Расслабься

Чонгука в дрожь бросает от такого контраста. Чон смотрит на Чимина, как он ведет себя на сцене: в один миг он нежный, немного дурашливый и мягкий, и улыбка сама появляется на лице, глядя на такого хёна; стоит только моргнуть, и Чимин запускает руку ему в волосы, сжимает несильно у корней, оттягивая, заставляя открыть шею. Чонгук не знает, как ему удается взять ноту чисто, не срываясь на стон. Колени перестают держать, сердце бешено бьется в груди. Чимин играется, а Гуку остается лишь перехватить микрофон, давая больший доступ аккуратным цепким пальцам. Он чувствует их на своей шее — кожа мгновенно покрывается мурашками. Чонгук видит перед собой только озорные карие глаза. Чимин знает, что делает, знает, как устроить шоу, знает, как заставить людей подчиниться, знает, какое влияние и власть он имеет. Рука, успевшая опуститься на тяжело вздымающуюся грудную клетку, исчезает так же внезапно, как и появилась. Чонгук тянется за прикосновением, не успевая взять над своим телом контроль. Он молится, чтобы никто этой слабости не заметил, тем более… Чимин, конечно же, замечает, сверкая на него взглядом, поворачивается обратно к фанатам. Прежде чем отвернуться от хёна, Чон видит влажный, блестящий в свете софитов язык, невозможно длинный, с острым кончиком, что Чимин так смело и дерзко выставляет напоказ, усмехаясь. Чонгук лишь невероятно благодарен удаче: его партия закончилась и у него есть несколько секунд, чтобы выровнять сбившееся дыхание и прогнать видение блядского языка и его фантомного ощущения на своем теле. По крайней мере, он пытается. *** Он не знает, когда именно это началось. Чимин всегда был довольно тактильным, он любит обнимашки и всегда касается людей, которые ему нравятся: мнёт бедро, проводит по волосам, берет за руку… Тычется носом в шею, словно маленький, милый щенок. Чонгук не понимает, когда это начало его злить. Ему не нравится смотреть, как Чимин запрыгивает на Тэхёна, когда они на сцене или в общежитии; как легко бьет Юнги по тощему заду; как висит на руках Хосока, словно обезьяна; обнимает со спины Джина. Чон наблюдает за тем, как маленькие ладони опускаются Намджуну на колено, любовно перебирают свои же пальцы, слабо сжимает ляжку. Чимин улыбается лидеру, посылает игривый взгляд интервьюеру, облизывает губы. Чимин смеется, а внутри у Чонгука все переворачивается, скручивает в тугой узел, мозги вышибает разом. И вот сейчас они в общей гостинной втроем — все остальные уже разошлись спать — Чимин делает массаж Тэхёну, приводит в тонус усталые после тренировки мышцы. Чонгук понимает, что никакого второго значения в этих прикосновениях нет. Тэхён выжат, он действительно нуждается в помощи, иначе завтра он не сможет встать. Чон понимает, осознает это. Но он просто не может заставить отвести взгляд. Не может перестать наблюдать, как Чимин склоняется над их другом, одно колено на диване, возле Тэхёнова бедра, переносит вес на руки, прогибаясь и выставляя взгляду Чона упругий зад, разминает плечи, спину, с силой проводит по позвоночнику, буквально выдавливая из друга болезненный стон. — Тэ, потерпи немного, сейчас станет легче, — Пак мягко, ласково проводит ладонью по спине, успокаивая. Чонгук следит за этим движением, забывая выпустить воздух из легких. Тэхён тихо вскрикивает, когда напряженные мышцы слишком сильно сжимают, Чимин замирает. Гук судорожно подтягивает колено к груди, пытаясь скрыть подступающее возбуждение — вид аккуратных пальцев над острыми лопатками убивает, заставляет самого незаметно