Sweet Prince

      Её пальцы скользили по его шее.       — Итак, мой маленький Принц, ты решил, что сможешь выкрасть Белоснежку. и собирался узурпировать мой трон, хм?       Он, конечно, не ответил. Как мог он ответить, когда ему в глотку затолкали кляп? Впрочем, грохот цепей вокруг его запястий и лодыжек вполне сошёл за ответ, и прекрасное лицо Королевы пересекла жестокая улыбка.       — Что же… Теперь это не имеет никакого значения, правда?       У него тёплое горло, и она чувствует пульс, надавливая пальцами на ярёмную вену с такой силой, что он дёргается и пытается отстраниться. Королева смеётся, её смех кажется в каменном подземелье слишком резким звуком, и кончик её заострённого ногтя впивается в самый центр его шеи. Принц падает, и она ведёт ноготь вниз, медленно, оставляя красную линию царапины.       — Потому что теперь ты мой, маленький Принц. И я буду самым прекрасным из всего, что ты увидишь.

***

      Придёт время, и он поймёт, а пока он борется с цепями, приковывающими его к стене, до тех пор, пока они не натирают его запястья, и он не сгибается от истощения и боли. Пока она приходит с холодной водой и промывает его раны, а он приходит к пониманию того, что перед ним госпожа боли и успокоения, лишений и удовольствий, всего, что она на него обрушила. Её плеть впивается в его спину, оставляя за собой бусинки крови, и он кричит, даже плачет, а она склоняется, чтобы медленно, дразнящими «прикосновениями» зализать его раны, заставляя Принца хныкать.       Пока она держит его здесь, затолкав в рот кляп, завязав глаза, позволяя ощущать грубый камень прямо за спиной и цепи, сковывающие плоть, слушая крики издали — или бросив во тьме, с завязанными ли глазами, с развязанными… Она подносит еду и воду к его губам, и он жадно заглатывает всё, что угодно, даже если знает, что вкус будет горчить зельем — он ведь знает, что выбора нет.       Её руки, ногти, губы, зубы изучают его тело, пока он не застонет, пока его эрекция не окажется в её руках, и она будет дразнить и приносить удовольствие, почти доводя до конца — снова и снова, пока он не согнётся от боли, пока не задрожит, не заплачет, не кончит, выкрикивая её имя. А затем она его гладит, приглаживает его волосы, шепчет на ухо такие ужасные, такие прекрасные обещания, что у него подгибаются колени.       …пока она не становится единственным источником света в его невольничьей жизни, прекрасной, неподражаемой посреди глухого камня, тьмы и крыс, заставляющих груды костей биться друг о друга и греметь. Пока она не приподнимает его лицо, заглядывая прямо в глаза, пока он не затоскует по её прекрасному бледному лицу — единственному утешению в окружающем его кошмаре. Пока она не зашепчет вновь и вновь:       — Я на свете всех милее, ведь так?       Пока он не ответит «да» одними глазами, пока не кивнёт, пока не примется повторять ответ своим дрожащим голосом, вновь и вновь…       Пока магия не пронзит каждую его конечность, пока тёмный огонь не проникнет в его кости, разрывая на куски, отправляя в вечность, пробуждая желание, способное содрать с него кожу. Пока он не задышит тяжело, не задрожит у её ног, не сопротивляясь, сгибаясь к самой земле без всяких оков. Пока она не взглянет на него с огнём в глазах…       Пока она не выжжет из его разума все воспоминания о Белоснежке — медленно, мучительно, удивительно. Пока он не встанет пред ней на колени, умоляя сделать себя своим рабом, пока она не улыбнётся, запустив пальцы в его волосы, и не оставит лёгкий поцелуй на его мокром от пота лбу.       — Что же… Спи спокойно, милый принц.