Пожалуйста, спаси меня

Последняя учебная неделя перед Рождеством всегда была какой-то особенно сумасшедшей: Гермиона, даже со всей своей пунктуальностью, умудрялась все же оставлять что-то на последние дни, и теперь судорожно доделывала домашние задания, целыми днями обитая в библиотеке. Находиться в гостиной или спальне было совершенно невозможно — всех вокруг только и интересовал Святочный бал: партнеры, платья, наличие сливочного пива и выступление какого-то музыкального коллектива. В общем, все то, что саму Грейнджер интересовало крайне мало. Бал? С кем ей туда идти? С Гарри, который не может найти в себе смелости — даром что самый известный мальчишка во всей Магической Великобритании! — позвать Чжоу с Рейвенкло? Совершенно никакой уверенности в себе, совершенно! Или может быть, ее позовет Рон? Рон, который вообще, кажется, не способен увидеть в ней девушку. Впрочем, оно, наверное, и к лучшему: танцевать он вряд ли вообще умеет. А Гермионе — пусть и глубоко-глубоко в душе — танцевать хотелось. Она и платье купила (ладно-ладно, сделать это ее заставила мама еще летом, ведь «ты же уже взрослая девушка, Гермиона!»). — Грейнджер, все учишься и учишься? Голос кого-то из близнецов Уизли возник у нее за спиной, и Гермиона от неожиданности наделала клякс в эссе. Мерлин бы их всех!.. — Что нужно? — чуть злее, чем следовало бы, возмутилась Гермиона и развернулась, чтобы увидеть Фреда и Джорджа с одинаковыми улыбками на пол-лица. Она уже сразу поняла, что дело серьезное, раз они пришли ради нее аж в библиотеку. Вообще говоря, Гермиона смутно подозревала, что близнецы часто наведывались в библиотеку — невозможно было создать все эти их конфетки без знаний! — но делали это незаметно, чтобы (вот дураки!) не попортить репутацию. — Решили не дожидаться, пока Гарри… — Или Рон… — Или Невилл… — Или Виктор Крам… — Или Снейп… — Эй! — Ладно-ладно, братец, со Снейпом погорячился… — Так вот, Грейнджер… — Не согласишься ли ты… — Пойти со мной на бал? На последней фразе один из близнецов ткнул себя в грудь пальцем и добавил шепотом, для пущей убедительности: — Я Фред, если что. На груди у него, естественно, красовался свитер с буквой «Д». Гермиона только глаза закатила. — Соглашусь, если один из вас на бал покрасит волосы несмываемой краской. Я не собираюсь танцевать сразу с двумя, ясно? И вернулась обратно к чтению учебника трансфигурации. Ответом ей была возмущенная тишина — довольно улыбаясь себе под нос, Гермиона ощущала, что хотя бы на мгновение смогла удивить близнецов Уизли. В самом деле, ей совсем не улыбалась мысль путаться в близнецах, которые смогли бы провести даже ее при большом желании. А в том, что это желание у них появится, она даже не сомневалась. — Ну и какого цвета у тебя платье, Грейнджер? — в конце концов спросил у нее тот, который назвал себя Фредом. Гермиона вновь обернулась, вопросительно подняв бровь. — Розовое. С рюшками, — ехидно отозвалась она. Воспринимать всерьез и этот разговор, и это предложение она не собиралась. — Тогда жду вас, мисс Грейнджер, в семь вечера в субботу у дверей Большого зала, чтобы вы могли быть моей спутницей на этом чудеснейшим балу. И Фред отвесил ей поклон. В его глазах танцевали дьяволята. Гермиона закатила глаза. А на Святочный бал Фред пришел с розовыми волосами. И этот цвет идеально подходил под ее голубое платье. Гермионе вновь снился Святочный бал, и было в этом сне что-то невероятно тревожащее, так что она вновь проснулась разбитая. Радовало только, что можно будет сбежать на работу и как можно меньше думать. Она оделась, спустилась вниз и едва не подпрыгнула от неожиданности, когда увидела спящего на диване Рона. Она совсем забыла про него! — Рон! Парень тут же проснулся и резко сел, испуганно обернувшись. Потом расслабился, заметив ее. — Доброе утро, Гермиона. На работу? Она фыркнула: Рон был похож на сонного кота. Коротко кивнув, она