прогнуться в спине, словно дотронутся сейчас до него. Он заставляет себя облокотиться на спинку дивана и сосредоточиться на фильме. Картинки мелькают, не удерживаясь в памяти, и Чон не понимает, почему не может подняться и отправиться к себе в комнату. Он почти заставил себя сдвинуться с места, но… — Чимин, можешь помассировать мне зад, пожалуйста? Тот без слов подчиняется просьбе друга, а Чонгук радуется, что удается скрыть свой судорожный вздох за шипением Тэ и шумом телевизора. Он замирает, не отрывая взгляд от ладоней на заднице Тэхёна, как они мнут с силой, разводят немного в стороны, отпускают — Чимин деловито наблюдает, как ягодицы пружинят на место — возвращаются на поясницу. Господи. боже. мой. Чонгук контролирует каждый свой вздох, лицо каменеет, тело напряжено, глаза направлены на экран. Чонгук злится на Тэхёна, охочего до Чиминовых прикосновений, на Чимина, что так спокойно их дарит, на себя. Это даже не ему делают массаж (совершенно обычный, без сексуальной подоплеки!), а стоит уже до боли крепко. — Спасибо, Чимин-и, — выдыхает в подушку Тэхён. — Ты — чудотворец, мой спаситель. Обожаю тебя и твои волшебные руки. Пак светло смеется, кончик языка мелькает меж пухлых губ, а Чонгук кончается как человек. — Гукки, ты как? Чимин обращается к нему, а он только и может, что отслеживать передвижения хёна краем глаза, не в силах вымолвить и словечка. Пак обходит диван, останавливаясь за спиной Чонгука. — Гук? Чон еле сдерживает громкий стон, выдавая лишь едва слышное шипение, когда невозможные пальцы дотрагиваются до шеи, короткими ногтями проводят от линии волос до ворота растянутой футболки. Колено инстинктивно прижимается ближе к груди, увеличивая давление на член. Вдох. Выдох. Чон перегоняет воздух легкими, сдерживаясь. Господи, как же хочется поддаться назад, чтобы руки зарылись в его волосы, удерживая у корней, подтянули к телу за спиной ближе. Хочется, чтобы пальцы скользнули под футболку, к груди, задели вставшие соски, спустились ниже… — Ты весь напряжен, Гукки, где болит? — Чимин обеспокоенно наклоняется к нему через спинку дивана, заглядывая в глаза. Чонгук словно сквозь туман пробирается, встречает полный тревоги взгляд. — Все в порядке, хён, мне нужно… — ты мне нужен, пожалуйста, Чимин-и. — просто поспать. День выдался нелегким. Вон, Тэ уже отрубился. — Да уж, ты прав. Иди в постель, — обдавая ухо горячим дыханием, шепчет Чимин. Чонгук давит всхлип. — Ага. Спокойной ночи. Чонгук поднимается, одергивает длинную футболку, практически взлетает по лестнице, скрываясь в спасительной темноте комнаты. Он устал, разбит, сил совсем не осталось. Делает последнее усилие, стягивая футболку. Член все еще стоит крепко, он слишком чувствительный, кожа покрывается мурашками: в комнате немного прохладно. Чонгук чувствует себя слабым, ощущений для макнэ слишком много, в голове роятся мысли, не ухватишь ни одну. Падает на кровать и шипит, зарываясь лицом в подушки, стараясь расслабиться, отпуская скопившееся напряжение. Становится немного легче: простыни чистые и хрустящие. Приятно. Чонгук утыкается лбом в согнутую в локте руку, выдыхая. Бедра начинают двигаться, трутся о матрас, совсем легко, скорее еще больше разжигая внутренний пожар, чем успокаивая. Едва слышный стон раздается как раз в тот момент, когда дверь его комнаты открывается. — Гукки… Чон замирает на секунду, пропуская сладкий, словно патока, голос через себя — вся выдержка летит к чертям, он и так слишком долго терпел. Он продолжает движение бедрами, усиливая давление