Конечно, буду

      ...Моя голова болела, пульсировала тошнотворными толчками. Грёбаное похмелье! Уже две недели я привык справляться с этой бедой, заливая в глотку пару-тройку банок пива. Ведь пока я сидел дома, отстранённый чёртовым Уоллисом от дела за ту драку со свидетелем, делать больше было нечего.       Меня жрали мысли о Монике. Мысли о том, что я не уберёг её. Мысли о том, что теперь я даже лишился удовольствия отыскать эту тварь, убившую мою сестру – и сам, лично растереть его в пыль. Хотя бы с помощью закона!       Да, я просто подыхал, не находя себе места. И потому пил, как свинья. После отстранения от дела только запой помогал мне ненадолго проваливаться в целительное ничто.       Но сегодня всё пошло кувырком! Пытаясь справиться с тисками боли, скручивающими мои виски и лоб, я сцепил челюсти и на миг зажмурил глаза, крепче схватившись за руль. Проклятье, как же мне плохо! А всё это происходит из-за неё, Тины!       Я наспех припарковался у высокого здания заброшенного торгового центра и выполз из машины. Июньское солнце резануло по моим слезящимся глазам точно бритвой. Под ногами захрустели спрятавшиеся в грязной траве осколки стекла и затрещали пустые банки из-под «Колы». Да, тут определённо продолжается жизнь, только, видимо, подростковая и ночная.       Я осмотрелся: машины Тины не было видно. Обшарпанные коричневые стены здания были молчаливы и невозмутимы. Надеюсь, я успел раньше. И она ещё не приехала. Какое счастье, что эта дурында сначала позвонила мне и рассказала, что свидетель по делу нашего маньяка – Пейперс – назначил ей встречу в старом торговом центре на окраине!       Я осторожно двинулся ко входу в здание, попутно пытаясь обдумать имеющуюся информацию.       Да, странновато. До моего отстранения этого Пейперса уже допросили раз сто и выпотрошили из него всё, что он знал. Потом и я втащил ему несколько раз по оплывшему лицу за сальные шуточки о моей погибшей сестре, заработав выговор от Уоллиса и отстранение. И тут – на тебе! Через почти два месяца после этого Пейперс вдруг звонит Тине – стажёрке из нашего участка. И сообщает, что у него есть ещё сведения!       Нутром я чувствовал, что здесь какая-то лажа. Бредятина. Нет, ну, конечно, это притянуто за уши. Почему бы Пейперсу не прийти было честно к Уоллису и дополнить свои показания? Конечно, он – грязное животное. Наверняка, извращуга, это у него на лице написано. Но иногда свидетели от скуки и собственной ничтожности начинают думать, что живут в криминальном сериале, и вытворяют разную дичь. Вроде как вот он – позвать сюда стажёрку, заманив какой-то эксклюзивной информацией.       Но мне всё равно было как-то муторно от этого.       Ох, Тина... Вчера я не пустил тебя на порог. Ты снова пришла с очередной выпечкой. Но я не пустил тебя. Меня это так раздражает! Твои бесконечные шатания за мной, попытки куда-то смотаться вместе на выходных… Не знаю, что нас ждёт дальше. Зачем мы вообще с тобой закрутили эти бредовые отношения?..       Эти размышления хороводом носились в моей раскалывающейся от боли голове, пока я пробирался по тёмному холлу центра к дальней двери. Судя по всему, раньше она вела в какое-то подсобное помещение или небольшой магазинчик. Время от времени я останавливался: не услышу ли чего подозрительного? Но всё было тихо.       Моя ладонь непроизвольно легла на кобуру. И я в очередной раз сквозь вспышку слепящей головной боли порадовался тому, что сохранил дома старый пистолет отца (своё-то оружие я сдал вместе с жетоном).       Надо дождаться Тину. И потом прижать этого Пейперса. Мне плевать на то, что я сейчас официально не коп. Если у этого жирного козла есть ценные сведения, и это поможет поймать зверя, убившего мою Монику – я пойду на всё.       А потом сам свалю из полиции.       И от Тины.       Хватит мучить и её, и себя этими странными недоотношениями.       И тут...       – Я так и поняла, что это ты!       Громкий, полный испуга и паники голос Тины я узнал в секунду. Мою спину окатила волна ледяных мурашек, когда в ответ тут же прозвучало:       – Как славно... А я думал, ты не клюнешь и не приедешь. Но всё гениальное – просто...       Неприятный фальцет вперемешку со сбивчивым дыханием. Моя память на лица и голоса сразу соотнесла его с образом низкого тучного парня с залысинами и сальной ухмылочкой.       