Напрасная трата

Дуэйн может собирать бумажки по всему салону - линялое прошлое, точно кошачья шерсть, и точно так же никому не нужно. А ведь всего два дня - сколько же он тогда исписал листов за девять месяцев? Защитники природы вряд ли одобрили бы такое отношение к ценным ресурсам - жаль, в этой машине их что-то как-то не наблюдается, они бы действительно вписались в компашку. Не хочется думать, сколько здесь появилось свободных сидений. Не получается не думать. Дуэйн поднимает с пола скомканный блокнотный лист и расправляет его на коленке, точно отматывает хронометраж до памятной сцены. "Что там?" - короче, чем "Что это значит?", но всё равно время, пока он писал эти шесть букв, тогда казалось ему целой вечностью, за которую, скажем, могут облететь все деревья или поседеть - волосы. Это всё-таки удовольствие - бормотать себе под нос "к чёрту" вместо того, чтобы тщательно и бесцельно исписывать им страницы. Молчание ничего не исправило - даже почерк; просто он заперся в кокон из едва затронутых, но уже отправляющихся в мусорное ведро листьев. Таких же, как он сам. И как его семья. Стало быть, скрыться от них изначально было провальной затеей? Дуэйн достаёт из дверцы следующую записку: "А где Олиф?". Да вот же она - на соседнем сидении; теперь, когда их стало меньше, пропажи стало легче замечать, а может, это - дело привычки всё время иметь одно и то же в поле зрения. Маленькая мисс Счастье больше молчит, чем задаёт вопросы, и больше задумчиво смотрит в окно, чем вообще что-то говорит. Эта бешеная, почти ковбойская скачка, конечно, ненадолго помогла оторваться от проблем, но теперь они едут на скорости даже ниже средней, чтобы, не приведи господь, ещё что-нибудь не отвалилось, и это будет действительно странно - не натыкаться на привалившегося к стене в кокаиновом угаре деда, спускаясь ночью в туалет. Возможно, его место может занять Фрэнк с перерезанными венами? Хотя бы на разочек. Впрочем, ему приключение и морской воздух, кажется, (тоже) пошли на пользу. Возможно, он бросит Пруста так же, как Пруст подвёл его, и напишет прекрасную безумную историю о том, из какого сора порой пробиваются вековые семейные ценности. И за мотивацией ходить далеко не надо, раз уж отец снова будет пролёживать бока на диване. Им всем стопроцентно окажется нелегко ужиться вместе - может быть, немного легче без старика с передозом, но и это не факт, ведь откуда тогда брать спасительные порно-журналы? Будь они валютой, за них можно было бы купить всё на свете. Даже то, на что никогда не хватит простых денег у всех многомиллионных корпораций. Пока что Дуэйн откупается от памяти бумажками, но получается отвратительно - на следующей, аккуратно сложенной, которую он вытаскивает из кармана, значится: "Иди обними маму". Совет актуален и по сей момент, но Шерил на переднем - до неё не то чтобы дотянуться, да и сам он всё ещё не готов. Маленькие дети храбрее всех на свете - если, конечно, вопреки всем заветам Ницше обещать им про рай и ад, а потом поддерживать даже в самых провальных затеях. Возможно, из этого получается весьма полезный вывод: к чёрту философию. Её можно, скажем, заменить эмо-фазой. В их старом доме, наполовину заваленном мусором, среди которого наверняка хватает избежавших помойного ведра записок, читать которые будет всё равно, что на живую вскрывать только стянувшиеся тонкой корочкой раны, свет погаснет – впервые – раньше рассвета. А в дедовой спальне они найдут залежи порножурналов, на которых кровать держится вместо ножек уже не первый десяток лет, старомодную телефонную книгу со следами ярко-алой помады через страницу и столько кокаина, что накрыло бы, скажем, весь Мэриленд. Вот вышли бы поминки... Деду в ответ Дуэйн не писал записок - да и читать там всё равно было бы нечего, а простыня в багажнике так или иначе служит более материальным напоминанием. Олиф уже пыталась утащить её с собой в комнату и укутаться перед сном - увы, она совсем не умеет обманывать, хоть у неё неплохо получается многозначительно молчать. Кажется, ясно, у кого она этого понахваталась. Привыкнув не раскрывать рта, Дуэйн молча хватает её, отвернувшуюся, сжавшуюся в комок, за пятку и секунду наслаждается тем, как в глазах напротив перестаёт существовать весь мир, кроме него. Это точно не будет легко - научиться любить их снова, привыкнуть делить комнату с дядей (дедову ещё надо хорошенько продезинфицировать, отчистив от пыли, хлама, вони и воспоминаний) и с благодарностью взирать даже на третью за неделю порцию куриных ножек на тарелке во время ужина. Наверное, это даже не будет стоить всех потраченных усилий - но как там сказал Пруст? Страдания превращают нас в тех, кто мы есть, а счастье - напрасная трата времени. К тому же, когда дом под завязку набит кокаином, можно научиться летать и без самолёта. Ну или когда беззащитная маленькая девочка, сорвавшая свой любимый конкурс красоты, засыпая, роняет голову на твоё плечо и похрапывает, точно сурок-переросток.