Часть 1
10 июля 2020 г. в 21:07
– Спасибо, что так быстро приехали, – сказала Анафема, делая шаг назад от двери. – Я не знала, что и делать.
– Это не проблема, дорогая, – сказал Азирафаэль одновременно с Кроули, который вставил:
– Мы все равно были неподалеку. Не могли пропустить веселье.
«Неподалеку» означало, что они находились в книжном магазине, в Лондоне, когда позвонила Анафема. Кроули сказал, что до нее всего час езды – или сорок пять минут, если Азирафаэль позволит ему ехать быстро. Они пришли к компромиссу и доехали за пятьдесят одну минуту.
– Сюда, – Анафема повела их вглубь коттеджа. Они прошли мимо Ньюта, который смотрел телик в своей берлоге. Он отсалютовал им бутылкой пива, но не поспешил присоединяться к их маленькому отряду. Если эти предметы действительно так опасны, как думает Анафема, Азирафаэль не будет винить его за то, что тот держит дистанцию – он и так повидал достаточно странностей на всю оставшуюся жизнь. Время от времени пить чай вместе с ангелом и демоном уже само по себе странно.
Они проследовали за Анафемой вниз по шаткой лестнице в погреб – маленькую комнатку, вырытую во влажной земле. Наверху качалась одинокая лампочка, освещающая великолепный сундук из красного дерева, возвышавшийся на стуле посреди комнаты.
Кроули присвистнул, увидев сундук, и Азирафаэль согласился. Это был великолепный образец – он датировал его семнадцатым веком или около того, – собранный вручную, что редко встретишь в наши дни. Мастер вложил всю свою душу в витиеватые кованые украшения.
Анафема настороженно присмотрелась к сундуку.
– Как я уже сказала по телефону, – начала она, открывая крышку сундука ногой, – он достался мне в наследство от родственника, которого я никогда не знала, и, кажется, хорошо, что не знала, – она скрестила руки и нахмурилась. – Дело в том, что на семейном древе Агнессы Псих есть гнилые ветви. Моя семья держала клятву сделать все возможное, чтобы остановить Апокалипсис. Но были и те, кто использовал пророчества Агнессы и наш магический дар в других целях.
Она выглядела такой несчастной, что Азирафаэль похлопал ее по плечу.
– У всех нас есть неприятные родственники, – мягко сказал он ей, думая о братьях, которых покинул. – Они не имеют к тебе никакого отношения, дорогая.
Кроули взглянул на него краем глаза, но все его внимание занимал сундук. Ему хотелось поскорее туда заглянуть, как ребенку под елку рождественским утром. Что он и сделал.
И снова свистнул.
– Ангел, смотри, – сказал Кроули. – Не видел ничего подобного с времен… Уэссекса, кажется. Люди больше не делают магические инструменты для пыток.
Анафема подавленно вздохнула. Азирафаэль воскликнул:
– Кроули, в самом деле!
Кроули пожал плечами.
– Ну ведь не делают же.
Азирафаэль подошел поближе, чтобы изучить находки Кроули. Хотя ему не нужно было видеть эти предметы, чтобы ощутить колдовскую силу, которую они излучали. Внутри сундука не было ничего, что было бы создано с добрыми намерениями, а если и было, то давно испортилось в нечестивых руках.
В свете лампочки Азирафаэль мог разглядеть изогнутый клинок, который даже сейчас казался скользким от свежей крови, красивое серебряное зеркальце, в которое он ни за что не собирался смотреться, тонкий золотой ошейник с драгоценными камнями, слишком маленький для собаки и слишком большой для кошки, потускневшая книга в переплете из кожи, но Азирафаэлю не хотелось вдаваться в подробности, чья это кожа, гусиное перо, которое предназначалось скорее для того, чтобы резать, а не писать. И это еще более или менее приятные находки. Сундук был набит шипастыми капканами и цепями, острыми кольями и сверкающими гвоздями.
– Какой ужас, – с содроганием произнес Азирафаэль, отступая назад. Он повернулся к Анафеме. – Ты правильно сделала, что позвонила нам и ничего не трогала, дорогая. Мы избавимся от этого для… Кроули!
Кроули, потянувшийся было к сундуку, отдернул руку. Он не чувствовал себя виноватым, но если бы услышал, как грохочет сердце у Азирафаэля, то почувствовал бы.
– Что? Оно мне не навредит. Думаешь, я не разберусь, с какой стороны гвоздь острый?
Азирафаэль прочистил горло, взявшись за края жилета.
– Не хотелось бы убедиться в этом лично.
– Да это просто ведьминские фокусы, – сказал Кроули, с презрением закрывая крышку сундука. – Ничего интересного. Игрушки.
Все произошло так быстро, что, даже проигрывая это событие в своей памяти, Азирафаэль признал, что ничем не мог бы помочь. Хотя, если бы Кроули так громко не высмеивал наследие какого-то темного мага… Впрочем, они уже никогда не узнают, как все могло бы пойти. Что-то с молниеносной быстротой вылетело из сундука и оказалось у Кроули на шее.
Кроули пошатнулся. Азирафаэль услышал свой собственный вскрик, и все самые ужасные сценарии пронеслись у него в голове. Это один из тех кольев пронзил горло Кроули насквозь, Кроули развоплотится, и его навсегда заберут у Азирафаэля – Ад больше не даст ему вернуться. Или клинок. Даже гусиное перо казалось достаточно зловещим для убийства.
Кроули схватился за горло. Он все еще здесь, целый и невредимый. Азирафаэль кинулся к нему. На шее Кроули красовался золотой ошейник, застежка была прочно застегнута.
Проявив больше предусмотрительности, чем Азирафаэль, Анафема бросилась вперед и захлопнула сундук, пока они не подверглись новым магическим атакам.
– Я… я в порядке, – сказал Кроули, скорее, чтобы убедить в этом себя самого.
– Сними его сейчас же, – сказал Азирафаэль, разозлившись после пережитого ужаса. Если Кроули решил так пошутить, он не простит его еще несколько дней. Он ведь испугался!
– Я… я пытаюсь, – когда он повернулся к Азирафаэлю, глядя на него округлившимися глазами, пытаясь стянуть ошейник, он не выглядел очень уж веселым, но Азирафаэль слишком часто попадался на подобные уловки. – Не снимается.
Азирафаэль топнул ногой.
– Прекрати. Чудесни его прочь, и дело с концом.
– Не могу, – Кроули прикусил губу, нахмурил лоб в попытке снять ошейник, но он оставался на месте. – Может, ты попробуешь?
– О, ради всего святого, – Азирафаэль будет сердиться на него целую неделю. Он взмахом руки попытался убрать ошейник, но наткнулся на глухую стену вместо того, чтобы просто испарить золото. С таким Азирафаэль еще ни разу не сталкивался. Это не небесная по своей природе магия, это нечто сугубо человеческое. Азирафаэль моргнул. Попробовал еще раз. Безрезультатно.
Он тут же простил Кроули, устыдившись того, что усомнился в нем, и попытался подавить вновь подступающую волну паники.
– Может быть, ведьминская магия поможет, – тихо предположила Анафема и подошла к Кроули. Азирафаэль видел, что она прилагала немалые усилия, но ошейник оставался на месте. В этот момент спустился Ньют, привлеченный шумом, и предложил достать свой ящик с инструментами, но Кроули отмахнулся от него. Если совместные усилия ангела, демона и ведьмы не привели ни к чему, то отвертка здесь вряд ли поможет.
Затем Анафема, благослови ее Господь, спросила то, что Азирафаэль боялся облечь в слова:
– Как ты себя чувствуешь?
Азирафаэль поднял голову и встретился взглядом с блестящими в полумраке погреба желтыми глазами. Кроули перевел взгляд на Анафему.
– Отлично, – сказал Кроули. – Прекрасно. Я предпочитаю сам выбирать аксессуары, но должен признать, он ничего так.
Анафема улыбнулась краешком губ, Ньют усмехнулся. Азирафаэль стоял молча. Его губы были сжаты в тонкую линию.
