Эрис

      — Если побежишь снова к нему, знай, что Лорд сегодня не в духе. Будь дома к ужину, — Даниэль попыталась остановить Амелию хотя бы на секунду, чтобы та ее послушала, но девочка не могла усидеть на месте.       Так долго она не видела своего друга, так скучала по нему этот долгий месяц разлуки, проведенный в экспедиции по Скандинавии. Было познавательно и захватывающе, но было бы еще лучше, если бы ее восторги разделил сам Северус, который, к сожалению, сделать этого не мог, даже если бы сам этого сильно хотел.       — Хоть бы переоделась, что ли, — Даниэль фыркнула, окинув Амелию с ног до головы, недовольно кривя губы. Всегда, при любых обстоятельствах, волшебница была одета с иголочки и соответствовала своему безупречному стилю. Эталон возрастной красоты, хотя о возрасте они никогда не говорили. Даниэль выглядела статно и холодно, как неприступная скала, которая одновременно отталкивала своим отчуждением и восхищала.       — И так сойдет. Перед ужином переоденусь во что-то подобающее, — ответила Амелия, взглянув мельком на себя в зеркало, и пригладила волосы рукой. Да, не красивое летнее платье, простые светлые штаны и футболка с рубашкой. Повседневно и стильно, то, что надо. Из общего образа выбивался только медальон, висящий на шее, с переливающимся камнем в середине. Докоснувшись до него, уголки губ Амелии на секунду дернулись вверх, а затем она поспешила спрятать его под одежду.       Воспоминания четырехлетней давности того, как Даниэль вложила этот медальон в руку Амелии и с упреком взглянула на нее, как будто отпечатались в ее мозгу. Тогда ей было и стыдно и радостно одновременно.       — Всегда держи его при себе, оберегай его, и однажды он убережет тебя, — вот каковы были слова Даниэль тогда, и Амелию настигло понимание того, что эта женщина обо всем узнала. Узнала о том, через что ей пришлось пройти, чем пришлось пожертвовать ради того, что сейчас она имела.       Амелия подхватила свертки, которые приготовила Северусу, сунула их подмышки и умчалась прочь из комнаты, пытаясь скорее покинуть стены особняка. Но ее мысли были далеко. Волнение с каждой секундой охватывало ее все больше. Сегодня последний день, когда они смогут с ее единственным и близким другом вдоволь наговориться, побыть рядом, подержаться за руки, хотя это бывает так редко. Завтра Северус покинет свою мать и ее на долгие месяцы, ведь он будет обучаться в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс. Если повезет, он вернется на Рождество, и тогда Амелии даже перепадет радость поздравить Северуса лично с его днем рождения, но рассчитывать на это пока не приходилось. Так далеко заглядывать в будущее Амелия не любила, она вообще не любила «завтра». Хотелось научиться жить так, словно завтра никогда не наступит, ведь неизвестно, что там будет ее поджидать.       Вот и сейчас Амелия понимала, что «завтра» не принесет ничего хорошего. Только разлуку с дорогим сердцу другом. И вряд ли у нее появится новый. Место, которое занял Северус в ее сердце, всегда останется предназначенным ему. Они были похожи во многом. В особенности в том, что оба были более погружены в себя, трудно сходились с новыми людьми, предпочитая свой мирок другому, обширному и более интересному, но в тоже время и опасному, где могут сделать больно, причинить вред. Да и вообще, зачем что-то менять, если и так все устраивает?! Даже тишина, которая нередко окутывала их, когда они были вместе, не была гнетущей, она, словно компаньон, помогала думать о своем, уплывать куда-то вдаль, забываться в мечтах, но в тоже время всегда ощущать, что ты не один, рядом есть человек, который разделит с тобой твои путешествия.       Пробираясь сквозь лес по узкой тропинке, которая была протоптана друзьями тысячу раз, Амелия осознавала, что ей не хочется отпускать Северуса, но лишать его права учиться, достигать того, о чем он так отчаянно мечтает, было для нее еще более раздирающе, чем представление о долгой разлуке. Давило и понимание того, что она сама никогда не будет учиться в Хогвартсе, а ведь через год они могли бы учиться вместе на каком-нибудь факультете.       