на член. — Давай, не сдерживайся. — Чим… Чонгук чувствует прикосновение к пояснице и его подбрасывает, вырывается блаженный стон. — Да, вот так. Рука продолжает движение вниз, к упругим ягодицам, с силой проводит по расселине, к внутренней части бедра, даже сквозь штаны и белье, ощущения настолько долгожданные, острые, Чонгуку кажется, будто его сейчас разорвет. Пальцы нажимают слегка, и Гук сгибает ногу в колене, отрывает бедра от кровати, раскрываясь, моля о том, чтобы Чимин наконец-то дотронулся до него как следует. — Посмотри на себя, такой жаждущий. Чонгук всхлипывает. — Пожалуйста. Чимин подчиняется, снимает домашние штаны сразу вместе с бельем. Гук выдает вздох облегчения, когда голой кожей касается простыни, когда чувствует, что матрас проминается под весом второго тела. Чонгук перед хёном такой раскрытый, такой жаждущий, что Чимин не удерживается, накрывает его собой, проходя грубой джинсой меж ягодиц, вырывая шипение. Зубы вцепляются в загривок, Чонгук вскрикивает, не ожидая такой резкой перемены настроения Мина, стонет, когда чувствует теплый язык, зализывающий укус, подается бедрами вверх, ближе, еще ближе, ему так хочется чувствовать кожу к коже… Раскрытые ладони ведут по ребрам, с силой сжимая, выталкивая чувственные стоны, ныряют вниз, к груди. Гук прогибается в пояснице еще больше, роняет голову на смятые простыни, совсем теряя связь с миром, когда Чимин дотрагивается до сосков. Чонгук захлебывается стоном, ощущая грубую ткань и вставший член хёна у промежности, теплые пальцы, перекатывающие горошины сосков, влажные прикосновения языка на позвонках. Чувств становится слишком много, он просто не выдержит. — Я… Я сейчас… — Давай, кончи для меня, золото, — Чимин оттягивает его соски и Чон бурно кончает на простынь, так и не прикоснувшись к себе. Хён не дает обессилено упасть на влажную простынь, переворачивая его на спину. Чонгук удовлетворенно потягивается, расслабляясь и обращая внимание на Чимина, все еще устроившегося между его разведенных ног. — Ты не..? — Чон переводит взгляд на все еще стоящий колом член хёна. — Ты же не думаешь, что на этом все? Чимин не дает свести колени вместе в защитном жесте, мягко смеется, снова нависая над ним, на этот раз лицом к лицу. Хён все еще в одежде и хлопок футболки ложится на все еще чувствительный орган, отчего Чон шипит, но не отводит взгляд от Пака. Глаза у того темные, черные почти, в них плещется такое желание, что это выбивает из Чонгука весь воздух. — Ты такой красивый, — завороженный, макнэ проводит носом по острым скулам, легко целует сначала одну щеку, затем вторую, минуя приоткрытые губы. Парни делят один воздух на двоих, и только что разреженная атмосфера снова сгущается, предвкушение зарождается внизу живота. — Поцелуй меня. Пожалуйста. Чимин переводит голодный взгляд, острый кончик языка мелькает между полных, мягких губ. — Ну что же ты медлишь, — зло спрашивает. — Не будь таким нетерпеливым, Гукки, — губы Чимина еле прикасаются к губам Чонгука, пока он говорит. Чон рвется, тянется навстречу, а хён, будто издеваясь, отстраняется ровно настолько, чтобы не потерять ощущение чужих губ, но не давая углубить поцелуй. Чонгук практически рычит, руки сжимаются на талии хёна, а Чимин предупреждающе сжимает его горло. Чимин ничего не говорит, но подчиняет одним движением и взглядом, а Гуку только и остается, что смотреть потеряно и в следующий миг задохнуться от долгожданного поцелуя. Гук со стоном впускает в рот проворный язык, теряя связь с реальностью, только пальцы