Один плохой день

      Странствующий цирк распростёрся у черты Богом забытого Ортэма, вдоль левого берега Вердже. Пестрящий всеми цветами уже давно поблёкшей от времени радуги купол гордо разрезал остриём затянутое тучами монохромное небо, бросая вызов царившему зловещему мраку. Влажную землю покрывали измявшиеся листовки, что зазывали горожан посмотреть красочное представление. Мокли под дождём, отчего красный текст расплывался по бумаге грязными разводами.       За ярким куполом скрывалась арена. К ней примыкали трибуны, уходящие далеко вверх, в тени под куполом. Там, на самом верху, скрытый во мраке, сидел погружённый в собственные раздумья Джереми. Облокачивался спиной о стул, подрагивая от холода, что проникал сквозь ткани шатра, и пытался сильнее закутаться в вязаную серую кофту. Не спасало.       Джереми пришлось всю ночь провести на улице. В шатёр пришёл очередной любовник матери. Джереми не хотелось снова смотреть еженощное представление и, что ещё хуже, слушать его аккомпанемент. Поэтому он обошёл цирк и окрестности кругами несколько раз, наступая на листовки, которые сам и напечатал. И без того кудрявые рыжие волосы завивались и топорщились в разные стороны, как ржавые пружинки от падающих на них капель, и Джереми с сожалением понимал, что потратит всё утро на то, чтобы выпрямить их. Джереми прошёл мимо железной клетки, в которой когда-то жил Сильвестр. Тигр отказывался прыгать через обруч, несмотря на дрессировки, а потому от него пришлось избавиться. Руки тряслись от холода, пока Джереми пытался чиркнуть колёсиком дешёвой зажигалки, чтобы прикурить. В этот момент он и увидел, как в шатёр для представлений и репетиций проник гость. Кинув так и не подожжённую сигарету на мокрый асфальт и сунув руки в карманы промокшей кофты, Джереми тенью последовал за ним.       И вот уже третий час подряд в темноте арены тренировалась Жанет — гимнастка, покорившая воздушное полотно. Стоя в тени трибун и дрожа от холода, Джереми наблюдал за тем, как маленькая хрупкая фигура самостоятельно закрепляет тросы и карабины, поднимает вверх лёгкую красную ткань, а затем, размявшись, и сама поднимается в воздух.       Джереми давно следил за её тренировками. Жанет попала в цирк меньше года назад и спустя пару недель умудрилась завоевать его внимание. Джереми не мог оторвать взгляда от того, как изящное тело извивается в тонкой паутине ткани. Воздушная гимнастка никогда не тренировалась под музыку. Она летала над землей в полной тишине, в которой ни разу не смогла распознать вечное присутствие невидимого зрителя, что посещал каждую её тренировку. Как правило, Жанет занималась по ночам, не то стесняясь кого-то, не то страдая от бессонницы. И это добавляло ситуации некой интимности и шарма.       Нет ничего романтичней тайных встреч под луной, написал Джереми в своём дневнике.       Жанет поднялась высоко, под самый купол, плавно двигаясь и извиваясь, словно змеи, которые ползали по всему шатру Джереми, перекинула полотно через тонкую талию и застыла в воздухе. Джереми замер вместе с ней. Видя этот фокус бесконечное множество раз, он не мог совладать с собственным дыханием, которое каждый раз подводило и предательски останавливалось. Жанет повисла на самом верху, выгнулась в спине и завела руки за спину. Сердце Джереми затрепетало от восторга. В мыслях так и билось:       Она прекрасна. Великолепна. Словно маленький ангел, парящий в небесах, которому не нужны крылья.       Джереми знал, что произойдёт. Жанет медлила, продолжая парить над куполом в полнейшей тишине, тревожимой лишь быстрыми каплями дождя. Джереми облизнул холодные губы, и в этот момент Жанет дёрнулась, лишаясь прочности, и полетела вниз, в полёте высвобождаясь от опутывающей паутины. Сердце Джереми остановилось, но в последний миг полотно затянулось на талии, и Жанет замерла над полом, вытянувшись в гордой победоносной позе. Покорила высоту. В очередной раз.       И в очередной раз пленила сердце Джереми.       Каждую ночь он прожигал гимнастку обожающим взглядом, наблюдая за полетами и падениями. Вожделел, судорожно сжимая руки в кулаки.       