Декабрь. Лондон подернулся белой дымкой, сверкая своим щегольским нарядом при свете дня, и мягко мерцая им лунной ночью. Грелль, улыбаясь, шел по улице рядом с Уильямом, как ребенок, с любопытством оглядывая преобразившийся город. Вот ветерок пронесся мимо, весело подкидывая в воздух снежинки, унося их дальше, кружа в своем безумном танце. Вот маленький неуклюжий пушистый щенок, с интересом принюхивающийся к сугробу, осторожно трогает его лапой. Кра-со-та!
Тут Грелль замечает спешащих по своим делам прохожих и морщится. Он презирает их, вечно спешащих в погоне за временем.
– Глупые, - так и хочется сказать Греллю, - Остановитесь! Оглянитесь! Вокруг вас целый мир!
Сатклифф качает головой и переводит взгляд на Уильяма. Вид укутанного в теплый шарф по самый нос начальника, с растрепанными волосами, снова заставляет его улыбнуться. Тут краем глаза Грелль замечает полуразрушенное здание с пустыми провалами окон. Он замирает. Спирс недоуменно оборачивается на отставшего диспетчера.
- Уилли… - неверяще шепчет Сатклифф, - Неужели это… Уилл! Посмотри сюда! Ты помнишь?..
Уильям окидывает взглядом покосившийся домик. Его глаза непривычно теплеют, на губах играет мягкая улыбка.
- Конечно, - негромко отвечает Спирс, с болезненной нежностью осматривая то место, в котором они вдвоем с Греллем жили целый месяц, когда сдавали выпускной экзамен в академии, наблюдая за Томасом Уолисом.
- Зайдем? – чуть не уверенно предлагает Сатклифф.
Уильям, молча, кивает.
Грелль отодвигает в сторону покосившуюся дверь, и осторожно шагает внутрь. Спирс заходит за ним вслед. Они аккуратно двигаются к лестнице, ведущей на второй этаж в их комнату, пробираясь сквозь запорошенные снегом обломки балок, стен и крыши, рушившегося дома.
Сатклифф нетерпеливо поднимается по остаткам ступенек. Ему интересно и страшно: щемяще-больно видеть почти забытое за несколько столетий прошлое.
Грелль спотыкается, и чуть не слетает кубарем вниз. Его подхватывают сильные крепкие руки.
- Осторожно, - легкий смешок, и добавленное с улыбкой, - Сейчас у меня нет при себе набора первой помощи.
Грелль смутившись, буркает в ответ:
- Спасибо.
Сатклифф смутно вспоминает эту злосчастную ступеньку, с которой он весь тот месяц регулярно наворачивался, а Уильям после, ворча, лечил нерадивого сокурсника.
Наконец-то нужная дверь. Пройдя сквозь дверной проем с выломанным косяком, они оказываются в спальне. Медленно, стараясь восстановить в памяти каждую деталь, осматривают комнату.
Вот тут, слева, стояла кровать Уильяма. Напротив нее – Грелля. Сзади, у стенки, находился дубовый комод. Впрочем, он и сейчас здесь: с выломанными полками, не закрывающейся дверцей. Спирс ловит взгляд Грелля и фыркает: он хорошо помнит, как вечно ругался с Сатклиффом, пытаясь отыскать в общей куче свой носок (почему-то, терялся всегда один), или галстук Грелля – видимо у будущего диспетчера и этого предмета гардероба была взаимная неприязнь: галстук никогда не лежал где положено, и находился, не без помощи Уильяма, в самых неожиданных местах. Теперь же, живя в одиночку, Сатклиффу никто не помогает отыскать нерадивую деталь дресс-кода, так что приходится ему довольствоваться бело-алой ленточкой.
Пожалуй, вернемся к осмотру помещения. Вон там, прямо, был балкон, на котором напарники встречали рассвет, пытаясь проснуться с помощью свежесваренного кофе. Как оказалось, крепкий, без сахара, молока или сливок кофе, было одной из общих слабостей сокурсников.
Сатклифф, вспоминая это, улыбается. Ведь кроме Грелля, больше никто не знает, какой Уильям по утрам забавный: сонный, растрепанный, близоруко щурящийся в попытках найти запропастившиеся очки. Не просыпавшийся окончательно без любимого кофе, который они пили, завернувшись в одеяла на их балкончике. Где-то к середине кружки Спирс обычно приходил в себя, и вспоминая координаты близлежащей кондитерской, телепортировал для Сатклиффа, страстно обожаемые последнем, свежие эклеры с заварным кремом. Сам Уильям сладкое не любил, но с удовольствием наблюдал, как довольно прикрывая глаза, чуть ли не мурлыча от удовольствия, их ест Грелль.
Сейчас на месте балкона зияла огромная дыра. Лишь по выступающим, практически висящим в пространстве, камнях, можно было бы догадаться о его былом существовании.