Когда только Северус впервые поведал Амелии о том, что такое Хогвартс, девочка решила узнать более полноценно о том, что это за Школа, и лучшей кандидатуры на роль респондента, как Даниэль, сложно было придумать. Но Амелию тут же постигло разочарование, когда выяснилось, что Даниэль не заканчивала Хогвартс, она — выпускница французского Шармбатона, и по ее же мнению, лучше Школы трудно найти. А вот если Амелия сможет набраться смелости, то спросит у Тома, какого там учиться и стоит ли это вообще потраченного времени и усилий.       — На данный момент — сомнительно! Есть школы и получше! Я вообще считаю, что школьную программу Хогвартса стоит поменять уже давно, а с нынешним директором, который не сменяется уже шестнадцать лет, рассчитывать на какие-то глобальные и положительные изменения в системе образования не приходиться, — ответил Том, даже не отрываясь от чтения очередного толстого и ветхого фолианта, когда Амелия все же подошла к нему с этим вопросом.       — То есть Хогвартс не дает представления о широте магического мира? Зачем тогда вообще существует эта школа? — Амелия нахмурилась и присела за стол напротив Тома, выжидающе смотря на него.       — Хогвартс — единственная школа в Магической Британии. Как ты думаешь, что было бы с нами волшебниками, если бы в нашей стране не было бы места, где мы могли бы постигать знания наших точных наук, оттачивать свое мастерство и совершенствовать навыки? Вот именно, ничего хорошего! Поэтому тысячу лет назад и был создан Хогвартс четырьмя великими волшебниками той эпохи. Его история сама по себе довольно интересна, тебе стоит ознакомиться! Ты являешься потомком одного из основателей. Но, несмотря на то, что школа была создана из благих побуждений, со временем многое меняется: стандарты, традиции, устои, которые влияют на школу, но также и рождаются в ней. В свое время я многому там научился, считал Хогвартс своим домом, и даже однажды пытался устроится туда преподавателем, но тогда я не смог выстоять против школьного бюрократизма, — Том усмехнулся, а Амелия заметила, как недобро блеснули его глаза. — Хогвартс был хорошей школой, но для того, чтобы оставаться таковой, ей нужны были перемены, а люди, слово которых имело вес, чтобы что-то изменить, думали иначе. Соответственно, теперь, что есть, то есть.       — Хотелось бы знать, с чем столкнусь, когда поеду туда учиться, — Амелия неловко улыбнулась и съежилась под хмурым взглядом Тома, который словно сканировал ее, проникая в самое нутро.       — Можешь об этом не беспокоиться, ты туда не поедешь, — мужчина вернулся к созерцанию страниц как ни в чем не бывало, но это известие Амелию ничуть не обрадовало.       — Но почему? — она вскочила на ноги, опрокинув стул, на котором сидела.       — У меня для тебя будут более важные занятия, чем обучаться в Хогвартсе. С обучением, которое мы составили с Даниэль, ты почерпнешь гораздо больше, расширишь кругозор и достигнешь нужного уровня гораздо раньше среднестатистического ученика Хогвартса.       На этом Том дал понять, что разговор окончен, и Амелии ничего не оставалось, как покинуть комнату как можно скорее, чтобы сдержать подступающие слезы, которые неприятно жгли глаза и затуманивали взор.       С одной стороны, она была ужасно разочарована, что ей не удастся хотя бы взглянуть, что представляет из себя Хогвартс, научиться чему-то новому, познать магический мир, который ей так недоступен. Несмотря на то, что Амелия жила в семье волшебников, сталкивалась с магией каждый день, ей казалось, что она обитает в аквариуме, как маленькая рыбка, которая живет на территории, отграниченной прозрачными стеклами. Иллюзорный обман полноценной жизни, которая никогда не будет настоящей. Стены особняка ей такими и казались, только общение с Северусом казалось Амелии глотком свежего воздуха. Северус был тростинкой, соединяющей для нее два мира, обычный и магический. И благодаря ему она познавала оба. Но только с обывательской, простой точки зрения. Все, что касалось учебной стороны, взяла на себя Даниэль Сейр, женщина, которая показала себя совершенно с другой стороны, когда взялась за обучение Амелии.       