Ничтожество

      Разъяренный вопль отца, звук удара, всхлип матери — вот она, обратная сторона идеальной картинки. Но ведь так было не всегда?       Лидия лежала на его кровати, сверля отрешенным взглядом потолок. Если глава семьи об этом узнает, то проблемы будут у всех домочадцев, но ей было все равно. Спальня Себастьяна стала живым призраком в их мертвом особняке. Густав приказал делать вид, что этой комнаты, как и ее хозяина, не существует. Он оставил её абсолютно нетронутой с того злосчастного дня: открытый тайник под половицей, ряд строгих костюмов в шкафу, альбом с рисунками в тумбочке; лишь толстый слой пыли выдавал, что в ней не жили долгое время. Год.       Их быт перевернулся не сразу. Лестница в ад была длинной. Сначала царила иллюзия того, будто ничего не произошло, и сын просто в некой абстрактной поездке. Однако, день за днем вспышки гнева, которые Лидия раньше списывала на раздражение, вызванное непутевостью и бездарностью младшего брата, становились чаще.       И вот она уже стоит в центре небольшого зала, щека болезненно ноет, а в ушах звенит «ничтожество». Мать аккуратно убирает её руку от ушибленного места, тихо говоря отправиться в ванну и привести себя в порядок.       — Если бы он не ушел, то папа бы не изменился! — Хриплым, от подступившего из-за досады кома в горле, голосом отчаянно лепечет девушка. Её пронзительно голубые глаза буравят высокую, статную, но необъяснимо прозрачную фигуру родительницы       — Нет, он всегда был таким.       Эти слова были сказаны с твердой уверенностью и печалью, в них не было её обычного испуга и трепета, которые юная наследница привыкла в ней наблюдать. Она долго и кропотливо перемалывала этот короткий ответ. Мимолетная сцена, которая могла бы затеряться в многочисленных подобных воспоминаниях, омрачивших её жизнь, стала ключом к её прозрению.       Сам, возможно, того не подозревая, Глэм был незримым барьером, защищающим родных от безумия и маниакальности Густава. То, что она считала оправданным воспитательным процессом и человеческим фактором, оказалось лишь отголосками того нескончаемого потока желчи и злобы, что Швагенваген позволял себе выплеснуть на близких, дабы в обществе оставаться все тем же безукоризненным и полным достоинства джентльменом. Крайне соблазнительно и не затруднительно срываться на подростка, который находится в непосредственной зависимости от тебя, а ещё легче прятаться за его спиной.       Все казалось таким противоречивым, непонятным и несправедливым. Рукоприкладство в музыкальных кругах не было редкостью. Консервативные преподаватели действительно били учеников линейкой в качестве наказания за неправильную постановку рук или иной огрех. Но Лидия не могла не заметить ту нездоровость, с которой их отец терзал Себастьяна. Каждый раз бросая ему в след острую шпильку, она невольно думала: «Хорошо, что он не занимался со мной лично.»       Однако, причиной ее колких фраз было именно то, что господин Швагенвагенс уделял своему младшему ребёнку в разы больше внимания. Для неё отец был далекой, авторитетной персоной, заслужить чью похвалу великая честь, о частных занятиях она и не мечтала. Большим успехом было добиться его прихода на отчетный выпускной концерт. Лидия была бесспорно талантлива, но со временем она потеряла нечто очень важное, что превратило для неё музыку в средство достижения собственных целей. Себастьян же был гениален, и несмотря ни на что, не утратил хрупкую связь между струнами души и скрипки.       Детская зависть смешалась с сожалениями об утраченной возможности изменить их отношения. Ее извинения будут приятны, но они ничего в корне не поменяют, только заставят очередной раз задуматься о правильности своего решения.       «Мы никогда не были настоящей семьёй, нас всех связывают лишь чернила в документах. Из наших жизней исчез младший брат, сын и наследник, а мы сожалеем о потерянной фальшивой гармонии.»       Дверь с грохотом распахнулась. Из-за сумрака комнаты слегка сгорбленный силуэт Густава с пустым стаканом в правой руке, загораживающий собой свет со стороны коридора, выглядел особенно устрашающе. Сердце пропустило пару ударов. Но она не боится. Уже нет.

«Лучшее, что я могу для тебя сделать, занять твоё место и не дать пожалеть о сделанном выборе спустя года, когда мы встретимся в последний раз»