Они пытались

Инеж сидела на подоконнике в кабинете Каза. Уже давно была ночь, но Бочка никак не утихала: проигравшие кучу денег неудачники отправлялись в другие игорные дома, снова попытать удачу; другие же, кому улыбнулось везение, в приподнятом настроении направлялись в бордели, с целью продолжить приятный вечер в женской компании; группы туристов вываливали из ресторанов и направлялись искать различные потехи в постоянно живущих грязных кварталах города. Казалось, никто не спал. Каз сидел за рабочим столом и перебирал какие-то бумаги. Изредка он приподнимал голову и выдавал несколько колкостей — то по поводу новых неумелых членов Отбросов, то про глупых главарей других банд. Инеж же чаще всего молчала в ответ и лишь иногда выдавливала несколько язвительных острот. Ее устраивала тишина, возникавшая между ними в такие моменты. Бывали дни, когда Бреккер не находил для себя новых опасных афер, а Инеж брала выходной от расправы с нечестными работниками Бочки. Они могли бы ложиться пораньше или же проводить время раздельно: девушка — в компании Джеспера и Уайлена, а парень — в горделивом одиночестве. Но они по обоюдному мысленному соглашению делали вид, что у них есть невероятно важные дела в кабинете у Каза. Парень разбирал бумаги, чем раньше никогда не занимался, оставляя столь грязную работу членам банды, а Инеж либо помогала ему, в чем он точно не нуждался, либо следила за людьми, выходящими из клуба «Ворон», на случай, если «в поле зрения попадется кто-то подозрительный». Они оба понимали, насколько глупо звучат придуманные ими неотложные и невероятно важные дела по сравнению с их каждодневной деятельностью, но никто ничего не говорил. Наоборот, они делали вид, что именно этим они и должны заниматься, что других дел для них в этот вечер точно не найдется. Теплый летний ветер, дувший из настежь открытого окна, слегка развевал локоны Инеж. Она редко распускала волосы. Так же редко, как Каз снимал перчатки. И точно так же как он — лишь рядом друг с другом. Ее волосы были густые и длинные, их тяжесть вызывала у девушки сильные головные боли, что было совсем некстати в ее сфере деятельности. Поэтому у нее всегда была прическа. Девушка даже спала с косой. И не стала бы никогда распускать волосы, если бы не один из таких же, как этот, вечеров. Девушка как обычно сидела на подоконнике. Из открытого окна задул сильный ветер, и ее слабо закрепленная в волосах заколка со звоном упала на пол, высвободив локоны из тугого пучка. Каз медленно оторвался от своих бумаг, медленно обратил свой взгляд на заколку, а потом так же медленно поднял свои глаза на Инеж. И что-то в этот момент промелькнуло в его взгляде. Может быть, девушка приукрашивала, может быть, видела то, что хотела. Однако, она была уверенна, что глаза юноши превратились из цвета горького кофе в цвет сладкого молочного шоколада. И не меньше она была уверена, что в его глазах промелькнула нежность. Он склонил голову сначала в одну сторону, затем в другую, будто изучая картину великого художника, стоившую целое состояние, которую он только что выкрал из самого охраняемого хранилища в мире. А затем резко опустил голову и больше не поднимал на нее взгляд, пока она снова, уходя, не собрала волосы в пучок. Быть может, ей тогда все это и вправду привиделось. Но теперь, приходя к Казу в кабинет поздно вечером, она почти никогда не собирала волосы. Вдруг сбоку кто-то негромко прочистил горло, вырывая ее из глубоких раздумий. Она вздрогнула и повернула голову. Прямо рядом с ней стоял Каз. Она невольно засмотрелась: волосы взъерошены — никакой идеальной укладки; верхние пуговицы рубашки расстегнуты, рукава закатаны до локтей, перчатки сняты. Таким его мало кто видел. И гордая, почти эгоистичная мысль проскочила у нее в голове: «Такой он только со мной». — Инеж, — тихо, даже нежно, насколько нежным может быть металлический скрежет, сказал он. Затем, будто почувствовав в себе некую слабость, он снова прочистил горло и теперь заговорил громче, жестче, будто говоря о некотором деле, о работе, которую надо выполнить и поскорее забыть. — На прошлой неделе, когда мы грабили дом Херманса, у тебя выпал кинжал. Ты хотела вернуться, но я настоял на том, чтобы мы пошли дальше. Инеж уже и забыла об этом. Это был не самый ее любимый кинжал, она редко им пользовалась. Вернуться она хотела совсем не из-за того, что он был ей дорог, а просто потому что не любила оставлять за собой следы. Но она не стала говорить это Казу, а лишь слабо кивнула, призывая его говорить дальше. — Я не нашел точно такой же, но этот кажется не таким плохим и, на мой взгляд, составит прекрасную компанию твоей феноменальной коллекции. — Парень криво ухмыльнулся, будто сказал какую-то невероятную колкость. Хотя теперь рядом с ней у него это получалось реже. Вот и еще один плюс распущенных волос — никаких шуток в ее сторону. Каз засунул руку в карман, достал кинжал в кожаном чехле и протянул его Инеж, стараясь не смотреть ей в лицо. Девушка взяла в руку неожиданный подарок и принялась с трепетом его рассматривать. Кожаный чехол был обычным, почти как у всех ее кинжалов. Но рукоять была действительно прекрасна. Над ней явно трудился какой-то опытный мастер. Она вся была изрезана узорами, но при этом идеально лежала в руке. Будто здесь ей и место, будто он был создан для