Маска

В XIV—XVI веках

      Циановая лагуна лизала солоноватыми водами мегалитический атолл, коралловый архипелаг которого находился в безопасности барьерных рифов, растянувшихся крапчатыми пятнами. Единственный пуп в океаническом мире, источающий аурически благоуханную смолу, готовый поделиться с каждым лечебным опопанаксом штамба пышного дерева и карамельной миррой. На скалистых берегах возвышались кромлехи в эллипсном комплексе глыб, скульптуры из вулканической пемзы, и монументальные моаи выстроились колизеем. Руки раздвинули перидотовые лианы, когда в арке пещеры на украшенном мельбинными лотосами тростниковом плоту, который расталкивал перед собой бархатные кувшинки с мириадами пистий и был направлен по траектории к центру кристально чистого озера, чинно позировал юноша, совсем готовый быть одаренным со всеми почестями драгоценными перлами и разноцветными камнями. — Исполинский идол! — восторгались островитяне. На голове избранного позиционно ослепляла башенная корона с отлитой из золотых слитков зубчатой конструкцией, увенчался гривной и шафрановый лавр, чего петлеобразно витые концы пересеклись в эмалевой камее. Вопреки классике ювелирного искусства, фианитовые монады, закрепленные в пазах, взыграли хищными грифами на мочках ушей. Топиарный смарагд в сердце величавого убора и рубиновый абажур, ниспадая на кромке за счет вытянутых и висячих хрусталей, вальсировали ансамблем, играли неоднородными тонами и отсвечивали проникающее в панели сокровищ радужное сияние. В гложущем волнении тойон, благословленный динамической красотой, постукивал выгравированным скипетром. Мысль есть индикатор желания — желания укрыться в тени опахала ветвистых пальм, вкусить желейные плоды вечнозеленой бутии и похрустеть пряными кедровыми орешками. Царское дитя избаловано — вместе с его восхождением на трон нагрянут неминуемые беды. Мустардовый песок берега растоптался и задымил под кипой горячих ног музыкального аккомпанемента, воссоздавшего из останавливающей время тишины шумовой фон, подначивая танцоров в фантастическом одеянии из пестрых перьев тропических попугаев извиваться в экстазе от сомы, пока торжественный ритуал посвящения юного царя в ряды верховных вождей не был завершен. Вопиющей симфонией оркестр стал разверзаться, зияя ревом в трансе и приближая ознаменование концовки, и бассейное днище песчаной пастью всосало блестящую коллекцию бриллиантов. Взглядом преданного племени новоиспеченному топильцину в полном распоряжении предоставлялся кодекс управления, уполномочено в который Второй последователь вносил незначительные правки или кардинальные изменения, позаимствовав у ацтеков способ изготовления бумаги из амате, ведь новый царевич в абстрагированном народе стал отождествляться с Кетцалькоатлем; неописуемая ответственность, возложенная на неопытного правителя — привести покорный народ к апогею расцвета. На цивилизацию лесных недр внезапно опустился пласт горькой патоки, обволакивающей свинцовым дождем простирающуюся колею тел, расписанных янтарной хной или карбоновой басмой, снизошедших на головы аборигенов метеорных осадков, поглощая красочные округи порохом неугомонных пушек. Несчетное обилие чувствительных колбочек глаз стимулировались в задымленном пространстве, очи жмурящегося каждого страдали под ропотом почерневшего небосвода, в воздухе чего витал запах смерти и адских мук, разбросав ангельские и жемчужных оттенков облака перинной мягкости, стоявшие некогда умиротворенно. Электрические зигзаги под раскатами громового удара, будоражащего мрачным псаломом сознание человеческого создания, истомно коптились, ниспускаясь на земляную твердь гнусно пахнущим налетом, и фаталистичный набат гулко завопил в заложенных ушах индейцев, предвещая опасность приближающегося симбиота агонии. — Великий Ачкохтли, что нам делать? — застонали яотлы. — Изменники! Чтобы раздавить вас, как букашек — не хватит количества пальцев. Мы, никем дотоле не свергнутые, испокон веков отважно оборонялись за свою территорию и лишали скальпов врагов, исполняйте без трусости и сейчас свой долг храбрости! — раздался указ кумира услужливых подданных, ушло соскользнувшего с церемониальной подмостки, за которым сотня копий устремилась в лесной массив. Трусливые дурианы. Первые не выдержали натиск ожесточенной битвы: побежденные и порабощенные, униженные и обездоленные, некогда устрашающие аборигены, как и их богатая культура и многовековая история, были переданы огню и смертельному граду раскаленных железных снарядов, и на их пепелищах другими, такими же людьми было дано начало новой мировой империи — на пространстве истребленных туземцев простерся футуристично развивающийся Фадастоль.