Пейперс! И он здесь! Они с Тиной там, за дверью. Но что он, Пейперс, несёт? Какого хрена...       Грохот выстрела не дал мне додумать.       Несколькими прыжками я преодолел расстояние до двери, ударом ноги вышиб её и ворвался в помещение. Я ни о чём не думал. На уровне подсознания тренированный мозг полицейского сработал как часы, минуя и похмелье, и боль. И, влетая в полутёмную комнату, я уже всё знал.       Тина лежала на спине на полу у самого входа. Её маленькие ладони хаотично двигались по животу, пальцы сминали ткань легкомысленной жёлтой футболки, на которой так чудовищно алело и росло кровавое пятно.       В углу что-то захрипело и захрюкало. Вперёд выдвинулся трясущийся от смеха Пейперс, поднимая в мою сторону руку с пистолетом.       Я не стал ждать его дальнейших действий. Миг, привычное движение – в моих пальцах щёлкнул курок. Грохот, вскрик – и туша Пейперса хлопнулась навзничь на пол. Последнее, что я увидел на его лице – бордовая точка на лбу.       – Брок...       Тина слабо пошевелилась, пытаясь подняться. Я опустился на колени рядом с ней и остановил эту попытку.       – Лежи. – Я заговорил с ней, стараясь не смотреть на то, что жёлтая футболка почти вся покраснела. – Лежи.       – Я умру, Брок...       – Лежи, ненормальная! – заорал я.       Отбросив пистолет, я вытащил мобильник – и только сейчас заметил, как меня колотит.       Меня трясло как под ударами тока. Похмелье, головная боль – куда всё испарилось? Мне показалось, что весь мир, вся моя жизнь съёжились до размеров этой грязной комнаты, в одном углу которой валялся труп наконец-то пойманного маньяка. А в другом...       А в другом сейчас умирала она.       Та, которую я...       Я с трудом набрал номер скорой, сообщил координаты.       Та, которую я...       – Люблю.       Последнее слово я не подумал. Я сказал его. Из моих глаз вдруг хлынули слёзы. Не так, как обычно пишут про мужчин. Именно хлынули.       – Что ты сказал, Брок? – побелевшими губами пролепетала Тина.       – Я тебя люблю.       Чёрт возьми! Неужели должна была случиться вся эта дрянь, чтобы я всё понял? Плача, я прикоснулся к Тине, не смея её пошевелить. Неужели я снова не уберёг то, что мне дорого? В случае с Моникой всё было иначе. Сестра была моей семьёй. Одни друг у друга, одни в целом мире... Но я всегда знал, что Моника – часть меня, часть моей души. И, когда Пейперс убил её – я теперь точно знал, что это был он – я потерял эту часть.       Однако теперь было в сотни, тысячи раз больнее! Хотелось выть от осознания того, что я сейчас терял вновь то, что раньше никогда не ценил!..       Тина смотрела на меня взглядом, который постепенно заволакивало таким до ужаса понятным туманом – туманом смерти. Но пока она всё понимала.       – Любишь... Наконец-то я это услышала, капитан Брок Даркейн, – попыталась усмехнуться Тина. – За всё время наших отношений ты ни разу этого не говорил. Знаешь, я благодарна... – Она закашлялась, выплевывая кровь. – Благодарна Пейперсу. Без его пули я бы не узнала счастья...       – Ты можешь замолчать? – Я мог лишь шептать. Моё горло перехватил спазм рыданий. – Да, я люблю тебя, самая несносная, настырная, беспечная и безголовая женщина на планете! И я хочу любить тебя и дальше, всю свою жизнь, чёрт бы тебя побрал! Но только живую! Молчи и не шевелись, умоляю... Скоро прибудет помощь. Только молчи и не шевелись! Хотя бы сейчас послушай меня, Тина!       Руками я гладил её волосы, отмечая про себя, насколько же они приятны на ощупь. Мои слова о любви вырвались помимо моей воли – но я был рад. Я был в ужасе от обстоятельств – и я был счастлив, да-да.       Бог ты мой, я ведь любил эту девчонку, оказывается! Во мне с треском сломалась будто бы ледяная стена. Поток огня вылился прямо в сердце, сметая на пути все условности и комплексы... Мне было больно и страшно за Тину. Я осознавал, что вот-вот могу лишиться её навсегда. Но вместе с этим я понимал, что так счастлив я не был никогда!       – Брок... – Тина сглотнула. Говорить ей становилось всё тяжелее. – Скажи... а ты теперь и тот шарф будешь носить... который я вязала на Рождество для тебя? Ведь будешь?..       Я припомнил то ужасающее творение жёлто-сиреневой расцветки. И полутораметровой длины.       – Конечно, буду.       Я склонился над лицом Тины и поцеловал её.       Вдалеке зазвучала сирена «скорой».