***
— Ома-сан, просыпайтесь. Пора пить лекарства. Яркий свет неприятно резал щёлки между веками. Первое, что увидел Кокичи, открыв глаза – девушку в белой униформе, распахивающую тёмные шторы. Мерзкое солнце озарило всё помещение, и Ома тут же отвернулся. Он, промычав что-то нечленораздельное, с трудом поднялся, сев на кровати. Кокичи непонимающе повёл плечом и прислонил ладонь к щеке. Ничего не болело. — Что за... Что я здесь... — он не мог даже сформулировать мысль. В голове осела абсолютная пустота, всё перемешалось. Помедлив, Ома всё же выдавил: — Где Сайхара-чан?.. — Кто? Ома-сан, вам снова снилось что-то захватывающее? — девушка непонимающе склонила голову и подошла к Кокичи. В одну из его рук она вложила белую круглую таблетку, в другую – стакан с водой. — Пора принимать лекарства, помните? И лжец, сам того не хотя и не понимая, почему он не может сопротивляться, медленными и ватными движениями положил таблетку на язык, после запив водой и проглотив. Девушка доброжелательно улыбнулась, и, оставив поднос с едой, удалилась из комнаты, сказав напоследок, что чуть позже к нему зайдёт врач, и Ома обязательно должен рассказать ему своё «очередное увлекательное сновидение». Кокичи растерянно отвернулся к окну. Мысли метались в его голове, словно пули, а воспоминания с каждой секундой мутнели и обрывались. Мёртвым взглядом он проводил скрывающийся за тучей луч солнца и вздохнул. Неужели он просто придумал Са...€Ð°Ñ‡Ð¾Ðº Что? Дурачок..? Кто это?страх прымушае нас патануць
15 июля 2020 г. в 07:20
Плечо ужасно саднило, и горело адской болью оно так, словно его пробила не «хрупкая и аккуратная девушка», – как выразился этот полудурок Кайто — а настоящий бронебойный танк, потому что иначе Харукаву с её нечеловеческой силой не обзовёшь. Кокичи с поджатой от боли губой медленно повёл бедным плечом и тут же тихо завыл.
— Харукава-чан такая жесто-окая! — Кокичи попытался сказать это в своей привычной по-детски насмешливой манере, но саднящая по всему телу волна превратила его тон в жалобный скрипучий скулëж.
— Ещë раз твой поганый рот выплюнет этот бред, и одним лишь плечом ты не отделаешься, — процедила Маки, и, демонстративно развернувшись, хмурая и злая, она стремительно вышла из столовой. Остальные – те, кто ещë наблюдал за очередной потасовкой между этими двумя – покинули помещение следом, не сочтя более интересным оставаться в нëм, и, уж тем более, попытаться помочь «жертве» грозных кулаков не менее грозной Харукавы. Когда же, как посчитал Ома, не осталось никого, кроме него, лжец позволил себе протяжно застонать и откинуть голову назад, сидя на стуле.
— Эм... Ома-кун? — раздалось из-за его спины. Чëрт, ну почему ты ещë здесь, Шуичи, уйди уже, тебе не нужно это. — Тебе... тебе больно? Подожди, я помогу.
Кокичи, тяжело вздохнув, слез со стула и обернулся в сторону Шуичи, натянув прежнюю хитрую улыбку. Он знал, что такой добрый пай-мальчик, как Сайхара, не сможет просто уйти и оставить человека, пусть и заслуженно, мучаться от боли. А надо бы, Шуичи, прекратил бы уже усложнять всем жизнь.
— Сайхара-чан так переживает обо мне! Ай, кажется, моë сердце не выдержит таких нападок... Ты, искуситель, решил действовать не в лоб, как эти тупицы, а убить меня более изощрëнным способом? Подлец! — Ома состроил разочарование на своëм подправленном Харукавой лице и тут же болезненно скривился, цокнув. — Хотя, если меня убьëшь именно ты, я буду даже не против.
Сайхара побледнел от его слов и тут же замахал испуганно руками.
— Что ты говоришь, Ома-кун!.. Я не... я не собирался тебя убивать... — прокрутив в своей голове ещë раз слова лжеца, детектив заметно неловко помутнел в лице: эти вечные неоднозначные намëки в неважно каком контексте всегда заставляли его мысли метаться кругом до той поры, пока раскалëнная черепная коробка попросту не взорвëтся.
— Да, я знаю. Это была ложь, потому что такой, как ты, никогда не решится на убийство, — сухо прощебетал Кокичи, прислоняясь виском к холодной стене. — В любом случае, Сайхара-чан, тебе не стоит помогать мне. Уходи.
