Зигмунд Фрейд
«Мне херово, кумар, - я к доктору, А он как Морфеус, одну красную, одну жёлтую, Два санитара меня на кроватку, На руки верёвочки, укол с ваткой, Это было незабываемое шоу - Шоковый приход галоперидола. Ломало, мама, как в сказке, Судороги, провалы, уколы, вязки»Ноггано «Дурка»
Государственное бюджетное учреждение здравоохранения Московской области «Психиатрическая больница №17» было заведением странным, жутким и очень тихим. Здесь ужасно не любили шум во всех его появлениях. Тишина и порядок – вот залог выздоровления нескольких сотен душевнобольных, томящихся в стенах этого кошмарного учреждения. Так считал доктор медицинских наук Скорик Пётр Васильевич, являющийся руководителем этого пристанища для душевнобольных пациентов. Персонал больницы по большей части отличался от своих подопечных лишь наличием белых халатов и возможностью покидать стены лечебницы. И конечно же, практически неограниченной властью над несчастными бесправными существами, которые в процессе «лечения» всё больше деградировали как личности, окончательно прекращаясь в тех, кем официально и числились в медицинских файлах. Клиентами психбольницы являлись разные личности – от бомжей и наркоманов, которые, прикидываясь психами, рассчитывали пересидеть зимние холода в относительном тепле на скудной, но регулярной и халявной казённой кормёжке, до «неудобных» лиц, чьи родичи в погоне за квартирами и прочими материальными благами готовы были упечь близкого человека на принудительное лечение, после которого почему-то никто не выздоравливал. Были и такие, кто действительно был болен ещё при поступлении, а не стал таковым в процессе оказания «квалифицированной медицинской помощи». Так или иначе, но несколько кубов галоперидола внутривенно за всю историю существования этого «чудо-препарата» ещё никого не сделали здоровым, зато на время успокаивали буйного пациента, превращая его в пускающий слюни овощ, не доставляющий персоналу никаких хлопот. Именно в это жуткое место под названием «Психиатрическая больница №17» и была доставлена Рязанцева Светлана после того, как пыталась совершить суицид в тот злополучный день, когда её муж Анатолий узнал страшную правду про сына. Действительно, отцом 6-летнего светловолосого малыша с синими глазками был не её муж, а другой мужчина – Ложкин Константин Фёдорович, он же вор в законе Весло. Эта новость повергла ревнивого Анатолия в шок, и в ожидании проявления его свирепого гнева Светлана из-за обуявшего её чувства животного страха приняла решение покончить с собой, вскрыв вены на запястье левой руки. Вовремя подоспевший Рязанцев не дал ей умереть, пережимая раскромсанные вены в ожидании скорой помощи. После приезда врачей испытавшую сильнейшее нервное потрясение Светлану отвезли на операцию в Городскую клиническую «семнашку» и после того, как угроза жизни миновала, главврач подготовил направление на дальнейшее лечение пациентки в Психиатрической больнице №17. Светлана, прибывшая в «психушку» в статусе «суицидницы», поначалу пыталась сопротивляться принудительному «лечению», отказываясь от приема медикаментов и требуя немедленно связаться с её мужем. Однако «заботливый» персонал заведения быстро и весьма доходчиво разъяснил новоприбывшей её права при помощи обширного перечня очень убедительных вспомогательных методов и средств. И вот, на протяжении двух недель, совмещая «отдых на вязках» с приёмом убойных доз галоперидола с аминазином и феназепамом, Светлана медленно, но уверенно превращалась в пускающий слюни овощ, не в состоянии осмыслить происходящее вокруг. В те немногие просветы в сознании между уколами отравы, когда она ненадолго приходила в себя, Светлана искренне не могла понять, где она и что с ней произошло. Однако, вскоре наставало время укола, и девушка снова проваливалась в темную пропасть беспамятства.. Последние четыре дня пациентку перестали пичкать жуткими препаратами, и сознание девушки немного прояснилось. С удивлением рассматривая палату без дверей и с решетками на окнах, а главное – себя, упакованную в смирительную рубашку, сидящую на больничной койке, Светлана, имеющая медицинское образование, быстро сообразила, куда её занесло. Надзорная палата психиатрической лечебницы, преддверие этого ада на земле.. Ужас затопил её мозг, и Светлана чуть было не закричала. Прикрыв глаза, она усилием воли сумела совладать с эмоциями и взять себя в руки. Итак, девушка отчётливо помнила кто она и откуда, помнила свою семью, друзей, знакомых. Однако при этом воспоминания о событиях, предшествовавших её попаданию в эти стены, не спешили к ней возвращаться. Интересно, где её муж Анатолий? Он вообще знает, где она?! Светлана обратила внимание, что кисти её рук сжаты в кулаки большими пальцами внутрь, и вспомнила, как этому приему их обучали ещё в медучилище – в таком положении хрупкие фаланги пальцев рук останутся целыми, и разжимая кулаки, можно будет