Со вкусом вишни

Черри всегда яркая до невозможности, опасная, непредсказуемая и взрывная. У нее и одежда вызывающая, и во взгляде азарт, и в каждом жесте нет-нет, но проскальзывает что-то по-кошачьи-грациозное, текучее и соблазнительное. Но самое яркое ― пухлые губы с красной помадой. ― Че-е-ерри Бомб! Она хохочет, когда по утрам слышит этот гневный окрик, рассиживая на подоконнике и играясь с одним из миньончиков. Они, вообще-то, милые, когда не вооружены до зубов и не лезут в атаку из всех дыр Пентаграмма, так что не отстреляешься. Номер 53 вот тянет к ней ручки и сонно обнимает за шею, а она, посмеиваясь звонко, поправляет на нем колпачок. Ровно до тех пор, пока не распахивается дверь и не врывается хозяин дома. ― О, Пенти, ты уже проснулся? Единственный глаз хлопает ресничками кокетливо и игриво, словно вот она такая, сама невинность, в одной из его рубашек, едва ли прикрывающих округлые крепкие бедра, сидит и ничегошеньки не знает. Вот только Пентиус не верит в ее невинность, щурится подозрительно и подползает ближе. ― Ну и как ты это объяс-с-снишь?! Он бесится. Всегда, когда бесится, начинает шипеть и скалиться, обнажая ряд острых зубов, выгибает свои тонкие брови и поднимает до невозможности капюшон с двумя парами глаз. Черри это забавляет и заводит. Потому что когда он бесится, он чхать хотел на все приличия, чертовы принципы и джентльменский кодекс ― или что там у него? ― и ведет себя слишком властно, слишком горячо. У Черри от этого невольно острый язычок скользит по губам дразняще, а в глазе хитрые искорки пляшут. ― Объясню что? Под дурочку тоже порой можно покосить. Под милую, наивную дурочку, у которой, однако, внутри адское пламя, готовое неосторожного спалить дотла. Ее адское пламя сжигает алыми взрывами и кучей блесток, потому что красиво и прикольно, когда опасность мешается с чем-то милым. Да и почему нет? У змейки вон уже и хвост ходуном ходит, бьется опасно по полу и скручивается кольцами. Уже представляет, бедный, как удушит ее после… если поймает. ― Вот это! Его палец указывает себе на щеку, и на шею, и, чуть повозившись с пуговицами, на изгиб плеча. Черри задумчиво смотрит, словно в первый раз видит ― ведь за сегодня и правда в первый! ― а следом отпускает с рук сонного 53-го и соскакивает вниз на пол. Босые ноги шлепают по половицам, пуговицы расстегнуты почти до груди, а пышные волосы спадают по плечам, не собранные по обыкновению в хвост. ― Это… ― острый ноготок задумчиво чертит всю дорожку по точкам от щеки и вниз, пока она привстает на цыпочках и рассматривает внимательно, со взглядом ученого на референдуме. Змей вздрагивает. ― Следы от помады. Да. Определенно, ― серьезно кивает она и смотрит в малиновые, подернутые яростью глаза. ― Да неужели?! ― вздергивает бровь Пентиус. Хвост опасно рушится рядом с босыми ногами. Этот безумный гений только выглядит щуплым и худым со своей изящной тягой к пиджачкам, а на деле весит огого сколько, и хвостом при желании вмажет так, что мало не покажется. Вот только девушек своих не бьет, какая жалость. Иногда не хочет, иногда достать не может. ― И откуда же они взялись, позволь узнать?! ― Ты слишком крепко спишь после секса, ― негромко отвечает Черри, а следом не выдерживает и хохочет от саданувшего по паркету хвоста. Ровно на том месте, где еще секунду назад стояла она до ловкого прыжка. ― Ну-ну, старик, не злись, это нормально так выматываться. За два-то захода в твоем возрасте, ― новый удар проходит в паре миллиметров от ее тела, и Бомб понимает ― хватит, надо сбавить обороты. Она легко уходит в бок и подлетает вплотную. ― Я тебя с-с-сейчас… ― малиновые глаза сверкают яростью, а с клыков падают капельки яда. Черри эта опасность заходит, будоражит все внутри и подстегивает к действию ничуть не меньше, чем Пентиуса ее слова. ― Мне нравится, когда спишь так крепко. Это мило, ― быстро-быстро шепчет Черри, прежде чем впиться жадным поцелуем в губы жарко, страстно и с полной отдачей. Она чувствует, как змеиные пальцы стискивают ее за талию, как одна из ладоней опускается на оголенную ягодицу, ныряет под ткань и жмет ее до сладкой тяжести внизу живота. Черри мурлычет в губы и легко цепляется за шею, подскакивая и повисая на его руках. И Пентиус сейчас ей больше ничего точно не скажет, зато в полной мере даст ощутить его всего… ― И на кой черт тебе эта яркая помада? Змей лежит разморенно на диване, пока Черри, сидя на нем, застегивает на теле рубашку ― его рубашку! ―и расправляет пальцами пряди волос. Она еще горячая, пахнет влагой и неугасшим возбуждением, чуть подрагивает от ощущений, а Пентиус лениво скользит по крепким бедрам взглядом и кончиком хвоста. ― А что с ней не так? ― улыбается хитро Черри, опираясь ладонями в его грудь. ― Вульгарно, ― фыркает змей и, вопреки недовольству, нежно скользит ладонью по щеке, а кончики пальцев замирают на пухлых губах со стертой помадой. Черри хихикает и целует их, мажет коротко язычком и отстраняется, соскакивая на пол. ― Без нее не так интересно, ― бросает через плечо она. ― И кстати… ― в ладонь Пентиуса опускается какой-то предмет, а Черри тут же разворачивается и идет наверх, к комнатам. ― Она водостойкая, средство для снятия макияжа в ванной! ― кричит она, прежде чем смыться. Пентиус непонимающе моргает и косится на предмет. Карманное зеркальце? Он осторожно ― а вдруг очередная шутка?! ― открывает его и заглядывает внутрь. Нет, обычное дамское зеркальце. Тогда зачем… Змей осекается на собственных мыслях и с ужасом рассматривает собственное лицо и шею, покрытое алыми смазанными пятнами. В груди клокочет обреченная ярость, а с губ срывается только раздраженное и хриплое: ― Че-е-ерри Бомб! И ее звонкий смех в ответ.