отправилась на кухню и начала готовить кофе, давая другу время, чтобы он смог окончательно проснуться. — Расскажешь, что произошло вчера? — спросила она, протягивая ему напиток. Оба они последнее время пристрастились к обжигающему черному кофе: одна из немногих маггловских привычек, которые нравились Гермионе. Рон вздохнул. — Поссорился с родителями. Из-за Джорджа. При упоминании Джорджа Гермиона нахмурилась и опустила взгляд. Но Рон не собирался молчать о брате: пусть Гермионе было больно из-за того, что погиб Фред, а не Джордж, но Джордж все равно не заслуживал, чтобы о нем забыли. — Они даже ни разу не навестили его после того, как он съехал из Норы. Подожди, — он покачал головой, не давая Гермионе перебить его. — Да, я понимаю, что им очень тяжело. Но у них есть мы. У них есть Джинни. У них есть Перси — ты бы знала, сколько он времени проводит с мамой! А у Джорджа никого нет, понимаешь? — Но ведь есть ты. — спокойно произнесла Гермиона, словно бы ей ничего не стоило удержаться от слез. — Да черт возьми! — воскликнул Рон и тут уже замолчал, увидев, как вздрогнула от его крика Гермиона. Когда-нибудь он научится держать себя в руках? — Извини. Понимаешь, Гермиона, это очень тяжело. Каждый день приходить к нему и понимать, что ты единственный, кто хочет помочь. Он сам-то не хочет себе помогать, понимаешь? Это просто… ладно. Извини, мне не стоило говорить об этом. Вкусный кофе. Я пойду, пожалуй. И он поднялся. Гермиона смотрела на свою кружку, не в силах поднять голову. Рон уже успел пожалеть, что вообще что-то начал ей рассказывать. Она была такой уязвимой, такой потерянной в своем горе. А Рон продолжал видеть в ней сильную личность, человека, который никогда не останавливался перед трудностями, девушку, которая всегда добивалась своего. Возможно, он ошибался. А возможно, ей тоже нужна была помощь. — Может быть, навестишь его? — тихо спросил он, помедлив у двери. Но она только молча покачала головой, не глядя на него. Рон ушел. И только потом вспомнил, что даже не спросил у Гермионы, как она себя чувствует. «А ведь она тоже никогда не спрашивает про тебя», выдал ехидный голос в его голове, но Рон только отмахнулся. К черту голоса. К черту все. Когда Рон ушел, Гермиона не смогла заставить себя сразу собраться и отправиться в Министерство. Его слова не давали ей покоя: она ведь совершенно забыла про Джорджа. Если не считать, конечно, сумасшедшие сны — но их она точно не собиралась воспринимать серьезно. А вот то, что она уже несколько месяцев нарушает обещание, данное Фреду, и избегает Джорджа — это неправильно. Но что она ему скажет, если придет? Ей казалось, что как только она увидит его, сразу же начнет рыдать. Джордж и Фред были слишком похожи: внешностью, жестами, речью, характерами. Различия они тщательно скрывали, даже от самых близких, изо всех сил пытаясь казаться единым целым, неразличимыми частями друг друга. И Гермиона, со всей присущей ей логикой, видела в этом что-то ненормальное: было невозможно, что они совершенно не стремились к самоидентификации. Конечно, она знала, что они отличаются. И она знала, каким был Фред, когда оставался наедине с ней, когда его личность полностью оголялась перед ней. Но она совсем не представляла, каким был Джордж сам по себе, без Фреда. И эта неизвестность пугала ее. Но она ведь должна была хотя бы попытаться, верно? Если не ради Джорджа и себя, то хотя бы ради обещания, данного Фреду. И ради Рона, который, как и всегда, отчаянно нуждался в ее помощи. А Гермиона Грейнджер всегда стремилась помогать тем, кто в этом нуждался. *** Молли не могла уснуть всю ночь — рядом точно так же ворочался Артур. Она все думала о словах Рона и никак не могла понять, когда упустила происходящее с сыновьями из виду. Когда так сильно повзрослел Рон? Когда он стал таким ответственным? Когда он начал понимать что-то лучше, чем она? А Джордж? Она не знала, что