Том не соврал, когда сказал, что план занятий будет весьма масштабным. Причем это мягко сказано, так как в шесть лет девочке пришлось постигать одновременно науки и магического и маггловского мира. Благо Амелия уже давно умела читать, писать и считать, поэтому обычные предметы, которые проходят в обычных немагических школах, давались ей довольно легко. Больше всего Амелии нравились литература и химия. Читать она очень любила и с удовольствием открыла для себя как классические произведения английской литературы, так и современных авторов. А химия влюбила себя с первого взгляда не только из-за своей структурности, но и из-за того, что Даниэль была не просто хорошим учителем, она была превосходным. Каждые реакции, опыты, лабораторные работы, она показывала Амелии в своей мастерской, что приводило девочку в щенячий восторг. При этом Амелия пришла к выводу, что химия и зельеварение были достаточно смежными специальностями, если их можно так сравнивать, а то, как варятся зелья, она начала созерцать чуть ли не с пеленок.       Из маггловского мира Даниэль решила почерпнуть также знание языков и музицирование, так что Амелия обучалась французскому языку, правилам этикета и игре на фортепьяно. Когда у Тома было хорошее настроение, и он изъявлял желание отужинать в женском кругу, аперитив сопровождался ненавязчивой игрой на инструменте. В такие вечера после трапезы Том будто добрел, расслаблялся и мог уделить некоторое время Амелии, проверить ее успехи в учебе и подискутировать с ней на разные темы, а поскольку чем больше Амелия училась и читала разной литературы, тем больше вопросов об обоих мирах она задавала. Бывало даже так, что они могли просидеть до глубокой ночи, располагаясь у камина и потягивая горячий чай. Амелия сидела на ковре почти возле огня, который приятно грел, слегка опаляя девичью кожу, прямо в ногах у Тома, который был в кресле, почти не сводя взгляда с огня.       Но бывали и плохие дни, которые Амелии запоминались гораздо отчетливее, чем хорошие, ведь в такие дни Тома раздражало все, вплоть до одного косого взгляда, который мог быть неловко брошен Амелией. В один из таких дней она с болью поняла, что одно из любимых заклятий Тома это Секо, причем боль была настоящей, раздирающей на части не только кожу и мышцы, выпуская струйки алой крови, но и душу. Поэтому совсем скоро Амелия возненавидела уроки музыки. Каждая фальшивая нота стоила ей нового пореза на руках, которые Том запрещал лечить магически.       — Так ты быстрее поймешь свои ошибки и не будешь допускать их вновь. Страх — самое мощное оружие в мире, которое можно и нужно использовать!       И Амелия жадно ловила каждое его слово, пока снова и снова ее пальцы скользили по клавишам фортепьяно, размазывая кровь по белоснежной поверхности, прикусывая щеку изнутри, чтобы заглушить боль в руках и не дать предательским слезам скатиться по щекам, ведь тем самым Амелии придется признать свою слабость, свой страх, а это было подобно величайшему позору, который станет для нее клеймом в глазах Тома. Она всегда хотела, чтобы он ее похвалил хотя бы раз, один раз. Чтобы, смотря на то, как растет ее мастерство, как она совершенствуется, уголки его губ слегка приподнялись, а в глазах появился хотя бы намек на теплоту. Одобрение Тома было для нее самым важным трофеем в жизни, который она изо дня в день так и не могла получить.       Сначала Амелия старалась воспринимать это не слишком близко к сердцу, но, когда сам Том начал обучать ее магии, начиная с азов трансфигурации и заклинаний, она с каждым уроком получала не только новую порцию физической боли, но и душевной. Видеть разочарование на его бесстрастном лице было хуже любого наказания. Все уроки становились испытанием. Вербальные и невербальные техники, оттачивание пасов, вплоть до миллиметра. Неверное завершение заклинания, не то движение — заново, но уже со штрафными очками. Должно быть не важно, что кровь капает на ботинки, а на утро пальцы невозможно согнуть — заслуженно, получила наказание, значит не справилась.       Свободнее дышать на занятиях с Томом Амелии удалось лишь когда они затронули стихийную магию. Она подозревала, что огонь — это ее анклав, но окончательно в этом убедилась, когда в очередной раз, копаясь в голове Амелии, Том вытащил на поверхность одно из воспоминаний:       — Якшаешься с маглорожденными?! — эти слова, наполненные презрением и злобой, Том будто выплюнул ей в лицо, выпуская ее из-под своего контроля.       