– Все содержимое этого сундука проклято, – сказал он. – Я отказываюсь ждать, пока оно сработает на вас. Мы избавимся от него. Анафема, дорогая…
Будто бы прочитав его мысли (возможно, так оно и было), Анафема сказала:
– Я просмотрю все семейные предания и позвоню кому-нибудь, кто может что-то знать.
– Я поищу в интернете, – вызвался Ньют. – Должно же там что-то быть.
– Спасибо, – взмахом руки и внезапной вспышкой ярости, которая удивила даже его самого, Азирафаэль отправил сундук вместе со всем его содержимым в небытие. Он разозлился еще сильнее, когда ошейник не исчез вместе с сундуком. – Кроули. Мы едем домой.
– Ангел…
Все смотрели на Азирафаэля, жалея его за такую эмоциональную реакцию, подумалось ему. Но ему следовало бы реагировать так раньше, а не после того, как все произошло. Он ни за что не должен был позволить Кроули подойти так близко к сундуку.Демоническая энергия притягивает к себе земные темные силы, но Кроули, будучи немного бывшим демоном, иногда забывал об этом. Азирафаэль должен был помнить.
– Мы едем домой, – решительно повторил Азирафаэль. Ему показалось, или Кроули выглядел бледнее, чем обычно?
На этот раз никто не возражал. Все смиренно попрощались. У Азирафаэля сжалось сердце, когда Кроули попытался изобразить подобие веселой улыбки. Анафема хотела было извиниться за произошедшее, но Азирафаэль опередил ее и расцеловал в обе щеки, уверяя, что в этом нет ее вины.
– Я поведу, – объявил Азирафаэль, когда они спускались по тропинке обратно к машине.
Нужно заметить, Кроули выглядел довольно необычно в ошейнике с застежкой из драгоценных камней. Он лежал чуть выше его яремной ямки, прямо под адамовым яблоком. Азирафаэль прогнал абсурдную мысль, что ему так очень идет. Слишком навязчивую мысль.
Кроули моргнул, слишком сбитый с толку, чтобы спорить.
– Ты же не водишь.
– Сегодня вожу, – сказал Азирафаэль. – Пока мы не поймем, что с тобой, не прикасайся ни к какой технике.
Прежде чем Кроули успел возразить, Азирафаэль сел на водительское сиденье. Кроули, раскрыв рот, наблюдал за ним, а потом закрыл рот, щелкнув зубами. На мгновение Азирафаэлю показалось, что Кроули откажется садиться, но тот сглотнул и наконец опустился на пассажирское кресло. Он белый, как простыня, подумал Азирафаэль.
– Я вполне способен, – сказал Азирафаэль, – попросить машину отвезти нас, куда нужно, – он так и сделал в самых недвусмысленных выражениях. Бентли завелся и помчал их по дороге. Азирафаэль некоторое время наблюдал за дорогой, а потом повернулся к Кроули. Скрестил руки на груди. – Так. Хватит.
– Ты о чем? – с напускной невинностью спросил Кроули.
Азирафаэль прищурил глаза.
– Ты меня не проведешь, старый змей, – он попытался унять дыхание и смягчить свою суровость – страх заставлял его звучать резко. Но теперь, когда они сидели рядом, он точно понял: – Кроули. Я чувствую, как тебе больно.
Кроули притих. Кажется, его попытка изобразить, что все хорошо, провалилась. Наконец он сказал:
– Терпимо, ангел, правда. Слабенькое низкопробное устройство для человеческих пыток – это как прогулка по парку по сравнению с моими вылазками в Ад. Я в порядке, правда.
Азирафаэль решил не слишком зацикливаться на мучениях, которые испытывал Кроули, и оставшаяся часть поездки прошла в неловкой тишине. Они вернулись в Лондон за сорок две минуты, и даже Кроули был впечатлен скоростью Бентли.
– Мне казалось, ты сказал, что отвезешь меня домой, – сказал Кроули, увидев через стекло дверь книжного магазина.
– Нет, – сказал Азирафаэль, – я так не говорил, – он дал машине заглохнуть и поблагодарил ее за проделанную работу легким похлопыванием по приборной панели. – Мы избавимся от этого адского ошейника сегодня ночью. Конечно же, ты будешь со мной, пока все это не закончится.
– Нет, – сказал Кроули. – Ни за что.
То, что Кроули будет упрямо противиться предложению Азирафаэля о помощи и заботе, едва ли его удивляло. Азирафаэль знал его шесть тысяч лет и за это время изучил своеволие Кроули во всех его проявлениях. Но, говоря эти слова, Кроули как-то странно сжал челюсть и не поднимал взгляд на Азирафаэля. Он смотрел куда угодно, только не на Азирафаэля: на лобовое стекло, начинавшийся дождь, фасад книжного магазина, уличные фонари над головой. Это еще больше укрепило решимость Азирафаэля.
– Боюсь, это не обсуждается, – ледяным тоном проговорил Азирафаэль. Он вышел из машины и вновь обратился к Кроули через открытую дверь: – Пойдешь по собственному желанию, или я потащу тебя.
Кроули разразился смехом. Румянец поднялся от его шеи, из-под тонкой золотой полоски ошейника, к щекам. Азирафаэлю приятно было слышать его смех, намного лучше, чем напряженное молчание всю дорогу. Но что-то в его смехе Азирафаэлю не понравилось.
– Ради кого угодно, – сказал Кроули, – не сомневаюсь, что ты попытаешься.
Азирафаэль поднял брови. Слова ему были не нужны. Пусть Кроули подумает о том, что они никогда не применяли силу друг против друга, по молчаливому соглашению предпочитая не знать, кто одержит верх.
Азирафаэль видел, как сгорбился его друг. Было ясно, кто сегодняшним вечером оказался бы сильнее. Если ему придется против воли вытаскивать Кроули из машины, это привлечет лишнее внимание, поэтому ему потребовалось бы много сил, чтобы дотащить Кроули до магазина и отвести от них любопытные взгляды. Но он был готов.
– Да ты с ума сошел, – вздохнул Кроули, прочитав все это в приподнятых бровях Азирафаэля. Он сдался и последовал за ним в магазин.
Они устроились в задней комнате. Азирафаэль убедил диван перевоплотиться в нечто более удобное и похожее на кровать, дополнив его горой подушек и белоснежным бельем. Он устроил Кроули там, несмотря на возражения, заглушил протест бутылкой Шато Марго 1787 года, а сам собрался прошерстить свои книжные полки сверху донизу.
Он бы не собирал веками книги по эзотерике, если бы на их старых страницах не было ничего полезного. Он набрал стопку книг высотой с Кроули, чтобы прочитать до утра, придвинул кресло поближе к дивану, чтобы не спускать глаз с пациента, поправил очки для чтения и принялся за работу.
Поначалу Кроули лениво пролистал несколько книг, но как только в дело пошла вторая бутылка, чтение было заброшено. Он закинул ногу на ногу, все еще не снимая туфли, хоть и лежал на простынях (немой бунт, подумал Азирафаэль), скрестил руки, откинулся на подушки и немигающими глазами уставился на Азирафаэля.
В любом другом случае это вывело бы Азирафаэля из себя, но сейчас он решил не отвлекаться от чтения. Кроули принялся за третью бутылку вина и спустя некоторое время нарушил тишину:
– Это же глупо.
– Да, ситуация довольно глупая, – согласился Азирафаэль, не отрывая взгляда от книги.
– Нет. Глупо, что ты так нянчишься со мной, – сказал Кроули. – Я в полном порядке.
– Раз так, я буду рад, если окажусь неправ, – любезно отозвался Азирафаэль и перевернул страницу. – Меж тем, я не понимаю, как это может тебе навредить, если ты позволишь мне следить за тобой.
– Еще как может, – пробормотал Кроули.
Теперь Азирафаэль оторвал взгляд от книги. Он ужасно злился из-за колдовского ошейника, но еще больше его беспокоили раскрасневшиеся щеки Кроули. То он был чересчур бледным, а сейчас вдруг уже горел, и дело явно было не в вине.
– Кроули, – сказал он, решив не отвечать на последнюю реплику, – ты уверен, что с тобой все в порядке?