Грелль, обходя комнату, вдруг остановился, и, наклонившись, извлек из-под груды мусора, невесть как сохранившийся листочек. Пробежавшись глазами по написанному, он возбужденно вскрикнул:
- Уилли, скорее сюда! Нет, ты представляешь?!
Подошедший поближе Спирс, с удивлением опознал страницу из своего конспекта по демонологии за 4курс, вдоль и поперек испещренной диалогами студенческой переписки:
«Я так больше не могу! Уилли, скажи Джиму, что бы он сказал Бену, что бы тот сказал Сэмюэлю передать страстную просьбу тем, кто сидит поближе, стукнуть этого придурка – лектора Шерра!» - выцветшая алая надпись.
«Грелль. Я занят. Очень» - фраза, выведенная торопливым почерком.
«И чем же?!»
«Конспект пишу»
*длинная пауза, уместившая в себя три абзаца текста*
«Ну Уилли!!!»
«Сатклифф, потом»
«Бука» (рядом нарисована обиженная рожица)
*Снова пауза*
«Грелль, заткни чем-нибудь лектоа, а?! Я не могу больше слушать эту галиматью!!!»
«Я на тебя обиделся, СПИРС»
«А если мы сходим с тобой сегодня вечером на представление?»
«Сволочь! Знаешь чем меня подкупить!»
«Сатклифф!!! Я же не всерьез про заткнуть писал! Зачем, ну зачем ты кинул в Шерра яблоко?! Причем МОЕ»
Дочитав, Грелль и Уильям расхохотались. Случай был занятный: многоуважаемого лектора Шерра студенты не переносили. Последний умудрялся собирать учеников в различное время суток, так как он, видите ли, еще и в департаменте работает – души, знаете! Плюс к этому, довольно увлекательную демонологию он ухитрялся преподавать так, что со скуки дохли даже такие неукротимые источники энергии, как Сатклифф. Видимо именно с этих пор у Уилла появилась стойкая неприязнь к представителям этой расы: как увидит демона – так сразу в голове появляется заумная лекция на восемьдесят пять страниц.
- А помнишь, - истерический всхлип, - Помнишь, какое у мужика тогда лицо было?
- Диспетчер Сатклифф, это прямое нарушение свода правил и прав академии шинигами, - холодным голосом начал Спирс, однако, не выдержав, по-хулигански улыбнулся, и продолжил, - Но я склонен согласится: это было НЕЧТО.
Чуть успокоившись, и отдышавшись от продолжительного смеха, Уильям с нежностью окинул взглядом Грелля, в наглухо застегнутом пальто, со спрятанными под ним красными волосами, из-за чего создавалась иллюзия короткой стрижки, согнувшегося в три погибели, и явно забывшего про необходимости исполнения роли Леди. Тут, вспомнив о собственной, растрепанной ветром шевелюре, Спирс неожиданно произнес:
- А мы сейчас похожи на себя тогдашних…
- Нет, Уилл, - неожиданно серьезным тоном ответил Грелль, покачав головой, - Это все те же мы. Просто чуть-чуть повзрослевшие.
- Ты прав, - негромко.
Тут Уильям, чуть подумав, щелкнул пальцами, телепортировав две кружки горячего крепкого кофе и эклеры. С заварным кремом.
Переглянувшись, жнецы пятого отдела лондонского департамента, уютно устроились прямо на полу, рядом с пропастью бывшего балкончика, прижавшись к друг другу. Как и в прошлом, когда вместе встречали рассвет
Люблю этот город, когда поднимается утро,
Лондон поразительно красив в это время. Мне кажется, я по-настоящему в него влюблен, думает Грелль.
Легко и прозрачно, не чувствуя тяжесть веков,
Сколько боли, грязи, кошмара видел этот город, сколько пережил! Но он остался все таким же чистым, с радостью привечающим и святых и убийц.
Люблю этот город за то, что открыто и мудро
Он весь отражается в лицах моих земляков.
Сатклифф глядит на Уилла, на его румяные от мороза щеки, восхищенный целеустремленный взгляд в даль, чувствует, как нежность и что-то еще, что-то большее затапливает его целиком. И он, не в силах противится этим чувствам берет Спирса за руку. Тот мягко сжимает пальцы Грелля в ответ и улыбается.
Люблю этот город, где в красках легенд незабытых
Еще ощутимей дыханье живого огня.
Жнецы знают многие тайны Лондона, скрытые от людских глаз. Они помнят их. И хранят. А город в ответ тщательно оберегает секреты своих детей. И сейчас Грелль ощущает эту неразрывную связь с ним как никогда раньше.
Так память о прошлом, держась берегов неразмытых,
Возводит в значенье рождение нового дня
Лондон никогда не забудет прошлое двух жнецов, сидящих сейчас на развалинах когда-то красивого дома. Сохранит его. И напомнит. А теплый переливчатый самый обычный рассвет, становится особенным. Тем, что и Грелль и Уильям всегда будут хранить в своих горячих сердцах.
(Автор стихотворения С.Мекшен)