хёна, сжимающие его челюсть, удерживают в сознании. Пак остервенело трахает его рот своим языком и Чонгук просто не может насытиться, отвечает с пылом, жестко кусает губы, позволяет своим рукам судорожно блуждать по телу Чимина, опуститься на ягодицы, заставляя чертовски охуенным бедрам Мина прижаться к его. — Господи, да разденься ты уже и трахни меня, будь так добр. Чимин больше не смеется, быстро стягивая мешающую одежду, наклоняется к прикроватной тумбочке, достает смазку и презервативы. Возвращается к жаждущему Чонгуку, коротко и жестко целуя, прежде чем устроиться прямо напротив промежности, задумчиво смотрит, будто решая в уме сложную задачку. Размашисто проводит языком по члену. Гук только и успевает, что широко распахнуть рот в стоне, как Пак разводит его ягодицы и юркий язык свободно проникает в несопротивляющееся колечко мышц. — Ох, кто-то сегодня развлекался, м? Чонгук краснеет, теряя всю спесь, только что-то неясно мычит в ответ. Чимин обводит языком сфинктер, и вставляет первый палец, растягивая. Второй палец совсем скоро присоединяется к первому, и Мин разводит их на манер ножниц. Гук кусает губы, сдерживая стоны. Пак терпеливо растягивает его, через время добавляет третий, задевая простату. — Чимин! Пальцы на ногах поджимаются, а в уголках глаз собираются слезы. Чимин продолжает методично трахать его своими нереальными, аккуратными пальчиками, а Чонгук еле успевает дышать. — Мне нужно… Пак усмехается, заменяя пальцы толстым членом. Они стонут в унисон, на мгновение останавливаясь, давая друг другу привыкнуть к ощущениям. Чимин любовно проводит руками по внутренней стороне бедра вниз, к сочащимуся естественной смазкой члену, замирает совсем близко, снова дразня. Член дергается навстречу, тянется к прикосновению, с губ Гука вырывается разочарованный стон, когда контакта не происходит. — Ты просто чудовище, хёоо-… Чимин останавливается на тазовых косточках макнэ, сходу задавая мощный темп. Чонгука распирает, он ртом воздух хватает, глаза распахиваются, руки сжимают простыни. — Гук, ты такой чертовски горячий. Чонгук всхлипывает, Чимин меняет угол проникновения и темп, заменяя толчки на медленные, с оттягом. — Боже… — На колени. Чонгук хнычет, когда Чимин выходит из него, заставляет перекатиться на живот и грубо ставит в коленно-локтевую. Чонгук совсем об этом не жалеет, потому что Чимин вбивается так глубоко, что крышу сносит, и каждый толчок проходится четко по простате. — Такая послушная детка, — ладонь с силой бьет по ягодице, оставляя красный след. Из глаз брызгают слезы, Чонгук уже ничего не соображает, это слишком для него, все это, но хочет еще больше, еще, еще, еще. — Так хорошо принимаешь меня. Чимин ставит правую ногу у Чонгукова бедра для опоры, наваливается сверху, и у Чонгука перед глазами звезды взрываются, а потом становится темно на несколько мгновений, концентрируя все чувства в одной точке. Чимин делает несколько финальных толчков и кончает следом. — Гукки..! Как только хён отпускает его бедра, он с обессиленным стоном падает на матрас. Чимин опускается рядом, поглаживая дрожащую спину. — Вот так, детка, все хорошо. Тебе же понравилось? — Ты меня уничтожил. Чонгук встречается взглядом с довольным, сытым Паком. Тот улыбается, сверкая зубами. Гуку хочется стереть эту самодовольную ухмылку, да только сил нет и пальцем пошевелить. Мин и правда вытрахал из него всю душу. — Ты буквально умолял меня об этом, — Чимин подмигивает. — Я тебе отомщу. — Ох, не сомневаюсь. Чонгук с улыбкой проваливается в сон.