Амелию словно окатило ледяной водой, а сердце стучало набатом в ушах, заглушая все вокруг. Хоть Том и покинул ее голову, ей по-прежнему казалось, что невидимые пальцы продолжают давить ей на виски. Проникновения в свои мысли Амелия переносила очень болезненно. Том смотрел, что хотел: мог просто пробежаться вскользь по событиям дня, словно пролистывал журнал, а мог забраться глубоко внутрь, искать что-то конкретное, а потом с наслаждением вытаскивать это воспоминание на поверхность, прекрасно осознавая, что каждая минута такого воздействия разрывает голову Амелии на куски. Однажды она потеряла сознание, когда Том слишком увлекся путешествием по ее воспоминаниям. Это стоило Амелии рассеченной брови и сотрясения мозга, но на Тома это не произвело никакого впечатления. Все осталось на своих местах.       — Ладно, я могу понять твой интерес к этому поганому полукровке, но общаться с грязнокровкой? Даже находиться рядом с ней, дышать с ней одним воздухом — оскорбительно для таких, как мы! — Том отошел от Амелии, сжав руки в кулаки.       — Она просто девочка, Том, которая даже ничего не понимала в магии до знакомства с нами, — Амелия тряхнула головой, чтобы как-то сфокусировать зрение и взглянула на мужчину снизу-вверх. На секунду ей показалось, что зрачки в его глазах оказались вертикальными, но марево рассеялось в тот момент, когда Том в мгновение ока оказался рядом с ней и, схватив за воротник платья, потянул наверх, поднимая на уровень своих глаз. Амелия почувствовала, как ее ноги повисли в воздухе, а грубая ткань одежды начала давить на шею.       — Род Гонтов презирал грязнокровок. Они — ошибка нашего мира, не имеющая права на существование! Ты — позор семьи, если считаешь, что маглорожденные волшебники такие же, как и мы! И скоро тебе придется выбирать. С таким сбродом тебе общаться непозволительно!       Голос Тома был наполнен такой яростью и ненавистью, что Амелию на секунду посетила мысль, что сейчас он ее задушит, но буквально через секунду его губы разъехались в зловещей улыбке, а глаза блеснули.       — О, а, может, мы используем твоих друзей в качестве подопытных кроликов для наших будущих уроков? Нам давно пора изучить непростительные заклинания. Как насчет того, чтобы твою подружку-грязнокровку угостить Авадой Кедаврой? М? — Том заливисто рассмеялся, когда Амелия усиленно заболтала ногами и руками, пытаясь высвободиться. — А твоему неказистому полукровке перепадет парочка Круцио. Ты же видела, какой потрясающий эффект имеет это заклинание.       Одного представления того, как Северус корчится на земле от нестерпимой, уничтожающей боли, сначала вспыхнуло в Амелии маленькой искрой страха, но через секунду страх сменился гневом, а искра распалялась, превращаясь в сполохи пламени.       — Нет! — только и удалось крикнуть Амелии, прежде чем ее руки со всей силы, на которую они были способны, толкнули Тома в грудь. Его цепкая хватка тут же пропала, и девочка рухнула коленями на холодную поверхность пола. Боль в ногах была почти незаметной по сравнению с тем, как сильно пекло ладони.       Амелия поднесла их к лицу, испытывая одновременно страх и удивление. Звезды светились на руках, все еще излучая тепло, а далее бросив взгляд на Тома, Амелия поняла, что эти же звезды отпечатались на его костюме. Причем не просто отпечатались, они прожгли его в этом замысловатом узоре, вместе с рубашкой. Амелии даже удалось увидеть кусок покрасневшей голой кожи на груди. Она затаила дыхание, взирая на мужчину, ожидая приговора за свое вероломство. Несколько томительных секунд казались слишком долгими и мучительными, но Амелия никак не ожидала, что они закончатся хриплым смешком, которым Том наградит ее, вместо боли от Круцио или Секо, а она вполне это предвидела.       — Неплохо, что ты защищаешь свои интересы, но они, в первую очередь, должны совпадать с моими. Твоя магия имеет потенциал, но с ней надо работать, чтобы такого больше не повторялось, иначе наказание будет неотвратимым, — Том с легкостью привел костюм в порядок одним взмахом своей белоснежной палочки, а Амелия подумала, убрал ли он также мастерски ожоги, которые она ему оставила.       