с ним. Материнское сердце чувствовало его боль, но сама Молли совсем не знала, чем ему помочь. Близнецы всегда были так замкнуты друг на друге и так редко нуждались в ее помощи, что она совсем забыла, каково это: заботиться о них. Думать же об одном Джордже, без Фреда, она и вовсе не могла. Живой Джордж, мертвый Фред — это было невозможно, нереально, кощунственно. Магия не могла так поступить с ними. Магия не посмела бы так поступить с ними. Они должны были уйти вдвоем. Они должны были погибнуть вдвоем. Она ужаснулась этой мысли. Эгоистично она была счастлива, что Джордж был жив — ведь в нем она все еще могла видеть и Фреда — но сердцем она чувствовала, что близнецы должны были быть вместе. В горе и в радости. И даже смерть не разлучит их. Молли знала, что магия ошиблась, и эту ошибку Молли не могла ей простить. Рано утром она поднялась, так и не сомкнув глаз за ночь, и принялась готовить завтрак. Ничто в целом мире не помешало бы ей заниматься домашними делами, потому что в конце концов на что еще она была способна? Никогда раньше Молли не чувствовала себя такой бесполезной, а свою жизнь — бессмысленной. Ее сыновья выросли. Ее дочь больше не нуждалась в защите. Они справлялись сами. Молли была им больше не нужна. Когда Артур ушел на работу, Молли вымыла посуду и тяжело опустилась в кресло, неосознанно взяла в руки пряжу. Она знала, что Рон так и не вернулся спать в Нору. Слова, сказанные им перед уходом, не стерлись из ее памяти. И тогда она решилась и отправилась в Косой переулок. Джордж встретил ее безразличным взглядом. Она тут же увидела, каким бледным и осунувшимся он стал. А его худобу не мог скрыть даже плотный свитер. Он больше не был похож на Фреда. Ее теплые объятия не смогли спасти его. Обнимая ее, он чувствовал себя бесконечно далеким от нее и ненужным. Даже Рон был ближе ему, чем собственная мать. Джордж по ее взгляду осознал: она видела в нем лишь жалкую, убитую горем копию Фреда. Потом Молли принялась причитать — «ты слишком худой, Джордж»; «ты совсем себя не бережешь, дорогой». Конечно, он не бережет себя. Он хочет себя уничтожить. Неужели не всем еще это стало очевидно? Он налил ей чай, как примерный сын. И терпеливо слушал новости из дома, не находя в себе силы вставлять комментарии. Молли, впрочем, скоро умолкла и опустила взгляд. Она чувствовала себя виноватой — Джордж ощутил это, но никак не мог понять, почему. Ей нельзя было винить себя, ведь она не могла ничего исправить. — Мне жаль, что я не пришла раньше, — сказала она, дотрагиваясь до его руки. Он вздрогнул от этого жеста: уже успел отвыкнуть от ее касаний. — Зайдешь как-нибудь к нам? — спросила она в конце концов, так и не дождавшись от него никакого ответа. — Возможно, — хриплым от долгого молчания голосом ответил он. В глубине души ему хотелось, чтобы мама осталась, чтобы он мог прижаться к ее плечу и долго плакать, не встречая осуждения и непонимания, чтобы она гладила его по волосам и уверяла, что все будет в порядке, что она любит его. Но она не осталась. Он чувствовал ее неловкость, и это было невыносимо, потому что теперь не оставалось никаких иллюзий: его связь с семьей порвалась со смертью Фреда. Джордж больше не мог быть веселым, не мог шутить, не мог быть таким, каким был раньше. А они не могли принять его нового, не могли привыкнуть к этому, не могли простить ему этих изменений. Им нужны были его розыгрыши, чтобы утешиться, но он не мог дать им этого. Закрыв за матерью дверь, он опустился на пол и обнял колени, чувствуя себя маленьким и ничтожным. *** В тот день на Рона свалилось множество дел в Аврорате, чему он даже был рад: времени на непрошенные мысли не оставалось. Ненадежный источник слил информацию, что на следующий день через границу должны были переправляться контрабандисты с редкими компонентами для зелий, и весь Аврорат сбился с ног, пытаясь проверить эти факты. Рон исправно