Останься, прошу тебя, останься.
Шуичи неодобрительно качает головой и тянется к кухонной аптечке. Он достаëт перекись, какую-то сомнительную на вид баночку и пластырь, а после неловко кладëт руку на здоровое плечо Кокичи.
— Я не могу. Позволь хотя бы... — он не договаривает; мнëтся, указывая на медикаменты. Ома драматично вздыхает и падает обратно на стул, откидывая назад голову. У него нет сил даже на то, чтобы выплюнуть какую-нибудь очередную желчь, поэтому он просто закрывает глаза и позволяет Сайхаре делать с ним всë, что только тот захочет.
Шуичи же, получив негласное одобрение, придвигает другой стул и садится рядом. Он промывает кусок ватки перекисью и, со всей бережностью и заботой, словно мамочка, осторожно ведёт ей по тëмно-фиолетовому покрасневшему синяку на левой скуле Кокичи. Тот болезненно шипит и дёргается в сторону от саднящих ощущений, но сразу же прикладывается обратно к вате, прикусывая нижнюю губу.
— Сильно жжёт?... — Нет, ты что, Сайхара-чан, конечно же нет. Это я так, дурачусь. Шуичи склоняет голову.
— Да... — Ома неожиданно для самого себя не врёт: ощущение и правда не из приятных. — Мне очень, о-очень больно и неприятно! Пожалей меня, Сайхара-чан.
Лжец дуется, а в уголках его глаз мгновенно собираются слёзы, которые он, испуганно ахнув, тут же стирает. Попади они на рану – Кокичи бы точно не выдержал.
— И-извини... Эм... Как мне тебя пожалеть? — Сайхара убирает ватку и достаёт ту самую подозрительную баночку. Содержимое внутри также столь сомнительно: болотного цвета мазь — вязкая и странно пахнущая. Он черпает её на кончик пальца и так же аккуратно, как прежде возил этим уже ненавистным Омой куском ваты, размазывает по синяку. Кокичи морщится.
— Дай-ка подумать... Ты сделаешь для меня, такого бедного и несчастного, всё, что я попрошу? — он выдавливает нахальную улыбку, но его глаза не выражают никакого привычного озорства.
Шуичи, осекаясь, на мгновение замирает и отводит взгляд. Он молча закрывает баночку с мазью и убирает её туда же, к ватке, а после достаёт последний «ингридиент» – белëсую полосочку пластыря. Сайхара отклеивает защитные бумажки и осторожно прикладывает пластырь на синяк, чуть придавливая для того, чтобы тот приклеился.
— В рамках адекватного и возможного, — с максимально серьёзным лицом выпаливает детектив. Лжец, вскинув брови, тихо хихикает.
— Женись на мне, — это совершенно первое, что пришло ему в голову, однако, и такая просьба тоже устраивала Кокичи. А вот Шуичи... не совсем.
— Ома-кун! Я же серьёзно, — он растерянно хмурится, а его щёки снова пылают. Сайхара, отстранившись, причитающе смотрит на Ому.
— А кто шутит!.. — не успел Кокичи продолжить, будучи прерванный недовольным взглядом. Он вздохнул и смиренно поднял обе руки. — Ла-адно! Тогда...
Ома задумчиво прислонил указательный палец к подбородку и возвёл глаза к потолку, мол, дай предаться великим раздумьям. По правде, думал он недолго.
— Просто поцелуй меня, ладно? Без шуток, — несвойственно серьёзно шепчет Кокичи, выжидающе смотря на Шуичи в ответ. Тот краснеет пуще прежнего, но, вздохнув и отведя взгляд в сторону, будто размышляет, через пару мгновений он, неуверенно подавшись вперёд, накрывает искусанные холодные губы Омы своими мягкими и тёплыми. Лжец, опешив и совсем не ожидая такого со стороны скромного детектива, сперва мешкает, но после всё же охотно отвечает на поцелуй, закрывая глаза. Простое касание губами к губам – и это всё, не более. Но даже этого Кокичи хватило сполна, чтобы он вмиг забыл всю ноющую боль в его теле. От счастья.
— Вау! Я даже не знал, что Сай... — отстранившись и подняв неожиданно потяжелевшие веки, восторженно начал было Ома, но... замолчал, остолбенев. Сайхары перед ним не было. Ни на стуле, ни в комнате, ни где либо ещё. Что...
Примечания:
да, я слушаю nürnberg и вставляю строчки их текстов везде, где только можно. что вы мне сделаете?
сумБурно и Без Блеска. просто и непонятно.
я сам не понял, как и что написал.