Сам Джереми не нуждался в тренировках. Он конферансье. Весь его талант заключался в импровизации, и получалось у него отменно. Он развлекался, смеясь и беседуя с публикой.       Леди и джентльмены!       Джереми умел заболтать, отвлечь внимание в блестящем красном фраке и зализанными под цилиндр рыжими кудрями. Представить любой бездарный номер в таком свете, что обманутый зритель считал, будто видит настоящее чудо.       Когда он представлял публике Жанет, то медлил, не спешил. Её номер был лучшим, и конферансье говорил об ангеле, парящим под куполом цирка. Агнце, которого сбросили с небес на землю, но в последний миг он раскрыл крылья и гордо воспарил над небесами, являя собой непокорность и свободу.       Джереми громко и протяжно, с придыханием и хрипотцой произносил её имя, вкладывал в него всю свою страсть, а потом, затаив дыхание на краткий миг, прикрывал глаза, чувствуя как Жанет пробегает рядом с ним, чтобы поклониться зрителям.       Очередная репетиция закончилась. Очередной любовник его матери покинул шатёр ранним утром и довольно улыбнулся Джереми. Вопреки театральному образу на сцене Джереми стыдливо опустил взгляд.       Наступил вечер. Цирковые огни зажглись, преобразив площадку из детского кошмара в весёлый рай для малышей. Задорная музыка слышалась отовсюду, пока улыбающиеся дешёвой краской клоуны заманивали детей и их родителей пальцами к очередной лавке со сладостями и развлечениями.       Джереми курил возле шатра, слушая громкую брань матери, которая не могла найти серьги и обещала скормить сына змеям, если их украл кто-то из любовников. Джереми не обращал внимания на угрозы, выдыхая дым в вечернюю прохладу. Он уже давно перестал чувствовать боль.       Красный фрак лежал в руках, развязанная бабочка неприятно обвивала шею. Но до выступления ещё час, а Джереми ненавидел галстуки, потому что ему казалось, что они душат, словно руки матери в далёком детстве.       Сигарета упала на землю, и Джереми, вздохнув, зашёл обратно в шатер, чтобы спрятать под тональной маской остатки желтеющих синяков на щеках, сделать сияющую чёрную подводку, которая придаст глазам загадочный шарм. А ещё зализать волосы гелем, потому что публика отчего-то относилась к кудрям со смехом, а не с восхищением.       Краем глаза он заметил пробегающую мимо Жанет под большим чёрным зонтом.       Всё должно решиться сегодня. Джереми больше не мог терпеть. Ему хотелось прикоснуться, наконец, к желанному хрупкому телу. Слова, столь долго томившиеся в душе, готовы вырваться наружу. Но из-за страха, что покорительница высоты отвергнет его, Джереми так и не сказал ей ни единого слова за всё пребывание гимнастки в цирке.       Но решил рискнуть. Джереми тщательно замазывал лицо, пытаясь скрыть ненавистные веснушки, старательно выводил на глазах аккуратные стрелки. Представляя, как после выступления подойдёт к Жанет и, наконец, выразит чувства, переполняющие сердце.       Руки дрожали, пока он завязывал бабочку, стоя за кулисами. Вокруг царила привычная суматоха, которую Джереми давно научился игнорировать. Кто-то не мог застегнуть пуговицы на костюме, кто-то потерял снаряжение. Всюду крики и грязные слова, но в его голове звучало лишь заветное: ты божество, прекрасный ангел, озаряющий беспросветный мрак моей жизни…       Голос Джереми, начинающего представление, не дрогнул, когда он натянул на лицо привычную широкую улыбку.       Леди и джентльмены!       Огни слепили глаза до неуместных слёз, но взгляд горел пьяным азартом, пока публика аплодировала, а он стоял в самом центре с распростёртыми в приглашающем жесте руками.       Приготовьтесь увидеть величайшее шоу на земле!       После каждого объявления он возвращался за кулисы передохнуть и покурить, даже не думая о том, что это запрещено. Всё равно все бегали, не обращая на него внимания. Многие считали, что у него самая ненужная роль, в то время как их номера — высший шедевр. Но великими их можно увидеть лишь в словах Джереми, который заставлял публику верить в это.       