– Мне было бы лучше, если бы я лежал в своей постели, – сказал Кроули. Тут он одарил Азирафаэля томной соблазнительной улыбкой, которая веками обеспечивала ему покровительство королевских домов и бессчетное число раз дарила свободу. – Или в твоей.
Азирафаэль почувствовал, как теперь его щеки залил румянец. Он с удивлением откинулся на спинку кресла. Разрази его гром, если эти слова были не намеком на что-то совершенно неприличное.
– Что ты сказал?
– О, ничего особенного, – текучим мягким голосом ответил Кроули. Но вдруг улыбка исчезла с его лица, он заморгал, будто пытаясь избавиться от видения. Вздрогнул. Выражение его лица было еще более шокированным, чем у Азирафаэля. Уже своим обычным голосом он сказал: – Ничего. Я… Азирафаэль…
– Кажется, у тебя жар, – решил Азирафаэль. Он отложил в сторону одну книгу, потянулся за другой, пытаясь скрыть свою взволнованность и смущение, но буквы расплывались перед глазами. Услышать, как Кроули наконец сказал ему такое, и пусть это было лишь под воздействием проклятия… – Да, точно, жар.
– Я же не могу заболеть, – сказал Кроули.
– Не каждый день у тебя на шее оказывается зачарованный ошейник, от которого мы оба не в силах избавиться, – сказал Азирафаэль. – Думаю, жар – наименьшая из наших проблем. Как ты думаешь, тебе удастся поспать?
– Попробую, – сказал Кроули. Казалось, эта оговорка настолько потрясла его самого, что он перестал сопротивляться излишней заботе Азирафаэля – по крайней мере, временно. Бутылка вина и бокал исчезли вместе с туфлями, и он растянулся на кровати.
– Я буду здесь, – твердо заявил Азирафаэль.
– Азирафаэль, я…
– Я буду здесь, – повторил Азирафаэль. – Спи.
И Кроули уснул. Поначалу он спал вполне крепко, но через час начал ворочаться, вздыхать, даже стонать. Временами он произносил неразборчивые слова. Он вспотел, будто от напряжения, и лихорадка – если это действительно была лихорадка – становилась все сильнее.
Азирафаэль начал читать быстрее. Он искал в книгах временное средство от тревог, но облегчение все не наступало. Он попробовал применить несколько заклинаний, обрядов и даже две или три припарки, о которых прочитал, но ничего не помогало ни избавиться от ошейника, ни ослабить его хватку на шее Кроули.
Он обменялся серией текстовых сообщений с Анафемой, радуясь тому, что Кроули научил его этому методу коммуникации, несмотря на его долгие протесты. Анафема надеялась, что ее расследование приведет к успеху, но пока оно плодов не принесло. Она отправила ему утешительную череду крошечных желтых мордочек и разноцветных сердечек.
– Азирафаэль.
У Азирафаэля душа ушла в пятки от этого тихого зова. Кроули еще спал и произносил его имя тихим стоном отчаяния. Азирафаэль тут же встал, не чувствуя онемевших от долгого сидения ног, и опустился на край кровати Кроули.
– Дорогой мой, – тихо проговорил он. Азирафаэль не был уверен, следует ли ему приводить Кроули в чувство или позволить сну лечить его. Но ему не хотелось бы, чтобы Кроули мучили кошмары.
Кроули открыл глаза. Он смотрел невидящим, расфокусированным взглядом, но потом, кажется, понял, что Азирафаэль рядом. Он улыбнулся такой счастливой, такой полной радости и потрясающей нежности улыбкой, что Азирафаэль не успел опомниться, как Кроули уже потянулся к нему.
– Вот ты где, – пробормотал Кроули. – Я думал, тебя нет,– Кроули притянул его к себе, и Азирафаэль не успел понять, как он уже оказался лежащим на спине. Кроули плавно перевернулся и сел на него, словно это было самое привычное для него дело. – Поцелуй меня еще раз, ангел.
Сбитый с толку Азирафаэль подумал: «Еще раз?». У них и первого поцелуя никогда не было. Они с Кроули ходили вокруг да около, не решаясь на физическую близость, с тех самых пор, как Эдем превратился лишь в воспоминание.
Азирафаэль понимал, что долгая и мучительная борьба против любой близости, даже поцелуя, была на его совести. Он боялся. Он так боялся все эти годы. Не Кроули, он никогда не боялся самого Кроули, а различий, которые их разделяли. Эти так называемые различия были для него оправданием в дистанции, которую он очертил вокруг себя, даже когда понял, что не хочет, чтобы их вообще что-то разделяло.
В этом отношении он был трусом, но в последнее время немного набрался решимости. Кроули был таким добрым и великодушным, что прощал Азирафаэлю все его отказы. Он точно не держал зла, иначе бы не делал для Азирафаэля все, что делал. Не остался бы с ним.
Им повезло: мало кто получает второй шанс. У них теперь есть время, чтобы все осознать. Азирафаэль больше не боится.
Он надеялся, что, оставив Рай и Ад и приняв их собственную сторону, они наконец смогут выйти на новый уровень отношений. Они осторожно делали шаг за шагом навстречу друг другу, пока Кроули практически не поселился в книжном магазине.
Однажды, думал Азирафаэль, он просто попросит его остаться. Однажды они просто поцелуются, как будто делали это сотни раз, будут ласкать друг друга и делать все, что происходит после поцелуев. Вот куда они медленно и неуклонно стремились, и это было все, чего Азирафаэль хотел. Он никогда не был так счастлив, как в последнее время.
Но его первый поцелуй с Кроули должен быть не таким. Азирафаэль не должен быть таким обескураженным, а Кроули не должен целовать его в бреду, не осознавая своих действий. Тем не менее, губы Кроули были на ощупь такими же изумительными, как Азирафаэль всегда представлял с тех самых пор, как открыл для себя воображение. Все было так правильно: тяжесть тела Кроули, его горячие руки, скользящие под рубашку, такие желанные и такие любимые. И Азирафаэль позволил себе на полвздоха погрузиться в эти ощущения, как гедонист, неспособный отказаться от того, что так сильно желал.
Но это неправильно. Нет, это все неправильно. И еще через полвздоха Азирафаэль пришел в себя, как и Кроули.
Кроули широко распахнул глаза. Он отпрянул от Азирафаэля как от огня – нет, как от святой воды, способной его убить.
– Боже! – воскликнул Кроули, настолько потрясенный, что воззвал к Ее имени. – Что я наделал?
Азирафаэль сел прямо, пытаясь вернуть себе некое подобие достоинства. Он поправил свой жилет. Собраться с мыслями никак не получалось. Хоть и не таким он представлял себе их первый поцелуй с Кроули, но то, с каким ужасом и даже отвращением отпрянул от него Кроули, осознав, что они целуются, причиняло ему ужасную боль. Неужели все эти годы Азирафаэль заблуждался насчет намерений Кроули? Или он попросту опоздал?
Он оставил свою задетую гордость и сокрушительное чувство потери – заставил себя на время забыть о них. У него будет еще много времени, чтобы поплакать.
– Ты очень болен, – безучастно, как доктор, сказал Азирафаэль, за заботой забывая о своих переживаниях и давая Кроули путь к отступлению. – Ты не контролировал свои действия.
– Я… – Кроули был так подавлен, что едва мог говорить. Он разработал челюсть и затем выплеснул целый поток слов: – Азирафаэль, послушай. Ты должен выгнать меня отсюда и запереть дверь изнутри. Или уходи… уходи куда-нибудь, а мне не говори. Ты должен уйти от меня.
– Не дождешься, – сказал Азирафаэль. Глаза Кроули горели лихорадочным огнем. Несмотря на убедительность его слов, сознание то возвращалось, то покидало его. Он не понимал, чего просит.
Покинуть Кроули сейчас было бы равносильно тому, чтобы бросить его на произвол сил зла, которые управляли ошейником. Азирафаэль почувствовал еще один пронзительный удар. Проклятие вызывает у Кроули безудержную страсть к Азирафаэлю, и это для него настолько нестерпимо и отвратительно.
