Боги умирают весной

Они снова на поле битвы, главное – неизменно вместе.       Всё происходящее объясняется из раза в раз простой фразой: они – боги войны; боги, которым суждено залить землю свежей кровью, удобрить почву грудой еще теплых, но обездвиженных тел. Му Цин стоит с Фэн Синем плечом к плечу, как на протяжении всех веков, и пытается делать вид, что всё в порядке; что тысячи умирающих на глазах солдат не вызывают в его душе никакого отклика.       Иногда Му Цин задумывается, а есть ли у него душа. И закрывает глаза, чтобы не отвлекаться на реальность.       Прикосновения Фэн Синя отдают холодом – как и, в принципе, всё в этом мире. Всё отдает морозом, пробирающим до самых костей. Всё кричит о том, что Вселенная подходит к концу своего существования.       Му Цин сжимает кулаки, но чужие ладони со своего плеча не сбрасывает. Пытается прочувствовать каждое мгновение, косвенно проведенное вместе, но не может понять, что испытывает сам: страх, растерянность или всё же мнимое удовлетворение. Генерал Наньян ничего не говорит, продолжает стоять неподвижно. Время тихо ускользает куда-то мимо двух почти-не-богов, стоящих в середине недавно закончившегося сражения. Вся броня генералов в крови; мертвые солдаты, земля и, кажется, даже восходящее солнце – тоже.       – Нам нужно идти, Му Цин, – Фэн Синь шепчет; тишина добавляет лишний груз на плечи, но нарушать ее почему-то не хочется. Сюаньчжэнь усмехается. – Куда идти? Нас где-то ждут? Фэн Синь понимает, что, конечно же, никто их нигде не ждет – Небеса отвернулись от своих детей, погрузившись в саморазрушение. Больше нет места в этом мире для забытых всеми богов. На Земле теперь правят люди.

***

В последний раз они встречаются в царском саду. Не мертвые, но далеко не живые – еще не исчезнувшие бессмертные, о которых уже никто не вспоминает; ни единая душа не сможет их заметить, даже если они сами того захотят. Действительно, теперь они какие-то недо-боги. Тошно от самих себя. Му Цин снова чувствует холод и неприятно морщится, когда снег летит ему в лицо. Он проходит дальше по огромному саду, вдоль высаженных деревьев, которые покрыты белым налетом, и недовольно всматривается в фигуру Фэн Синя. Фэн Синь лежит под одной из слив и беззаботно улыбается пришедшему. Му Цин видит усталость во взгляде. Он разделяет чужие чувства, потому что внутри у него такая же пустота и разочарование. Безнадега сковывает, но Му Цин находит в себе силы кивнуть в знак приветствия, останавливаясь рядом с генералом Наньяном. – Чего стоишь? – Фэн Синь приподнимается на локтях и кивает на землю рядом с собой. Му Цин в ответ хмурится – Фэн Синь смеется. Знает, что его товарищ привередлив во всём. Да и для кого в здравом уме покажется хорошей идеей лежать на промерзшей, еще не отошедшей от зимних морозов почве? Но, на удивление, Му Цин присаживается, хотя с явным недовольством – его привычка закатывать глаза, возможно, единственное, что осталось неизменным с прежних времен. Так они и сидят, не произнося и слова. Фэн Синь прислоняется ближе, задевая плечом, и Му Цину впервые за последние двести лет по-настоящему тепло. Но Сюаньчжэнь знает, что это ненадолго; чувствует, что совсем скоро их иллюзия с надеждами на какое-никакое будущее разрушится, и эти осколки добьют тех, кто еще пытается держаться. Му Цин никогда не любил. Он долго сомневался, что вообще способен к кому-нибудь привязаться. Но привязался – к единственному человеку, который остался с ним, когда весь мир полетел к черту. Му Цин хотя бы перед забвением хочет сделать что-то, о чем не будет жалеть. Он берет Фэн Синя за руку – тот не сопротивляется, лишь наблюдает из-под полуприкрытых век. Генерал Наньян разделял со своим товарищем одиночеству и тоску. Му Цин первым решается разрушить тишину: – Тебе не страшно? – его голос дрожит. Фэн Синь понимает – читает эмоции, отражающиеся во взгляде, и осмеливается крепче сжать ладонь. – А чего теперь бояться? – Забвения. Бояться того, что дальше ничего нет. Разве боги перерождаются? – Му Цин не отводит взгляд, нервничает и кусает губы, пытаясь правильно подобрать слова. – У людей есть, то есть была вера. Они думали, что после смерти могут вознестись. Ну или переродиться. Они знали, что у них есть второй шанс. А у нас даже нет надежды на него. Хотя мы и не заслужили. Фэн Синь понимает, что впервые Му Цин делится своими переживаниями. Внутри Наньяна всё сжимается; он выпрямляется, подгибает колени и тянется к своему товарищу за объятиями. Му Цин не отталкивает – льнет ближе, потому что знает, что сейчас можно сбросить свою холодную маску неприступности. Всё равно больше незачем прятаться – это конец. Фэн Синь стряхивает с серебристых волос крупные снежинки, прерывает объятия, смотрит на чужое лицо и почему-то хочет рассмеяться. У них должен был быть другой конец. Возможно, далеко не счастливый: они могли умереть от лап демона, быть свергнутыми или проклятыми завистниками, но никак не наблюдать последний в их жизни закат, вместе, с полным осознанием того, что вот-вот и они растворятся в невесомости. Му Цин поднимает взгляд и не может не восхититься – показывает Фэн Синю, что цветки на ветках дерева, под которым они сидят, начинают распускаться. Наньян тоже наблюдает, словно завороженный – розовые лепестки в лучах уходящего солнца отдают каким-то багровым оттенком. Всё правильно. Боги умирают весной; весной, когда начинает цвести слива.