нее. — Санкта-Катерина, — прочитала она надпись, выгравированную на кинжале, проводя пальцем по острию. Она подняла взгляд и, заметив два темных глаза, опять смотрящих прямо на нее, добавила: — Спасибо. Он идеален. Вернулась бы сулийка хоть на полгода назад, и такого бы точно не было. Если бы она выронила кинжал, он бы либо позволил ей за ним вернуться, поскольку сам не любил оставлять следы и не очень переживал, ранят при этом девушку или нет; либо же не пустил ее, тут же забыв о потере Инеж. Но между ними многое поменялось, и они оба это знали. «Ведь раньше он тебе и корабли для ловли работорговцев не покупал» — мысленно усмехнувшись, напомнила она себе. Они давно уже не были сообщниками и точно были чем-то большим, чем просто друзья. Но чем? Они два сломанных человека, им не так-то просто быть вместе. Но они пытались. Быть может, именно поэтому Инеж оттягивала свое отбытие на корабле уже несколько месяцев. Быть может, поэтому, Каз продолжал посвящать ее во все дела Отбросов и звать с собой на особо важные задания, хотя она уже и не являлась членом этой банды. Быть может, поэтому он всегда снимал перчатки наедине с ней. И быть может, именно поэтому, он иногда касался ее. Легко. Невесомо. Иногда касался ее щеки, иногда брал за руку. Бывало, он убирал за ухо выпавшую из косы прядь волос. А один раз даже — было дело — приобнимал ее за плечи. Но никогда больше. И она не торопила. Сначала ему было тяжело. Его будто парализовало, он вел яростную внутреннюю борьбу, но держался — для нее и для себя. И не зря. С каждым разом прикасаться к ней было легче, она это чувствовала. — Не за что, Призрак, — наконец ответил он. — Только не потеряй его снова. Боюсь, у мистера Бреккера не так уж много времени, чтобы бегать по всему Кеттердаму в поисках нового кинжала. Он уже развернулся, чтобы направиться обратно к столу, но Инеж дотянулась до его плеча и слегка коснулась его, тут же убрав руку. Парень снова повернулся и вопросительно посмотрел ей в глаза. — Каз, я… — промямлила она. Инеж и сама не знала, что она хотела сказать. Она просто хотела, чтобы он постоял рядом с ней еще немного. Чтобы прикоснулся к ней. Хотя бы легко, хотя бы как обычно. Просто чтобы знать: он здесь и он пытается. Но Каз не читал мысли. И все так же смотрел на нее. Девушка резко повернула голову к окну, будто на улице происходило что-то невероятно интересное, и, не найдя ничего лучшего, чтобы сказать, быстро проговорила: — Ты знаешь, я устала, завтра очень много дел, и мне стоит пойти спать. И на этот раз ей точно не показалось: в его глазах отразилось разочарование. Она соскочила с подоконника и неожиданно оказалась вплотную с парнем. Нервно сглотнув, она начала отступать, но Каз протянул руку и сомкнул ее на плече Инеж, будто прося ее остаться. От места соприкосновения по телу полилось тепло, которое появлялось лишь от его прикосновений. — Хорошо, — скрежет его голоса резал наэлектризованную атмосферу, воцарившуюся между ними. — Хорошо, — тихо повторила девушка, смотря в его темные глаза. Они стояли совсем близко, и она точно знала: Казу тяжело. Но тем не менее он не отпускал ее плечо, а она не освобождалась от его легкой хватки. И тут, неожиданно, как для девушки, так и для самого Бреккера, он медленно опустил свое лицо на уровень лица Инеж. Его дыхание щекотало ее кожу, все внутри нее затрепетало, и она прикрыла глаза. Губы были в миллиметре от ее лица, и девушка внезапно забыла как дышать. Вдруг он нежно, едва ощутимо, прижался сначала к ее щеке, а затем так же невесомо к губам девушки. Место поцелуя запылало огнем. В голове проскочила какая-то глупая мысль, что-то вроде: если он будет так делать каждый день, то она никогда не уедет на корабле из Кеттердама, а может даже не выйдет из его кабинета. Он быстро отстранился, но для Инеж было достаточно времени, чтобы запомнить каково это, на случай, если этого не повторится. Парень все еще смотрел на нее, и ей казалось, что в его глазах она видела отражение своих собственных. Такие же темные, как у нее, они были распахнуты и светились. А стоило заглянуть чуть глубже и отчетливо было заметно, как падали стены, возведенные им много лет назад. Он убрал руку с плеча, и Инеж вдруг стало необъяснимо холодно и грустно. Но эти ощущения продлились недолго: он тут же поднял ладонь и заправил прядь волос за ухо. Жест стал уже вполне обычным, но сердце Инеж, тем не менее, выполнило несколько акробатических трюков. Каз снова выпрямился и сделал шаг назад. — Спокойной ночи, Инеж. Отдыхай, — сказал он чуть охрипшим голосом. Инеж кивнула и направилась к двери. Все ее нутро просило остаться, снова прикоснуться к парню. Но она продолжала идти. И только открыв дверь, она решила обернуться. И совсем не пожалела, что решила уйти. Ведь если бы она осталась, то он вряд ли бы позволил себе такую слабость. Сначала, она даже подумала, что ей показалось, но позже, обдумывая все в своей комнате, она была абсолютно точно уверена: Каз Бреккер, Грязные руки, стоял и улыбался. Улыбался той самой глупой улыбкой, которой когда-то улыбался Матиас в присутствии Нины. Она быстро отвернулась и, закрыв за собой дверь, улыбнулась точно такой же глупой улыбкой. Даже лежа на своей кровати, она не могла стереть это нелепое выражение лица. Они пытались. Но теперь она точно знала — у них все получится.