Амелия уже подходила к дому Северуса, когда воспоминания о начале ее пути знакомства со стихийной магией прицепом захватили и воспоминания о рыжеволосой пугливой девочке по имени Лили Эванс. Той самой грязнокровке, из-за которой так взъелся Том. Амелия и не могла даже предположить, что знакомство с ней может привести к таким последствиям для нее. Меньше всего Амелии хотелось, чтобы эта девочка узнала тяготы волшебного мира в таком юном возрасте. Несмотря на то, что Лили была ненамного, но старше Амелии, она родилась в семье обычных людей, и не могла узнать о магии. Амелия же находилась в среде волшебников с самого рождения, и это придавало ей уверенности в себе, поэтому, когда они с Северусом в первый раз увидели Лили, Амелия поняла, что эта огненная девчушка должна иметь хотя бы представление о том, с чем она столкнется в будущем. А еще она должна иметь как минимум пару друзей, которых, судя по тому, как сестра напала на нее, обзывая всевозможными словами, не было.       — И друзей у тебя даже нет! Конечно, как у такой чокнутой ведьмы могут быть друзья!       Высокий, писклявый голос вдруг раздался где-то сверху, когда Амелия и Северус летним погожим днем развалились на траве под кромкой большой ивы и смотрели на проплывающие облака. Даже в тишине им было хорошо вместе, не нужно было слов, просто ощущать тепло другого тела рядом, единение мыслей и сердец. Но когда их идиллию прервал этот неприятный голос, который явно был адресован не им обоим, Амелия поднялась на локтях, слегка хмурясь и стараясь прислушаться, чтобы различить ответную реплику. Другой женский голос, был более нежным, но Амелии не удалось что-то разобрать, так он сорвался в самом начале, скорее всего девочка боролась со слезами.       Амелия переглянулась с Северусом, который теперь сидел, тоже становясь невольным слушателем этой непонятной для них ссоры. Он только пожал плечами, поймав ее взгляд, но Амелия почувствовала, как внутри что-то кольнуло, когда голоса стали раздаваться все ближе и ближе, а слова, которые одна девочка бросала другой, становились все грубее и жестче. Она не особо представляла, что делает, когда обогнула дерево, за которым они с Северусом прекрасно проводили время, и устремилась встать между двумя девочками, которые на вид были диаметральными противоположностями. И как они могли дружить?!       «Видимо, противоположности притягиваются», — подумалось Амелии, когда она, скрестив руки на груди, бросила недовольный взгляд на девочку с темными волосами.       — Не думаю, что тебе стоит так разговаривать с ней. В конце концов, это же она, по твоим словам, чокнутая ведьма. Не боишься, что вдруг заколдует тебя, и ты до скончания веков останешься мерзкой и злобной лягушкой, которая только и будет делать, что квакать без умолку? — с каждым своим словом Амелия делала маленький шаг вперед, а брюнетка назад. — А мы ей с этим поможем, да, Сев?       Девочка бросила испуганный взгляд назад, и все разом ощутили, как сильный поток ветра будто взметнулся вверх, листва зашумела так сильно, что обидчица закрыла уши и бросилась бежать прочь под звонкий смех Амелии. Она обернулась, чтобы взглянуть на друга, но поймала взглядом взметнувшийся вверх ивовый лист, который благодаря магии Северуса будто проплыл по воздуху и медленно приземлился на раскрытую ладонь рыжеволосой девочки.       — Лучше чокнутым держаться вместе. Я — Амелия, а это Северус, — Амелия поспешила к другу, чтобы разбавить эту гнетущую паузу или, возможно, только ей она казалось гнетущей.       — Меня зовут Лили, — тихо проговорила девочка, все еще продолжая слегка шокировано смотреть на Северуса, а он на нее, и Амелия вдруг почувствовала себя здесь лишней. Стало неприятно и холодно одновременно, но она быстро взяла себя в руки, убеждая, что все это — лишь непонятное чувство от нового знакомства, которое скоро испарится, когда они с Лили узнают друг друга. В конце концов, иметь подружку это весело! По крайней мере, так ей казалось!       И так было на самом деле. Лили быстро влилась в их с Северусом тандем и отлично подстроилась. Восьмилетки вместе обсуждали все на свете, шутили и просто бездельничали. Для Амелии это время было сказочным, ведь именно это недолгое время она могла по-настоящему отдохнуть после изнуряющих занятий с Томом и Даниэль, даже если оно длилось недолго.       