– Ты не понимаешь, – разочарованно сказал Кроули, стиснув зубы. Впервые с того момента в погребе он попытался сорвать ошейник руками. – Я не контролирую свои действия, как ты и сказал. Мне трудно понять, что реально, а что нет. Что сон, а что явь. Я не могу… ангел, пожалуйста. Ты не должен здесь находиться.
– Я ценю твою заботу о моей персоне, – сказал Азирафаэль таким ледяным тоном, каким никогда прежде не заговорил бы с Кроули. – Уверяю тебя, это неуместно. Напоминаю, что я все еще ангел Начал, некогда Страж Восточных врат Эдема. Если ты полагаешь, что я должен бояться какого-то демона, околдованного жалкими человеческими чарами похоти… – он подавил нараставшую в нем волну ярости. Кроули не мог знать, насколько сильно оскорбил его. Какой-то прежний Азирафаэль на этом месте заколебался бы, испугался, был бы в ужасе и, возможно, даже сбежал. Но он больше не тот Азирафаэль, и он обрел эту силу лишь благодаря Кроули. – Если ты так думаешь, значит, ты меня совсем не знаешь, и когда все будет кончено, я исчезну из твоей жизни.
Кроули закрыл лицо руками. Казалось, будто он сходит с ума. Нечеловеческий звук, который он издал, был полон чистой агонии и отчаяния из самых глубин Ада. Он обхватил себя руками и сжался в комок. Весь его вид говорил о неминуемой гибели, поэтому гнев Азирафаэля ослаб и наконец исчез совсем.
Первый раз он разглядел, насколько Кроули был охвачен болью и как отчаянно пытался скрыть ее масштабы. Новая волна агонии с головой захлестнула Кроули, такая сильная, что Азирафаэль почувствовал ее на периферии своих ощущений и едва не задохнулся. Даже частичка этой боли сокрушала и сдавливала грудь. На глазах у Азирафаэля выступили слезы.
– О, дорогой мой, – прошептал он, – почему ты мне не сказал? Прости за все, что я наговорил, я не… я не знал. Ты чувствуешь эту боль, когда борешься с ней? А если ты сдашься? Чего оно хочет от нас, Кроули?
Но Кроули лишь покачал головой.
– Раз оно, кажется, толкает тебя к… что, если мы…
– Ни слова больше. Умоляю.
– Но…
– Азирафаэль, – задыхаясь от подступающих слез, взмолился Кроули. Его голос никогда прежде не звучал так. Азирафаэль замолчал.
Он чувствовал себя беспомощным и подавленным. Вдруг зазвонил телефон, и Азирафаэль схватился за него, как за спасательный круг.
На другом конце провода раздался взволнованный голос Анафемы:
– Я узнала, что это за ошейник.
– Мы уже поняли, – глухо проговорил Азирафаэль. Его надежда умерла, едва родившись. – Это какие-то ужасные чары похоти.
Повисло молчание, но затем Анафема сказала:
– Ну да, в некотором роде, – радостно сказала она. – Хорошая новость: я поговорила со своей двоюродной бабулей, и она сказала, как его снять. Оказывается, есть целое семейное предание о нашем пра-пра-пра-пра-пра-дядюшке Мартине, который был довольно…
Азирафаэль нащупал стул, чтобы сесть, пока у него не подкосились ноги.
– Ты знаешь, как его снять? – повторил он.
– Дай мне телефон, – прохрипел Кроули.
Азирафаэль проигнорировал его, но поставил Анафему на громкую связь. Кроули заслуживает того, чтобы услышать решение.
– Еще одна хорошая новость заключается в том, что его довольно легко снять. Проклятие провоцирует самое постыдное желание человека. Попробуешь игнорировать его – будешь испытывать мучительную боль и, возможно, даже умрешь. Дядя Мартин был мерзавцем, и он был одержим идеей, что все остальные в глубине души тоже мерзавцы. Он надевал ошейник на своих врагов, чтобы разоблачать их лицемерие. Кажется, в Колониальной Англии жилось весело. В общем, если не бороться со своим позорным желанием, ошейник снимется сам. Когда люди поддавались позору, дальше уже было не так весело. Дядя Мартин наслаждался самим процессом. Похоже, они с Кроули бы сдружились.
У Азирафаэля пересохло горло, а пульс гремел в ушах. Он выдавил из себя:
– Значит, чтобы его снять, нужно поддаться своему самому… самому постыдному желанию.
– Это плохая новость, да. Но я сомневаюсь, что Кроули мечтает о каких-нибудь массовых убийствах, так что, надеюсь, вы быстро с этим покончите. И он снова будет свеж, как утренняя роса.
– Покончим с этим, – эхом отозвался Азирафаэль, слыша свой голос будто на расстоянии. – Да, конечно.
– Я чувствую себя такой виноватой, – сказала Анафема. – Надеюсь, вы приедете на чай, когда избавитесь от ошейника.
Азирафаэль положил трубку. Он не чувствовал пальцев, да и всего тела тоже. Кроули свернулся в клубок на диване, отвернувшись от Азирафаэля, и он понимал, что никакая сила на свете не заставит его повернуться.
– Постыдное желание, – проговорил Азирафаэль. Казалось, это все, что он мог произнести, и все, что расслышал. – Так вот что я для тебя.
Теперь стало понятно, что едва ошейник оказался на Кроули, он стал смотреть на него с плохо скрываемой жаждой. Теперь стало понятно, что Кроули изо всех сил боролся с этим, но в один момент проиграл в этой борьбе. Азирафаэль решил было, что ошейник провоцировал Кроули на чрезмерно эротические действия, но нет, он взывал к тому, что уже сидело глубоко внутри Кроули – желание, которое он подавлял в себе.
То мучительное чувство, когда Азирафаэль неправильно понял намерения Кроули по отношению к нему, не шли ни в какое сравнение с этим. Подтвердились все худшие сомнения Азирафаэля в своей самооценке и его значимости для Кроули.
Какой ужасный способ быть желанным. Захороненная, скрытая тайна, отвратительное бремя. Сам Азирафаэль почувствовал трусость и страх, когда понял, что любит Кроули, но ему не было стыдно. Кроули был прекрасен, любить его – было наградой.
– Я сказал тебе уходить, – проговорил Кроули.
Его голос прозвучал будто из могилы, и лишь поэтому Азирафаэль обернулся к нему, лишь поэтому не ушел.
– Ты желаешь меня, – сказал Азирафаэль. Еще несколькими минутами ранее это признание, наконец облеченное в слова, привело бы его в неописуемый восторг. Теперь же он чувствовал себя опустошенным. – И это твой величайший позор.
– Чем еще это может быть? –у Кроули будто перехватило дыхание. Он молчал так долго, что Азирафаэль подумал, не окажутся ли эти слова последним, что они скажут друг другу. Но потом он снова заговорил: – Как еще, Азирафаэль?
– Я… я не понимаю, – сказал Азирафаэль.
– Я пробовал сказать тебе, – ответил Кроули. – Но ты все еще не уходишь.
– Скажи еще раз, – проговорил Азирафаэль.
И Кроули заговорил.
– За все шесть тысяч лет, что я люблю тебя, я ни разу не касался твоих волос. Мне кажется, они мягче всего на свете. Бывало, я целые десятилетия напролет думал лишь о твоих волосах. Однажды в Греции у тебя развязалась сандалия, и я склонился, заметив это раньше тебя. У тебя руки были заняты свертками. Ты удостоил меня чести завязать ее, обернул это в шутку. Я коснулся пальцами твоей лодыжки. Я рисовался, знаю, делал вид, будто мне все равно, как далеко ты от меня. Иногда толкал тебя к стене, чтобы сократить до минимума это расстояние. Иногда я не мог ничего с собой поделать. Но я хватался лишь за твои лацканы. Я не осмелился бы коснуться твоей шеи кончиками пальцев. Я безнадежно полагал, что в один прекрасный день, с тех пор как Адам – второй Адам… я думал, что еще через тысячу лет, или через пять, или через десять – я бы подождал. Но вдруг в один прекрасный день я смог бы поцеловать твою руку? Может, тыльную сторону запястья. Это дало бы мне продержаться до следующего конца света.
