцами потёк обильнее, и Стайлз замычал. Он был не в состоянии слушать, но приходилось пересиливать себя, потому что Питер взялся за объяснения: — Это потому, что он возомнил себя духовным наставником Скотта, а все обращённые Скоттом ему… — Духовные кузины, что ли? — усмехнулся Стайлз и его смешок перерос в стон, потому что Питер настойчиво продолжал делать то, что делал. — Похоже на то, но… — Питер помедлил. — Он играет роль скорее дяди. Пытается так компенсировать отсутствие влиятельной фигуры во время своего взросления. Он не помнит своего отца: тот погиб во время войны за распределение территорий, когда стай в городе было несколько и Джерард был помоложе и порезвее. Дерек совсем мелкий был. Талия долгое время предпочитала не выходить замуж повторно, а когда это всё же произошло, счастье их было недолгим. Другие мужчины появлялись редко. А я был слишком своим, к тому же, довольно молодым. Не слишком авторитетный. Даже интересно, как бы он вёл себя с человеком, на которого он транслировал бы роль отца. — Неважно у него было с ролевой моделью для подражания, — посочувствовал Стайлз. — Но ты его кровное, ты ему ближе, чем любой укушенный или подобранный Скоттом детёныш. За тебя он ответственность ощущать не обязан? — Просто он вырос в той системе воспитания, когда именно старшие заботятся о младших. Я не говорю, конечно, о стариках, но тем не менее. В любом случае, у меня не вышло. Он мне ничем не обязан. И с чего ты встал за укрепление наших семейных ценностей? — последнюю фразу Питер произнес почти про себя, так увлёкся занятием. Лёд почти растаял, оставив за собой мокрые дорожки. Окончательно расслабившийся, Стайлз проворчал: — Значит, я самолично постепенно привью ему чувство ответственности за тебя. А если не заплатит, оставлю тебя себе насовсем. Питер убрал руку, оставив уже невнятной формы кубик в основании шеи. Чуть погодя, лёд, поддавшись тяготению, ловким движением скользнул вдоль позвоночника и остановился на пояснице, ровно между венеровых ямочек. Не прегради ему путь ткань брюк, под силой взгляда Питера он с тем же проворством проследовал бы и дальше к расщелине. Прозвенел таймер. Сочные запахи готовой едой манили с кухни. Пышущий жаром воздух сдавливал лёгкие. Они не шелохнулись до тех пор, пока лёд не иссяк, оставив на пояснице лужицу талой воды, и Питер жадно выпил её губами. — Я и так у тебя на совсем.