Никто не понимал, но это его роль самая важная. Потому что без конферансье не будет и самого номера.       Джереми потушил сигарету и вышел на сцену, ослепленный огнями софитов.       — Леди и джентльмены! — Голос сочился нескрываемой страстью. Искренние эмоции всегда вызывали у зрителя отклик, поэтому нет смысла прятать чувства за маской хоть на секунду. — Девушка, покорившая высоту! Ангел, парящий в небесах! Встречайте… Жанет!       Он почти задохнулся, произнося её имя, публика взорвалась аплодисментами, пылая предвкушением. Не сдержался, когда Жанет прошла мимо. Снимая цилиндр, Джереми дотронулся до неё плечом, чувствуя, как обжигается от прикосновения.       Не один конферансье любовался полётом Жанет. Её выступление всегда заставляло почти всю цирковую труппу собраться у кулис и наблюдать. За тем, как ловко гимнастка взбирается по невесомой ткани, как раскрывается в невероятном шпагате. Опускается вниз головой, зависая в ткани на одних лишь тонких лодыжках. Эстетика происходящего заставляла замереть не только публику, но и профессиональных артистов. Джереми смотрел вверх почти с детским восторгом, сжимая в руках цилиндр до отрезвляющей боли. Жанет изгибалась и повторяла всё, что делала ночью, но он не мог не трепетать.       Мир застыл перед глазами на бесконечную секунду. Гимнастка добралась до самого верха. Туда, где не было видно её лица. Джереми вглядывался, жмурясь от света. Он выучил номер наизусть, знал о каждом проработанном движении. И потому застыл, когда рука Жанет дёрнулась на полотне, выскользнувшего из руки.       Зрители замерли в обрушившейся вокруг тишине. На краткий миг каждый, кто находился в помещении, почувствовал единый ужас.       Никто не издал ни звука в момент падения. Осознание дошло до каждого лишь спустя пару минут, уже после того как гимнастка упала с неестественным хрустом и вытянулась в центре арены поломанной куклой.       Джереми стоял, прислонившись к стене кулис, в то время как мимо пробегали артисты. Не слышал, что происходило вокруг. Разум занял свистящий шум. Зрительный зал наполнился криками и гамом, но Джереми не различал ничего в беснующемся хаосе.       Он медленно сполз по стене, прикрыв рот ладонью, когда артисты высвобождали Жанет из кокона сорвавшегося с крепления полотна, что распласталось по всей арене, словно поломанные крылья.       Падение Жанет и её безуспешная попытка схватить рукой воздух стояли перед глазами весь последующий вечер. Джереми смотрел, как застёгивают молнию на плотном чёрном мешке. Мигание огней скорой помощи резало глаза. Он вновь не мог поджечь сигарету, так сильно тряслись руки. Джереми до сих пор не осознавал реальность произошедшего.       Дни, полные раздумий и слёз ещё грядут. Но сейчас в голове лишь пустота. Хаос, сверлящий мозг изнутри, буйствующий пёстрыми красками такими же яркими, как огни сцены.       Кто будет долго изводить себя терзаниями о несбывшихся мечтах? Переваривать в себе снова и снова, повторять в голове как проклятую мантру, медленно сдирая с себя слой за слоем и мучительно доводя разум до исступления размышлениями. Зачем вариться в котле переживаний, когда можно отключить чувства за один краткий миг? За секунду до безвозвратного падения.       Кто-то сходит с ума годами, изводя себя постепенно, терзаясь смутной надеждой, что появится момент, в который можно всё вернуть назад и разум восстановится. Все они лжецы, не осознающие бессмысленной иллюзорности надежд.       Надо быть честным и не обманывать самого себя. Принять, что смерть безвозвратна, и за её стороной нет ничего.       Джереми улыбнулся, вдыхая в лёгкие разъедающий дым.       Сойти с ума можно за один день. Очень-очень плохой день. Грех полагать, что путь обратно возможен. Процесс уже запущен, есть смысл лишь сделать его ярче.       Как представление на сцене: занавес поднялся, нужно продолжать играть, даже если текст не известен. Импровизировать.       Леди и джентльмены! Будьте внимательны, не пропустите ни секунды.       Небеса разрезал громкий смех, и лишь одному человеку во всём забытом Богом городе был известен его смысл.       Представление начинается…