немного ослабить натянутую ткань и обеспечить циркуляцию крови в сдавленных конечностях. Медленно выдыхая воздух из груди, она расслабила кисти рук и почувствовала, как кровь прилила к онемевшим рукам, которые понемногу начало покалывать множеством невидимых иголочек. На соседней кровати под окном, коих в палате имелось четыре, восседало нечто патлатое и мычащее в светлой робе, с виду напоминающее девочку из фильма ужасов «Звонок». Та же немытая и нечёсаная грива чёрных волос вместо лица, когда-то белая пижама, сейчас заляпанная чем-то мерзким, и синюшные обломанные ногти на пальцах рук и ног. Обхватив руками подтянутые к груди колени и опустив на них голову, существо мерно раскачивалось из стороны в сторону и тихонько выло. Светлана окрестила про себя это чудище «Самара Морган», в честь главной героини известного киношного ужастика. На кровати возле выхода из палаты кто-то корчился от боли, растянутый «на вязках», всхлипывая и трясясь всем телом. Четвёртая койка пустовала.. Внезапно «Самара» перестала раскачиваться, и подобно киношному оригиналу, на четвереньках поползла в сторону Светланы, злобно шипя и шустро перебирая расставленными в стороны конечностями. При этом лицо пациентки по-прежнему оставалось скрыто кубком грязных, слипшихся волос. Светлана, хладнокровно выждав, пока существо подползёт к ней достаточно близко, резким ударом ноги по голове снизу вверх отфутболила легкое тело «Самары» обратно к её лежбищу. Пролетев по воздуху отделяющее их койки метровое расстояние, та с глухим стуком впечаталась затылком в стенку и затихла. Светлана наконец увидела лицо соседки, короткое никак не удавалось разглядеть из-за опущенной головы и свисающих прядей, и пожалела о содеянном. Грязные космы скрывали бледное личико совсем ещё юной девочки лет пятнадцати от силы.. В коридоре послышался топот приближающихся шагов и возглас: – Что там ещё происходит, мать вашу?! В палату грозно «заплыла» рослая бабища в белом халате и пудовыми кулаками размером с дыньку. Быстро окинув взглядом обстановку, она приметила лежавшую без сознания «Самару» и Светлану, с удивлением и раскаянием рассматривавшую лицо девчонки. – Я смотрю, вы уже познакомились! – прогремела санитарка, глядя на Светлану, – Ты смотри, какая ловкая! Вырубила Саньку! Да ещё и со связанными руками! Светлана, сжавшись, с тревогой наблюдала за неожиданной визитершей и робко заявила: – Это была самооборона! – после чего, набравшись храбрости, все же спросила: – Кто Вы и где я нахожусь? – Итак, сука, раз уж ты очухалась и даже осмеливаешься задавать вопросы, то запоминай! – женщина-гора упёрла руки в бока. – Меня зовут Галина Петровна, для тебя – тётя Галя! Ты находишься в женском отделении психиатрической больницы на принудительном лечении.. если это можно назвать лечением.. – ухмыльнувшись, заметила она. – Делай всё, что я тебе скажу, и жизнь твоя будет приемлемой. А иначе будешь сутками напролёт загорать «на вязках» на пару с Жанной Д’Арк! – санитарка кивнула на кровать возле входа, на которой стонала какая-то несчастная, растянутая за ноги и руки ремнями, привязанными к бортикам койки. – Ещё раз, тварь, кого-то ударишь без разрешения – будешь наказана! Ты тут никто и прав у тебя ноль! А теперь живо подняла свою вялую жопу и шагом марш в смотровую! Светлана, пошатываясь, встала с кровати и пройдя пару метров, шлёпнулась на пол. Ватные ноги не держали тело совершенно, плюс проклятая смирительная рубашка жутко сковывала движения и не давала сохранять равновесие. Тетя Галя одной рукой зацепила Светлану за ремешок на спине и приподняла, словно котёнка, потащив за собой как на буксире со словами: – Шевели ляжками, сука дохлая! В смотровой с неё сняли ненавистную робу, и Светлана наконец смогла вдохнуть полной грудью, ощущая боль в отдавленных рёбрах и нестерпимое покалывание в затёкших руках. После того, как боль немного поутихла, а к онемевшим рукам снова возвратилась чувствительность и подвижность, девушку осмотрел небритый тощий врач в толстых очках и с сумасшедшим блеском в глазах. – Итак, что могу сказать.. Светлана Рязанцева.. Ваше самочувствие значительно улучшилось по сравнению с тем состоянием, в котором Вы пребывали при поступлении.. Поэтому «святая троица» временно отменяется, если разве что не произойдёт рецидив.. – А что такое «святая троица»? – переспросила Светлана. – О! Не обращайте внимания, это наш профессиональный жаргон. Вы ведь сами с медицинским образованием, должны понимать! – криво ухмыльнулся доктор. – Мы так зовём три самых главных препарата в нашей отрасли, помогающих лечить все известные и неизвестные науке душевные недуги – галоперидол, аминазин и феназепам! – Вы сказали, что «отменяется».. А.. сколько времени я их употребляла? – робко переспросила Рязанцева. – Ровно десять дней! – бодро ответил врач. – Да Вы не расстраивайтесь! Зато какой результат! Прям налицо! Полное отсутствие суицидальных