В комнате будто совсем не осталось воздуха. Азирафаэль не мог дышать. Он забыл, что это ему не нужно. У него кружилась голова. Он задыхался и лишь пытался сказать:
– Кроули…
– Мне так стыдно, что я хочу чего-то большего, что позволил думать о тебе так. Ты ангел, единственный настоящий ангел из всех, чистейшее существо на всем свете – слышишь? – на всем свете, а я бы тебя очернил. Думал о тебе, как человек. И здесь у меня не получилось быть нормальным демоном. Я хотел, хотел тебя во всех человеческих смыслах этого слова. Желал тебя. Да, позорно. Да, я думал о тебе в постели. Про себя называл постель нашей. Постоянно воображал, будто ты рядом со мной. Иногда я представлял, что у нас есть дом, что там тишина и только мы с тобой. Мне нет оправданий. Когда люди делают что-то плохое, они говорят: «Я просто человек, мы всего лишь люди». Но я не человек. У меня нет такого права. Я знаю, кто ты, знаю, кто я, и каково это – просто подумать, что я тебя хочу. Но я не мог остановиться, не мог, не мог, но я бы никогда… но сегодня эта чертова штука лишила меня самообладания, сорвала все мои пробки. Я поцеловал тебя, потому что думал, что это сон. Знаешь, во сне я тебя целую. Но это был не сон, а ты все еще не уходил. Ты подверг себя риску – моему постыдному желанию. Лучше я буду мучиться или вовсе развоплощусь, чем снова прикоснусь к тебе против твоей воли. Буду честен – я ведь действительно честен с тобой сейчас, давай признаем это, – я правда хочу коснуться твоих волос, пока у меня есть шанс. Всего один раз. Наверное, они мягкие, как…
– Кроули, – лицо Азирафаэля было мокрым от слез, а голос звучал глухо. – Дорогой мой, достаточно.
– Прости. Кажется, я снова потерял контроль. Ничего не поделаешь. Чертова хрень. Анафема не шутила. Дядя Мартин – настоящий мерзавец.
Азирафаэль, снова расправивший легкие, снова живой, живой, как никогда прежде, преодолел расстояние между креслом и диваном. Это заняло у него две секунды. На это потребовалось шесть тысяч лет.
Он сел на белоснежные простыни, а затем потянулся к Кроули и перевернул его. По щекам Кроули текли слезы. Азирафаэль взял его руку. Притянул ее к своим губам и поцеловал каждую драгоценную костяшку. Внутреннюю сторону запястья. Потом прижал руку Кроули к щеке. И наконец запустил пальцы Кроули в свои волосы.
– Надеюсь, это соответствует твоим ожиданиям, – сказал Азирафаэль. – Потому что это прекрасно. Надеюсь, теперь твои пальцы часто будут в моих волосах.
Будто весеннее солнце осветило вспаханную землю. Вот на что было похоже выражение лица Кроули. Но он покачал головой, и солнце скрылось за тучами.
– Что ты делаешь?
– Я люблю тебя, – сказал Азирафаэль, который и не ожидал, как легко будет произнести это. Никакие слова не ощущались на языке так сладко, как эти три. – И ты не развоплотишься ни сегодня, ни в любой другой день, раз я могу помочь.
Кроули стиснул зубы и высвободил руку из руки Азирафаэля.
– Нет. Я не позволю тебе убедить меня в этом, просто чтобы спасти меня от развоплощения.
Азирафаэль посмотрел на него с улыбкой. Это не то, чего ожидал Кроули – а Кроули ожидал долгого, затяжного, ожесточенного спора по этому поводу.
– Ты знаешь, как мне нравится поспорить с тобой, – сказал Азирафаэль и положил правую руку Кроули на грудь. Кроули дважды моргнул, – но, боюсь, обстоятельства требуют большей рациональности.
Азирафаэль мог внушать другим чувства. Это был ангельский дар – и демонический тоже. Он использовал его, чтобы люди чувствовали себя лучше. Чтобы переубедить самоубийц, развеять их вину и благословить их добром и теплом, которое бы поддерживало их. Обычно ему нужно было лишь подумать о предполагаемой эмоции, чтобы воплотить ее в жизнь и воздействовать на человека. Но такого он еще никогда не делал. Наверное, это будет немного сложнее.
– Сейчас ты почувствуешь, что я чувствую к тебе, – скомандовал Азирафаэль. – Это мой самый старый секрет, – и прежде чем Кроули успел отреагировать и оттолкнуть его, Азирафаэль излил прямо в Кроули не одну эмоцию, а множество, бесконечное множество чувств, которые он к нему испытывал. Это был водопад. Это было целым наводнением.
Все длилось лишь мгновение. Шесть тысяч лет любви, причинявшей боль, тяжелой, занимали в Азирафаэле много места. Эти чувства, так неожиданно обрушившиеся на Кроули, могли раздавить его.
Но Азирафаэль позволил себе задержаться на несколько ударов сердца. Ибо наряду со своей трусостью и тоской он глубоко ценил Кроули, испытывал к нему бесконечное восхищение, безграничную привязанность. Абсолютное и неизменное доверие. Веру. И, да, безграничную страсть, всепоглощающую, осязаемую, сияющую так же ярко, как в момент ее рождения на стене Сада – нет, сейчас она еще ярче, теперь Азирафаэль сам увидел это, когда делился ею с Кроули.
Эта страсть не имела четкой формы, как у Кроули, не опиралась на формы их земных тел, выражая скорее безмолвное, абсолютное желание, просто чувство уверенности в том, что больше всего на свете он хочет получить всего Кроули без остатка и хочет отдать Кроули всего себя. Нет ничего такого, чего бы он не сделал для Кроули. Ничего на свете он не хотел больше, чем подарить Кроули себя без остатка. Он любит Кроули безмерно, нечеловечески, непрестанно, безвозвратно, как может любить только тот, для кого время и пространство бесконечны.
Азирафаэль убрал руку.
– Надеюсь, это было достаточно убедительно, – сказал он. – Но я могу сказать в данном отношении еще больше.
Кроули выглядел так, как будто на него обрушился целый дом. А учитывая вес чувств Азирафаэля, правильнее было бы сказать дворец или пирамида. Он открывал рот, но не издавал ни звука.
Азирафаэль не сдавался.
– Эти… желания, которые ты испытываешь ко мне. Человеческие. К которым тебя пытается подтолкнуть ошейник, – он неловко, но и не чопорно одернул край жилета. – Я… я тоже этого хочу. Не думаю, что знаю названия и формы этих чувств так хорошо, как ты, но, ох, Кроули, как долго я надеялся, что мы откроем их вместе.
– Ангел, – наконец вымолвил Кроули.
– Я понимаю, что это будет весьма шокирующий опыт, и мне жаль, что приходится так торопиться, – сказал Азирафаэль, вновь беря Кроули за руку и переплетая их пальцы. – Но мы должны действовать без промедления. Должны. Я же сказал, что мы избавимся от ошейника сегодня ночью. Так и будет.
Можно было бесконечно ждать, пока Кроули соберется с мыслями и произнесет что-то связное. Поэтому Азирафаэль вновь взял инициативу на себя.
Странно, что столько веков он предполагал, что инициатором их первого поцелуя станет Кроули. Кроули всегда первым прокладывал тропу, бросался вперед, это Кроули без стеснения в один прекрасный день мог бы заключить Азирафаэля в свои объятия, и это было бы правильно. В некотором смысле так и было. Это Кроули в бреду, не осознавая своих действий, втянул Азирафаэля в их первый поцелуй. Но это было неправильно. Это были будто не они. Настоящие они здесь, не разделенные никаким расстоянием: Азирафаэль наклонился и поцеловал Кроули, уверенный в том, что их второй поцелуй прошел как нужно.
Он начался медленно и нежно, мягко и тягуче, именно так, как Азирафаэль представлял себе, едва научившись воображению. Кроули смотрел на него с такой тоской и с такой надеждой, которые наконец можно было прочитать в его взгляде. Азирафаэль приоткрыл рот, и язык Кроули одним движением скользнул внутрь, чтобы встретиться с его языком, а потом обратно, и Азирафаэль не понимал, как жил и дышал без этого раньше.
