Keep true to the dreams of thy youth

      Саша помнит, как это началось. Они были знакомы с девятого класса – новенький со странным именем Адам подсел к нему за парту и "понеслось". Саша сразу нашел общий язык с, как он узнал позже, поляком дворянского происхождения. Романов и Чарторыйский быстро стали "попугаями-неразлучниками", которых сложно представить по отдельности друг от друга. Взаимно влияя друг на друга, они приносили в дружбу не только новые знания или навыки, но и вредные привычки. Так Адам подбил Сашу начать курить в десятом классе, а Саша в свою очередь научил Адама прогуливать последние уроки. "Курица не птица – физра не урок," – слишком уж часто раздавалось над ухом Чарторыйского, лениво скидывавшего учебники с парты в рюкзак. В такие дни они шли к Романову, валялись на его кровати и смотрели какую-нибудь документалку по "Нэшнал джиографик". Не то что бы это было очень интересно, просто Саше нравилось наблюдать, как Адам зевает, прикрывает глаза и забирается пальцами в Сашины кудри. Это что-то вроде ненавязчивого действия, которое никто не расценивал, как что-то большее, чем проявление дружеских чувств. Романов не задумывался о своей ориентации до Адама. Ему всегда нравились девочки. Не зря же Сашенька, гордость семьи и ловелас похлеще многих, так долго бегал за Лизаветой из параллельного. Их недо-роман продлился не больше 3-х месяцев, но опыт был занимательный. Особенно интересно было наблюдать, как Адам все эти три месяца поджимал губы при виде счастливой парочки. Чарторыйский казался странно радостным после окончания отношений Саши. Может быть, это потому что в их дружбу вернулись посиделки у Романова дома вместо последних уроков. Саша нехотя признался себе, что соскучился по знакомой ладони в волосах. Всё заметно изменилось в начале одиннадцатого класса. После трёх месяцев отдыха на пороге кабинета появился не знакомый "пшек", а статный юноша на пороге восемнадцатилетия с томным взглядом, вьющимися волосами, бархатным голосом и невероятно красивыми руками. Да, пожалуй, тот момент можно считать утратой Сашиной гетеросексуальности. Адам тогда привычно улыбнулся, потрепал его по волосам и сел рядом. Всё изменилось еще больше, когда на вписке ("Терпеть не могу это слово, Саша") в честь начала учебного года Сашенька-гордость-семьи напился в слюни. Несмотря на состояние, Романов запомнил всё до мельчайших подробностей. Тогда Чарторыйский еле усмирил его нездоровую активность и потянул за собой на улицу продышаться и заодно покурить. Саша прислонился к стене, наблюдая как Адам подносит зажигалку к кончику сигареты и глубоко вдыхает. – Ты знаешь, насколько ты красивый? – Романов, успокойся, ты перебрал, – шумный вздох, и карие глаза смотрят прямо в Сашины. – Да пошёл ты, – сейчас или никогда, Саша продвинулся еще ближе, выхватил сигарету из губ напротив и прижался к ним своими. Немного неуклюже, но пьяному Сашеньке всё можно простить, да? Тем более, когда на поцелуй отвечают. Сашенька хватался за плечи, проходился пальцами по ключицам, чтобы обнять за шею и прижаться ближе, пока чужие губы терзали его собственные. Нехотя отстраняясь, Романов откинулся спиной на холодную стену и взглянул на Чарторыйского. Тот смотрел на него привычным томным взглядом, и только растрепанные волосы и покрасневшие губы были уликами преступления, которое они вдвоем совершили. Совершенно без слов, Адам снова поцеловал его: в этот раз медленнее и мягче. Сашенька, давно забывший о поиске потерянной гетеросексуальности, тянулся к рукам, проходящимся по его талии. Кажется, это продолжалось долго, до звуков открывшейся рядом двери и чьих-то голосов. Саша тогда подумал, что забудет всё наутро, хотя сам он этого не хотел. Забыть всё наутро не получилось и смотреть в глаза другу было неловко. Еще хуже было наблюдать, как Адам ведет себя. Как обычно. Как будто-то бы ничего не случилось. Романов тогда принял правила игры и вёл себя так же на протяжении целой недели. Всё снова пошло не так во время обыденных посиделок у Саши дома. Он просто не выдержал, когда знакомые пальцы начали гладить его по волосам. Саша тогда резко вскочил, сел напротив Адама, закрывая ему просмотр очередной документалки, и начал хмуро смотреть на друга. – Ты чего? – Нет, это ты "чего"? – во всегда спокойном Сашеньке сейчас закипало раздражение, – Не хочешь объясниться? – Я думал, ты забыл, что тогда было, – сразу понял о чем речь Адам, как-то нервно закусивши губу. – Такое забудешь, – романовская злость спадала так же быстро, как появлялась, – ты мне нравишься. Расценивай, как хочешь. Можешь считать меня эгоистом, но я не хочу справляться с этими мыслями в одиночку. Можешь даже бросить меня... Саше не дали договорить. Парень был прерван настойчивым поцелуем ("Вообще-то, это очень банально, – сказал бы Адам). Романов был удивлен, ведь не ожидал такой реакции на свою исповедь, но с готовностью начал отвечать, пытаясь забрать инициативу. Через несколько минут долгих поцелуев и томных вздохов Саша уже лежал на подушках, а Адам спускался губами по его шее. В тот вечер Чарторыйский как-то задержался у своего друга, что пришлось объяснять родителям "очень интересным фильмом".