По-настоящему беззаботным временем Амелия считала два года, когда Хогвартс был еще далек, а Лили не испытывала острого одиночества. Настало время, когда Амелия стала часто путешествовать с Даниэль в разные страны, ходить в походы и учиться более тонким наукам. А это означало не только пользу ее развитию, но и долгое отсутствие дома, что влекло за собой то, что друзья хоть и скучали по ней, но не думали прекращать общаться. И с каждым новым возвращением из поездок Амелия замечала, что дружба между Лили и Северусом становилась все крепче, а в Хогвартсе они вообще станут самыми закадычными друзьями. Северус и Лили становились ближе, и в этой близости, казалось бы, не было ничего плохого, но места Амелии в их жизни будто становилось все меньше и меньше. Ей хотелось ухватиться руками и ногами за них обоих, удержаться, несмотря на обстоятельства, которые, словно цунами, сбивали ее с ног, стремились унести ее от друзей. Она мечтала продлить беззаботность, надеялась, что суровая реальность проявит милосердие и оставит ей хотя бы Северуса.       Но тридцать первое августа тысяча девятьсот семьдесят первого года неумолимо настигло Амелию как приговор, который настало время привести в исполнение. В ее памяти не осталось отпечатка того, как она стучала в дверь, ожидая поскорее увидеть друга после долгой разлуки. Она помнила только то, как не выдержала и кинулась ему на шею прямо на пороге. В первые секунду Северус опешил от такой тактильной волны, но сердце внутри болезненно сжалось от тоски, и его руки будто сами заключили Амелию в кольцо и прижали к телу в меру того, как позволяли это сделать куча свертков, которые пыталась удержать его подруга.       — Думала, не успею приехать, — Амелия выдохнула эти слова едва слышно и постаралась сглотнуть ком, образовавшийся в горле. Плакать сейчас нельзя! Пореветь можно потом, когда он уедет!       — Но сейчас ты здесь, а это главное, — Северус расцепил кольцо рук и улыбнулся, взглянув на Амелию. — Зайдешь? Правда, отец пришел недавно и явно не в духе, но ты и сама знаешь.       — Пойдем лучше на наше место. У меня для тебя кое-что есть, — Амелия выдавила из себя улыбку, разворачиваясь и выходя на улицу.       Оказавшись под развевающимися ветвями ивы, Амелия рассказала Северусу о путешествии по Скандинавии. Он всегда внимательно слушал рассказы о ее приключениях, с интересом, не отрывая взгляда от подруги, и Амелии это очень льстило. Она же в свою очередь с таким же рвением выслушала Северуса, который рассказывал о своем сегодняшнем посещении Косого переулка для последних покупок перед учебой. Амелия не стала расспрашивать, в чем еще он нуждался, ведь знала, что семья Снейпов особо не располагает средствами, а предложить помощь была не в силах. Да и чем сейчас она может помочь?! У самой ни гроша. Все памятные подарки, которые она вручала Северусу из поездок, были не чем иным как наградой за ее учебные достижения. Каждая вершина, которая покорялась девочке в учебном плане, была вознаграждена, и Амелия сама могла решить, в каком эквиваленте была эта награда. Вот и сейчас, сев по-турецки друг напротив друга, Амелия положила между ними все эти свертки и загадочно улыбнулась, сверкнув глазами на Северуса, который сразу насторожился от этого взгляда.       — Ну, что ты гипнотизируешь эти пакеты, словно они тикают. Открывай! — Амелия пару раз хлопнула в ладоши, предвкушая реакции своего друга на эти презенты.       И Северусу они действительно понравились, отчего Амелия почувствовала облегчение напополам с радостью. Длинный и широкий теплый шарф, который был прямиком из магазина Мадам Малкин «Мантии на все случаи жизни», а к нему пара таких же потрясающих перчаток.       — Мне сказали, что они примут цвет твоего факультета, когда тебя распределят, — сказала Амелия, когда Северус завороженно смотрел на эти дорогие вещи, ведь сам он стал обладателем отдаленно похожего, поношенного комплекта из магазина подержанной одежды.       А когда Северус открыл книгу о скандинавском растительном мире, которая пестрела яркими, детальными рисунками и подробными описаниями, восторг заполнил его до самых краев. Это издание было потрясающим; пропуская глянцевые страницы между пальцами, он старался захватить взглядом как можно больше, и в поле зрения вдруг попала ручная подпись на переднем форзаце. Сердце пропустило удар, а помутневший взор обратился на подругу, сидящую напротив него и с такой неподдельной радостью смотревшей на него.