Им нужно было действовать быстро. Кроули мучило это сверкающее тлетворное кольцо, сковавшее его шею. Кроули может развоплотиться, если не поддастся ему. Азирафаэль углубил поцелуй – это было небывалое ощущение – и затем с сожалением оторвался от его губ. В порыве смелости, уже подкрепленный знанием того, насколько он был желанным, дорогим, обожаемым и любимым, всегда любимым, он спросил:
– Позволишь мне быть с тобой?
Кроули никогда прежде не двигался быстрее, даже когда состоял из чешуек. Он скользнул в сторону, освобождая для Азирафаэля место на диване. Азирафаэль лег рядом, повернувшись к нему лицом.
Они улыбнулись одновременно – представь себе, вот мы и вместе – и так же одновременно рассмеялись. Так приятно было смеяться. Азирафаэль положил руку Кроули на шею, старательно избегая ошейника, и принялся поглаживать шелковистые волосы на затылке Кроули.
Поцелуй сотворил с Кроули чудеса. Жар отступил, от бледности не осталось и следа. Но Азирафаэль понимал, что парочки поцелуев ошейнику будет недостаточно.
Как и ему самому.
– Ты должен рассказать мне, – серьезно спросил он, ведь сейчас было не до шуток, – как именно ты мечтал об этом. Чего ты хочешь?
– В тебе нет ничего, чего бы я не хотел, – ответил Кроули. Его голос был еще хриплым от боли, но этот низкий тон вызвал у Азирафаэля волну мурашек, побежавших у него по спине. И тут пальцы Кроули потянулись к нему по его собственному желанию. Он провел неровную линию по подбородку Азирафаэля, не веря собственным глазам, что такие прикосновения не только одобряются, но и поощряются. – Я хочу тебя таким, какой ты есть.
– Хорошо, – сказал Азирафаэль, тоже дрожа, но потому, что вот-вот готов был взорваться, – хорошо, что у нас будет сколько угодно времени, чтобы узнать, что именно тебе понравится, – он сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями. – Но сегодня, Кроули… Чтобы избавиться от этого. О чем ты думал больше всего? К какому желанию ты возвращался вновь и вновь, хотя понимал, что тебе этого нельзя?
Краснеющие демоны – чудесное зрелище. Но Кроули знал, насколько ужасна была эта ситуация, и теперь, думал Азирафаэль, уже осознал всю глубину преданности Азирафаэля. Его глаза были прикрыты, золотые зрачки смотрели в пол. Азирафаэль видел, насколько тщательно он пытался подобрать слова. Наконец он сказал:
– Делать… делать тебе хорошо. Доставлять тебе удовольствие. Быть удостоенным чести служить тебе.
Азирафаэль прикусил губу, чтобы не улыбнуться. Эти слова исходили из самых глубин души Кроули, прежде они были глубоко там погребены.
– Дорогой мой, я не понимаю, почему ты так стыдился этого.
Кроули покачал головой.
– Посмотри на это с моей точки зрения. Тебе стоило лишь поманить меня пальцем, и я бы сделал что угодно. Это было бы правильно, если «правильно» – уместное здесь слово. Я на коленях перед тобой. Я склоненный перед тобой. Принимающий все, что ты мне дашь. Не пойми меня неправильно – я сам всего этого хочу, я хочу этого так же, как прилив хочет достичь берега, но чтобы ты… мне… позволил мне… быть с тобой… это непостижимо.
–О, – отозвался Азирафаэль, – ну так сделай это. Я весьма заинтересован твоей идеей. Звучит прекрасно.
– Прекрасно, – повторил совершенно ошеломленный Кроули.
– В самом деле, Кроули, почему ты так мучил себя из-за этого? – спросил Азирафаэль. – Разве я давал тебе понять, что мне не хочется твоей заботы? Что я посмеюсь над твоим предложением доставить мне удовольствие? Что это было бы тяжким бременем для меня? – теперь Азирафаэль осмелел. Он попытался скрыть еще одну улыбку, стараясь не допустить, чтобы его лицо выражало насмешку. Он смеялся над самим собой, но не над Кроули. – Ты ведь встретил бы мое одобрение, разве не так?
–Ну, – сказал Кроули. Сейчас он уже выглядел более здоровым. Ошейник питался предвкушением того, что вот-вот получит. Глаза его горели уже не от лихорадки. – Раз ты так настаиваешь.
– Настаиваю, – сказал Азирафаэль. Оставалось преодолеть лишь одно препятствие: – Однако, прежде чем мы начнем, ты должен знать, что, хоть я весьма начитан в данном отношении, я… не применял теорию на практике.
Целый поток эмоций отразился на лице Кроули. Неописуемая нежность, удивление, вспышка чего-то приземленного – ревности, наверное, – сменившаяся облегчением – и все это в одно мгновение сменилось тем, что Азирафаэль назвал бы крайним обожанием. Других подходящих слов для этого не было.
– Никогда, ангел?
– Ни с кем, – коротко ответил Азирафаэль.
– Шесть тысяч лет – это много, – сказал Кроули.
– Да, – согласился Азирафаэль. – Много.
– Я тоже никогда, – сказал Кроули.
Азирафаэль моргал, обескураженный и сбитый с толку.
– Что, прости?
Это вызвало у Кроули мягкую соблазнительную улыбку, которую он так часто использовал раньше – ту, что способна была вызвать румянец даже у стен.
– Почему, Азирафаэль? – протянул он. Наконец он поправился, стал все тем же соблазнительным, колючим, улыбался все той же улыбкой, обнажая сверкающие зубы. За ним бы Азирафаэль без оглядки спустился в Ад. – Почему ты сомневаешься в моей земной невинности?
– Я… – да какой смысл был отрицать это сейчас? – Я думал об этом, пару раз задавался вопросом, каков твой опыт, – или восемьдесят тысяч раз. Хорошо, что Кроули не мог читать его мысли. – Но ты же демон!
– Виноват, – сказал Кроули. – Но я не говорил, что не – как ты там сказал – не начитан. Я скорее даже насмотрен. Естественно, я все это видел. Я искушал миллионы людей, такова была моя работа. Но пробовать самому? – он поморщил нос. – С кем?
– Ах, – произнес Азирафаэль. Это был скорее неопределенный звук, чем четкое слово. Впервые за свое бесконечное существование он потерял дар речи.
– Сегодняшние приключения раскрыли все карты, – сказал Кроули.– С самого сотворения мира мне не нужен был никто, кроме тебя.
Азирафаэль прочистил горло, пытаясь унять бешено бьющееся сердце.
– Да. Хорошо. Я… хочу поцеловать тебя, если позволишь.
– Если ты еще раз об этом спросишь, я отвечу отказом, – сказал Кроули. Азирафаэль тут же заглушил его насмешливые предостережения своим ртом, и Кроули с воодушевлением пустил в ход язык.
Они целовались и целовались, дыша одним на двоих воздухом. Руки Кроули блуждали в волосах Азирафаэля, а рука Азирафаэля нашла и ухватилась за бедро Кроули, за которое ему хотелось держаться с тех самых пор, как они впервые встретились в Саду. В любую другую ночь Азирафаэль мог бы бесконечно наслаждаться этими осторожными, бережными, легкими прикосновениями. Однако это была не любая другая ночь. Разрывая поцелуй, Азирафаэль прихватил зубами губу Кроули, выражая свое нежелание прекращать это.
– Итак, теперь, – выдохнул Азирафаэль. Подавив дрожь, он коснулся ошейника кончиком пальца. Он был холодным, несмотря на жар тела Кроули, – пора снять его.
Лицо Кроули выражало внутреннюю борьбу.
– Ангел, если я поддамся, то уже не смогу остановиться. Я хочу тебя всего, как угодно, но ни за что не хочу причинить тебе боль.
– Ты не причинишь, – с еще большей уверенностью сказал Азирафаэль, – ты не сможешь. Кроули, любовь моя. Пожалуйста, – и для большей убедительности он щелчком пальцев избавил их от одежды.
Выражение неуверенности покинуло лицо Кроули под огромным весом жажды и чар – и затем Азирафаэль почувствовал на себе вес его тела. Это было невозможно описать словами –прикосновение тела к телу без единой преграды.
