Memories

Топ-топ. Идёт Большая Птица. Тише, Дети, Папа сегодня не в духе. Папа слишком много вспоминает.

***

Стервятник медленно шёл по полутёмному коридору. Звонко стучала о деревянный пол старая трость. Шаг за шагом, удар за ударом, проходил он запертые двери классов. «Вернуть всё назад. Снова вернуть то время, когда были вместе.» Папа слишком резко сворачивает за угол, из-за чего ему приходится ненадолго остановиться, придерживаясь за стену. Это плохо. Не останавливаться. «Всё же было так хорошо. Но все хорошие времена имеют свойство кончаться.» Его не волнуют брошенные им кактусы, не волнуют проблемы оставленных птенчиков. Он распутывает связавшиеся в плотные узлы мысли и собственные чувства. Сколько лет они перемешивались и заталкивались всё глубже. Для того ли он прятал их за непробиваемыми стенами, чтобы в один же вечер эта крепкая защита рассыпалась, как песок? «Он любил. Завидовал, злился, ненавидел, но любил.» В какой-то момент Стервятнику кажется, что он тонет. Воздуха почти не хватает, и самое страшное, что никто не бросит ему спасательный круг. Мысли поглощают, как океан. Стремительно и безвозвратно. Больно. Где-то в районе груди. Может быть лёгкие. А может и сердце. «Кто в этом виноват? Он? Ты? Сейчас уже не важно. Мёртвые с того света не вернутся. А живым туда попасть гораздо проще. Но ты же туда не рвёшься?» Это похоже на гонку. Гонку с самим собой. Птичий вожак знает, что никогда не выиграет. Бесполезно смотреть на своё отражение и ждать, когда оно само задвигается. Бесполезно убегать от своих болезненных воспоминаний и мёртвых людей. Стервятник остановился как вкопаный посередине коридора. Ветер из открытого настежь окна слегка теребил волосы и медленно сушит непроизвольную слезу. — Спасибо, Макс… Надо бы возвращаться. Уже почти ночь, и моим птенчикам явно будет что мне рассказать. Повернувшись в обратную сторону, Папа снова бредёт по коридорам. — Обращайся, братик…