      «Удивительному принцу и будущему зельевару, который стремится покорять вершины и обязательно этого достигнет!».

      Она запомнила, запомнила, что, зачитываясь журналами по зельеварению, которыми Амелия сама его снабжала, он сказал, что станет королем зельеварения, самым лучшим зельеваром в Магической Британии, и эти же журналы будут печатать его открытия.       — Ну, пока ты только принц, — Амелия тогда произнесла это и улыбнулась, а Северуса позабавил каламбур, который возник в голове. Амелия не могла знать, что девичья фамилия его матери — Принц, но оказалась права. Он действительно принц, который мечтает стать королем.       — Спасибо, — только и смог вымолвить Северус охрипшим голосом, отводя взгляд, чтобы снова вернуться в реальность.       — А этот обещай, что откроешь в день своего рождения, — Амелия пододвинула к нему небольшой сверток, подмигнув.       — Обещаю! А это что? — он указал на маленькую коробочку, которая оставалась последней нераспакованной.       — А это подарок для Лили. Я рассчитывала, что мы навестим ее, и я смогу его вручить ей, — Амелия повертела презент в руках, как будто проверяя его на вес.       — Боюсь тебя разочаровать, но Лили уже уехала в Лондон, она тоже что-то не успела докупить и написала, что с семьей остается в городе на ночь, чтобы сразу утром поехать на вокзал.       — Тогда не затруднит ли тебя ей отдать это? — Амелия, пытаясь подавить досаду и разочарование, взглянула на Северуса и, получив утвердительный кивок, вручила в его руки и эту маленькую коробочку.       Они гуляли до самого заката, старались наговориться, провести вместе как можно больше времени, ведь дальше их ждала еще большая разлука, чем этим летом.       К дому Северуса они подошли, держась за руки. Амелия сжимала его руку крепко, старалась вобрать его тепло, чтобы оно и дальше осталось с ней. Так она могла бы хоть как-то продержаться первое время. Ей нужны были воспоминания, а лучше он сам.       — Я буду тебе писать как можно чаще. Вот увидишь, год пролетит незаметно, а в следующем мы уже будем вместе учиться, возможно даже на одном факультете, — Северус смотрел на Амелию добродушно, по-мальчишески, а ее сердце пропустило всего лишь один глухой удар, болью разносясь по всему телу от мысли, что ей хотелось поверить в эту сладкую сказку, но реальность оказалась более жестокой, чем ей бы хотелось.       Амелия ничего не ответила, только отпустила руку Северуса, чтобы в следующую секунду самой обхватить его шею, прижав к себе, вдохнув в последний раз аромат мыла и терпких трав. Его руки оказались на ее спине, а пальцы, чуть согнувшись, впились в нежную, бледную кожу.       Это были не просто объятия. Амелия прощалась не только с Северусом, но и с той собой, которой стала рядом с ним. Эта часть ее души уедет вместе с ним.       — Я буду скучать, — ее шепот обжег ему ухо, из-за чего мурашки табуном пронеслись по телу.       — Ты не представляешь, как буду я.       Амелии хотелось стоять так вечность, ощущать его тепло, слышать стук его сердца рядом со своим. А еще ей хотелось оставить поцелуй на его щеке. Легкое ощущение ее губ на его щеке, словно невесомое прикосновение перышка, заставило Северуса замереть, даже перестать дышать. Он не мог понять, что чувствует внутри, и познать ему это не удалось. Амелия отстранилась и с легкой улыбкой посмотрела на него.       — Я не прощаюсь!       Амелия сжала ладонь Северуса в своих так, что ему стало почти больно, но через мгновение отпустила и направилась прочь от его дома.       Слезы жгли ей глаза, но плакать она не смела. Нет, это должно остаться прекрасным воспоминанием, невесомым маревом, которое всегда будет светиться в сознании, напоминая, что это момент был в ее жизни и что он останется здесь навсегда.