помогал старшим товарищам связываться с возможными свидетелями и поставщиками. Работа помогла ему забыться. А еще из-за этой беготни он не успел даже увидеться за обедом с Гарри — тот бы непременно попытался бы узнать, что произошло (Рон не сомневался, что Джинни успела уже все ему рассказать). Объясняться же еще и с Гарри у Рона не было ни малейшего желания. Хватило ему и утренней беседы с Гермионой. Когда, наконец, их отпустили под вечер по домам, Рон вышел из министерства в маггловский Лондон, намереваясь немного развеяться и совершенно не желая возвращаться в Нору, где предстояло бы объясняться с родителями, которым Рону было нечего сказать. Побродив немного по промозглому городу, Рон в конце концов трансгрессировал в Косой переулок — нужно было наведаться к Джорджу. Брат встретил его в еще более подавленном, чем обычно, виде, и Рон сразу же понял, что что-то было не так. — Мама приходила? — спросил он, когда Джордж посторонился, чтобы пустить его внутрь. — Десять баллов Гриффиндору за догадливость, — буркнул Джордж, удивляясь, что младший брат был, похоже, единственным, кому удавалось добиться от него хотя бы какой-то реакции. Видимо, сказывались ежевечерние встречи с ним. Просто привычка, ничего больше. — Огневиски не найдется? — спросил Рон, уже зная, каким будет ответ. Но Джордж все равно помедлил, прежде чем кивнуть: он тоже почувствовал, что с братом было что-то не так, но не мог понять, что именно. Джордж разлил им в стаканы янтарный напиток и выпил залпом. Рон последовал его примеру. А потом Рон потянулся за сигаретой, увидев, что Джордж щелкнул зажигалкой. — Нет, Ронни, ты не куришь. Рон закатил глаза. — Мне не пять лет, Джордж. И вообще, с какого черта тебя волнует мое здоровье? Джордж резко наклонился к нему. — Слушай, братец. Знаю, что я чертовски плохой пример для подражания, но я не позволю тебе начинать курить, только потому что я сам слишком слаб и поддаюсь своей слабости, ясно? — Я поссорился с родителями, — вместо ответа сказал Рон и отвел глаза. Жаловаться Джорджу на жизнь было очень странно. — Почему? — Из-за разного. Не важно. — Из-за меня? Рон поднял голову и увидел тяжелый взгляд Джорджа. Потом медленно покачал головой. — С чего ты взял? — Мама пришла сегодня, хотя ни разу до этого не навестила меня. Что ты такого им сказал? — Правду, — Рон пожал плечами, — я знаю, что их поддержка нужна тебе. Джордж молчал некоторое время, не глядя на Рона. Разве они были нужны ему? Ему нужен был Фред, единственный, кто понял бы его. Остальные ничем не могли бы ему помочь. — Ну, у меня есть ты, — хмыкнул Джордж. — Как дела в Аврорате? — Ловим контрабандистов, — ответил Рон, обрадовавшийся смене темы. На разговоры о серьезных вещах у него больше не оставалось сил. — Завтра облава. Возможно, и меня возьмут поучаствовать. — Будь осторожнее, — тихо сказал Джордж, нахмурившись. — Контрабандисты люди крайне опасные. — Уж не опасней пожирателей! — Ты даже не представляешь, на что способны люди, когда на кону стоят большие деньги… Они некоторое время помолчали. Рону совсем не хотелось уходить, но он знал, что должен бороться со своими слабостями: сейчас было не время прятать голову в песок. — Мне нужно вернуться в Нору, — сказал он, наконец, тяжело вздыхая, — мама будет волноваться. Джордж молча кивнул. Он постарался не показывать радости по поводу ухода младшего брата: нет, он не тяготился присутствием Рона и был даже не против, что тот приходил едва ли не каждый вечер, но Джорджу было слишком сложно поддерживать долгий разговор с кем-то, кто не был Фредом, тем более сейчас. Он не сомневался, что никогда больше не найдется такой человек, который будет понимать его так же хорошо, как когда-то понимал Фред. Когда Джордж закрыл за Роном дверь, он вновь, как и после ухода матери, опустился на холодный пол и долго сидел в одной позе, не в силах подняться. Мерлин, как же он устал…