Великолепный длинный член Кроули упирался в бедро Азирафаэля. Азирафаэль смотрел на Кроули и все не мог насмотреться. На его бледную сливочную кожу с розовым следом от ошейника, гладкую и полную секретов, которые Азирафаэль так жаждал узнать. На его сильные руки и бесконечные ноги с красивыми лодыжками. На его плоский живот и темные соски, к которым Азирафаэль так хотел прикоснуться. На округлые подтянутые ягодицы, за которые он ухватился, не в силах устоять. Вид выступающих тазовых костей Кроули наверняка был под запретом в некоторых странах, а тонкая дорожка огненных волос, ведущая от пупка к стоящему члену, наверняка, думал Азирафаэль, была создана для того, чтобы лизать ее.
Азирафаэль поведал ему об этом, и обо многом другом, что всплывало у него в голове в этот момент, чтобы дать Кроули понять, что сейчас не время сдерживаться. Если ошейнику нужно, чтобы Кроули взял Азирафаэля, значит, так тому и быть.
– Ты сводишь меня с ума, – сказал Кроули, облизывая и покусывая шею Азирафаэля. –Ты и этот ошейник. Если бы ты знал, как выглядишь сейчас… если бы ты знал. Черт побери, – он потянулся к одному соску Азирафаэля и взял его в рот. Азирафаэль задохнулся в стоне. Кроули, весь дрожа, пытался заставить себя оторваться, но был не в силах сделать это.
Азирафаэль прикрыл глаза.
– Не смей останавливаться, – заверил он. – Это невероятно. А теперь второй, будь так любезен.
Вот почему люди постоянно говорили об этом. Как о войнах и налогах, уже много столетий подряд, люди создавали произведения искусства и посвящали сексу песни. Вводимые иногда запреты совсем не действовали. Все существовавшие цивилизации были одержимы сексом, и, без сомнений, все последующие цивилизации тоже будут одержимы им.
Азирафаэль был любознательным и эрудированным, он прочитал на эту тему едва ли не все, что можно, но никогда прежде влажный рот не обхватывал его сосок, так что теперь он наконец понял, почему ради такого падали целые государства. Его охватило удивление и острое, ни с чем не сравнимое удовольствие, а тело в ответ на это изогнулось, стремясь углубить их контакт.
Кажется, это воодушевило Кроули, поскольку его губы устремились вниз, целуя каждый попадавшийся им участок кожи. Он остановился лишь на мгновение, тяжело дыша, опаляя горячим дыханием член Азирафаэля. Азирафаэль осознал, что зажмурился, чтобы острее почувствовать удовольствие, но тут же открыл глаза. Он без всякого стыда встретился взглядом с Кроули – здесь нечего было стыдиться. Здесь были только они. О любви говорили не слова, а их тела. Азирафаэлю было совсем не страшно – напротив, он чувствовал себя смелым, как никогда раньше. Бесстыдным.
– Ты хочешь… – догадался Азирафаэль, поскольку Кроули все еще пытался сохранять подобие самоконтроля, стиснув зубы и впившись ногтями в ладони. Он жестом поманил Кроули к себе – да, бесстыдно. С кем-то другим он был бы скованным и нерешительным, но Кроули смотрел на него так, будто он достал с неба Луну и сделал из нее ожерелье. Он смотрел на Азирафаэля как на самое прекрасное существо на свете – даже гораздо более, чем просто прекрасное. Азирафаэль жестом пригласил Кроули, и тот покрыл поцелуями твердый член по всей длине.
– Ты даже не представляешь, – пробормотал Кроули и языком попробовал его на вкус. У Азирафаэля посыпались искры из глаз, настолько невероятным было это ощущение. Но все же рот Кроули там не задержался, – чего я хочу, ангел.
Кроули двинулся еще ниже, руками разведя бедра Азирафаэля и заводя его ноги наверх, а затем… рот Кроули… его язык… Кроули…
– О Боже, – воскликнул Азирафаэль в потолок, – Господи! – если бы только Она это услышала… а Она наверняка услышала, потому что Азирафаэль не мог замолчать и не выражать свой восторг и постыдное удовольствие. – Кроули, ох… ты уверен? А-ах, как хорошо, как же хорошо… это… это… да, глубже, дорогой… это… ох, твой невозможный язык, я… Ах!
По всей вероятности, действия Кроули были неидеальны ввиду его неопытности. Он сам признался, что никогда этим не занимался. Но Азирафаэлю не с чем было сравнивать, и он был уверен, что это – лучшее, что с ним происходило.
Кроули неутомимо продолжал, будто его жизнь зависела от того, насколько глубоко его язык проникнет в Азирафаэля, поэтому в один момент он превратил свой язык в змеиный, чтобы войти еще глубже. Азирафаэль уже не мог говорить связно, и в этот момент Кроули вспомнил о многозадачности и обхватил его член рукой, продолжая при этом работать языком.
Азирафаэлю казалось, будто у него внутри разлили бензин и бросили спичку, так жар пронзил его. Удовольствие сменилось облегчением, настолько острым, что он выкрикивал имя Кроули не то с радостью, не то с отчаянием. Влага выплеснулась ему на живот и на руку Кроули, и даже в этот момент рот Кроули не давал пламени погаснуть ни на секунду.
Счастливый, обмякший, Азирафаэль неподвижно лежал на кровати. Он смутно осознавал, что Кроули наконец оторвался от него, но только потому, что тот принялся увлеченно слизывать с него семя, как настоящий гурман. Такого выражения лица у Кроули еще никогда не было – такой сытости и голода одновременно, но сегодня вообще все было по-новому. После этих ужасных часов, которые они пережили, ненасытность и жадность Кроули только воодушевляли его.
Кроули целовал внутреннюю сторону его бедра, когда Азирафаэль наконец усилием воли собрался с мыслями и смог снова формулировать предложения. Одной рукой Кроули поглаживал его вторую ногу, забираясь длинными пальцами все выше. Азирафаэль постарался говорить ровно.
– Скажи, чего еще ты хочешь, любимый. Скажи мне честно. Что ты считал самым постыдным? Скажи, и мы сделаем это, а потом я разорву этот ошейник собственными руками.
Кроули поднял голову. Его зрачки затопили почти всю радужку, оставив по краям тонкую золотую полоску. Он заговорил без стеснения, не то под влиянием ошейника, не то благодаря настойчивости Азирафаэля.
– Трахнуть тебя, – сказал он. – Боже, Сатана, да кто угодно, трахнуть тебя, Азирафаэль. Я хотел трахнуть тебя с тех пор… да всегда. С самого начала. Не было и дня, когда бы я не хотел тебя трахнуть. Я бы сказал: «Привет, я Кроли, хорошая погодка тут в Саду, я хочу тебя трахнуть», –но мне тогда не хватало словарного запаса, – он отвел взгляд в сторону. – Позже, когда мы стали друзьями, я стал стыдиться этого, потому что понял, какой ты хороший. Что ты настоящий ангел, а не какой-нибудь ублюдок, как все остальные. Но не перестал хотеть тебя трахнуть.
Азирафаэль улыбнулся. Он чувствовал приятный трепет и учащенное сердцебиение. Наверное, так чувствовали себя все люди в этот момент. Он наслаждался происходящим. Кроули не переставал прикасаться к нему, пока говорил. Его руки беспокойно блуждали по телу Азирафаэля, посылая волны дрожи, но лишь немного не доходили до того места, куда стремились. Поэтому Азирафаэль взял руку Кроули в свою и без колебаний направил ее туда.
– Так трахни меня.
Даже растянутый языком, Азирафаэль не был готов почувствовать в себе пальцы Кроули. Он прикусил язык, затем губу, затем выдохнул:
– Постой… – и чудеснул немного смазки.
Кроули изо всех сил пытался сопротивляться ошейнику и не залезть на Азирафаэля, раздвинуть его ноги и трахнуть без всякой подготовки. Кроули так и сказал ему, потому что все барьеры между ними уже рухнули.
– Я не… я не так хотел, правда, – сказал Кроули, с удивлением наблюдая за движениями своих пальцев внутри Азирафаэля и внимательно следя за его реакцией. – Когда я позволял себе думать об этом, о тебе, а не каком-то там твоем абстрактном образе, я всегда представлял себе, каким я буду осторожным. Медленным, – он сглотнул, и ошейник сдвинулся на его горле. – Прости меня. Прости.
– Не извиняйся, – сказал Азирафаэль. Кроули согнул пальцы, и он увидел искры перед глазами. Предвкушение удовольствия зарождалось у него в животе и разливалось по всему телу. – Я хочу того же, чего и ты.
Последний барьер самоконтроля Кроули рухнул с этими словами, будто Азирафаэль произнес какое-то заклинание. Но в тот момент Азирафаэля интересовала только одна магия – нужно во что бы то ни стало сделать так, чтобы ошейник исчез. Кроули должен поддаться. Поэтому Азирафаэль взял инициативу в свои руки.
Столетия безнадежной тоски пронеслись у Кроули перед глазами, когда он толкнулся внутрь. Такое же выражение лица было у Азирафаэля, когда он подался ему навстречу. То, что они делали, едва ли могло навредить такому существу, как Азирафаэль. Тем не менее, поначалу ему было немного странно пускать кого-то в свое тело. Потом он осознал, что это же Кроули. Длинный возбужденный член Кроули скользнул в него на всю длину, а его губы оставляли на шее обжигающие поцелуи. Кроули, с которым он и не мечтал быть так близко, теперь был настолько близко, насколько это вообще возможно. Кроули с именем Азирафаэля на губах толкался в него.
Постепенно Азирафаэль расслабился. Ему всегда было легко в учении, но тяжело в бою, а его самой большой слабостью было потакание своим грехам. Кто-то может сказать, что влюбляться в того, в кого не следовало бы, было проявлением слабости, но любовь – это величайшая сила на свете, и ни о какой слабости тут не может быть и речи. Если уж у Азирафаэля есть ахиллесова пята, он не будет сопротивляться. Когда Кроули отстранился и снова толкнулся в него, а его тело отозвалось в ответ на это движение, выпуская весь воздух из легких, он подумал: «Боже мой, дядя Мартин сотворил монстра, потому что теперь я никогда не смогу им насытиться».
– Еще раз, – прошептал Азирафаэль, и, когда Кроули подчинился, уже громче добавил: – О, да, еще, да. Ох, Кроули!
В этот момент он понял, что их действия наконец сработали – губы Кроули сложились в лукавую улыбку, и он спросил:
– Нравится, ангел?
– Сильнее, прошу, – сказал Азирафаэль одновременно с очередным толчком, – уверен, ты можешь жестче. Не отказывай мне в удовольствии.
Так они и сломали диван. Пришлось быстро чинить его чудом, и они оба рассмеялись. Азирафаэль кончил несколько движений спустя, и Кроули никогда еще не выглядел не только таким здоровым, но и таким счастливым.
– Позволь мне… – Азирафаэль потянулся к Кроули рукой, но тот не собирался подчиняться и перевернул их так, что Азирафаэль оказался сверху. Он откинулся назад, сделав пробное движение. Кроули выглядел так, будто готов был прокусить себе язык, чтобы не кончить прямо сейчас, когда Азирафаэль нашел нужный угол.
Азирафаэль поднялся вверх, затем опустился, затем снова поднялся, находя ритм, который был лучше, чем торт «Три шоколада» или классическая музыка, даже лучше, чем есть торт «Три шоколада» и слушать классическую музыку одновременно, но он пока не расскажет об этом Кроули. Он должен еще немного помучиться за то, что полез в ящик с заколдованными вещами, хоть этот ящик и привел их в постель.
– Хорошо, как хорошо, – сказал он Кроули и переключил свое внимание на зачарованный ошейник. Прищурив глаза, он просунул под него палец и потянул.
Ошейник не расстегнулся и немного придушил Кроули, но от этого его член напрягся еще сильнее, с удивлением отметил Азирафаэль. Он начал двигаться еще быстрее и потянул снова.
– Он сделал, что ты хотел, – обратился Азирафаэль к мерзкой золотой вещице, – ты сейчас же исчезнешь.
Кроули откинул голову назад и вскрикнул, изливаясь глубоко в Азирафаэля. Его руки крепко вцепились в бедра Азирафаэля, глаза были широко распахнуты, а лицо раскраснелось от хватки Азирафаэля на ошейнике. Последний в этот же миг сломался, освобождая шею Кроули, и Азирафаэль сжал его в руке, ломая еще сильнее.
– Позволь мне, пожалуйста, – сказал Кроули.
Азирафаэль кивнул, и ошейник охватило яростное пламя, а потом он и вовсе превратился в пепел. Азирафаэль смотрел на мелкие частички, оставшиеся у него в ладони, пока те вовсе не исчезли.
Они с Кроули оба тяжело дышали, приходя в себя после оргазма и прилива адреналина. Кроули все еще был внутри, и хоть Азирафаэль не хотел двигаться – он и вовсе не собирался в ближайшее время перемещаться куда-то за пределы кровати, – им все же пришлось разъединиться. Сквозь пелену удовольствия Кроули смотрел, как Азирафаэль падает рядом с ним на кровать.
После всего произошедшего Азирафаэль должен был бы смутиться – прежний Азирафаэль наверняка натянул бы одеяло по самые уши или сбежал под предлогом приготовления чая. Но этот Азирафаэль протянул руку. Кроули поймал ее, переплетая их пальцы. Они молча держались за руки, не нуждаясь в словах, и это было столь же интимно, как и все, чем они занимались до этого.
Некоторое время спустя Кроули тихо спросил:
– Все в порядке, ангел?
Азирафаэль улыбнулся, не открывая глаз.
– Ммм. Прекрасно. Спасибо, дорогой.
– Это я должен тебя благодарить, – сказал Кроули.
– Просто пообещай, что впредь будешь осторожнее.
– Ты же знаешь, что я не могу дать таких обещаний, – сказал Кроули.
Азирафаэль вздохнул, больше для вида.
– Да, я прошу слишком много.
– Я ведь так и не сказал этого. Я люблю тебя, Азирафаэль. Слишком сильно люблю.
Азирафаэль открыл глаза, пытаясь сдержать улыбку.
– Да? А как?
– Что – как?
– Как сильно ты меня любишь?
Кроули задумался.
– Я бы отвернулся от Ада и утер нос всему Раю, если бы ты только попросил.
– Теперь это звучит неосмотрительно, – заметил Азирафаэль.
– Так оно и было, – согласился Кроули. – Но это лучшее, что я когда-либо делал, за исключением последних десяти минут.
– Хмм, – промурлыкал Азирафаэль. – А как еще?
– Как еще – что?
– Как еще ты меня любишь?
– Я бы сжег дотла весь мир, – сказал Кроули, – если тебе что-то будет угрожать, или если кто-то из нас вдруг решит, что исследовать наследие дальних предков Анафемы – это хорошая идея.
– Ну что ты, – сказал Азирафаэль.
– Перебор?
– Перебор, – сказал Азирафаэль. Он смотрел за Кроули и зацепился взглядом за болезненную красную полоску на шее, оставшуюся на месте ошейника. Он провел по ней пальцем, как перышком, наблюдая, как полоска исчезает под его прикосновением. – Мне немного стыдно.
Кроули и так был напряжен, а на этих словах напрягся еще сильнее, будто ожидая, что сейчас случится что-то ужасное.
– Почему?
– Эта вещь была такой кошмарной. Но тебе шло.
– П-прости, что?
– Тебе шло, – повторил Азирафаэль. Он придвинулся ближе. Поцеловал Кроули в шею. В скулу. В уголок губ. И надолго прильнул к его губам. – Может, достать тебе новый? Получше. Без всяких заклятий.
Кроули был довольно ошарашен. Азирафаэль устроился в его объятиях.
– Делай как хочешь, ангел. Я его надену.
Азирафаэль издал довольный звук.
– Рад слышать. Думаю, в шотландку.
Негодование Кроули не продлилось долго, поскольку у Азирафаэля были другие, куда более привлекательные идеи.
Вот так они и сломали диван три раза за одну ночь, хотя и этот рекорд скоро будет побит.