наклонностей! Более того, Галина Петровна поведала, что Вы в целях самообороны даже вырубили Самару! Хотя бить её не нужно – она абсолютно безобидная, хотя и жутковатая с виду.. А какая, скажите на милость, самооборона у суицидников? – довольно потирая руки, провозгласил этот полусумасшедший лекарь и победно поднял вверх указательный палец. – Тó-то же! – Так Вы её тоже называете Самара? – невпопад брякнула Светлана, после прозвучавшего слова «суицид» внимательно разглядывая перебинтованное запястье левой руки. Какие-то смутные воспоминания слегка всколыхнулись где-то в глубине сознания и тут же растворились, словно ничего и не произошло. – Да, именно так: Самара Морган! – противно заржал главврач, – Рад, что Вы тоже узнали в нашей клиентке героиню небезызвестного ужастика! Значит, определенно идёте на поправку! План дальнейшего лечения я уже составил, поэтому желаю скорейшего выздоровления! - после чего прокричал, опустив глаза в документацию не столе, – Галина Петровна – в семнадцатую палату её! Трое обитателей Палаты №17 встречали её пустыми стеклянными взглядами людей, сознание которых витало явно где-то далеко от этого мрачного места.. Две заторможенные женщины лет 45 – 50 и молодая симпатичная девушка, судя по всему, под завязку напичканная «лечебной» дрянью, судя по ниточке слюны, стекающей по её подбородку. Все они чинно сидели на своих кроватях и таращились на Светлану подобно зомби до тех пор, пока санитарка, толкнув новенькую на свободную койку со словами «Чувствуй себя, как дома!», не покинула палату. Внезапно взгляд молодой девушки стал осмысленным, и она, смахнув с подбородка липкую струйку, вполне адекватно представилась: – Ну, здравствуй! Меня зовут Ангелина! А этих тётушек – Антонина и Татьяна. Взгляды тёток после ухода надзирательницы также сделалась абсолютно вменяемыми, и они доброжелательно ей закивали. – Добро пожаловать к нам в палату! – Эмм.. Спасибо.. Меня зовут Светлана.. – несколько смущенно промямлила Рязанцева, не ожидавшая от пациенток столь разительной перемены. – Да ты не тушуйся! – продолжила Ангелина, – Мы это перед Галей по кличке «Галоперидол» режим «дурика» включаем, чтобы не усложнять себе жизнь, впрочем, скоро сама во всем разберёшься. А пока расскажи, как тебя сюда занесло? Увы, при всем желании Светлана не смогла бы поведать об этом, поскольку абсолютно ничего не помнила про то, как попала в лечебницу.. Впрочем, никого это не смутило. Ангелина с видом знатока заявила, что память восстановится со временем, а пока что главное – ни при каких обстоятельствах более не принимать местных пилюль, иначе можно превратиться в самого настоящего «психа». Проверено – у тех, кто больше месяца стабильно сидел на «отраве», с каждым днём всё дальше сползающий «чердак» уже не возвращается на прежнее место.. Сама Ангелина, как оказалось, была родом из Киева, где крутила шашни с одним местным авторитетом. Что-то там у них не срослось, и она, уже беременная, сбежала от своего хахаля аж в Москву. В «Нерезиновой» девушка вовремя сориентировалась и захомутала довольно состоятельного работника гостаможни, с которым официально вступила в законный брак, тем самым обретя московскую прописку. Через полгода у неё родились двое мальчиков, которых недалёкий чиновник принял за своих отпрысков, однако семейной идиллии пришёл конец – муженька поймали на «получении неправомерной выгоды» и упекли в тюрьму.. Прикинувшись невменяемой, Ангелина спихнула ставших обузой двойняшек в детдом, параллельно закрутив роман с новым хахалем. Однако «отечественная медицина» всерьёз взялась за неё, и девушку упекли на принудительное лечение в психбольницу, где она безуспешно «лечилась» вот уже полгода.. Правда, хитрая Ангелина «забыла» упомянуть о том, что сама обратилась за анонимным лечением в стационаре после того, как узнала, что в Москву прибыл Виталий – тот самый киевский бандит, который по совместительству являлся её бывшим ухажёром.. Ну и отцом близнецов, успешно «скинутых» молодой мамашей в интернат.. «Браток» активно разыскивал свою экс-возлюбленную, причём явно не для того, чтобы признаться ей в вечной любви. Поэтому девушка, опасаясь расправы, приняла непростое решение – «пересидеть» опасность в психушке под «левыми» паспортными данными.. Милые тётушки являлись не менее интересными личностями, чем Ангелина: Антонина Ивановна на двадцать пятом году семейной жизни окончательно устала от регулярных побоев мужа-алкаша, и вооружившись столовым ножом, пресекла домашнее насилие ровно двадцатью пятью ударами по высохшему от спирта телу «благоверного» изверга.. По удару за каждый год брака! – как впоследствии она сама грустно шутила.. Женщину, издевательства над которой подтвердили соседи, признали невменяемой и вместо тюрьмы поместили в это «замечательное» место. Впрочем, сама Антонина ничуть не жаловалась, предпочитая ныне почившему тирану компанию из психов и санитаров.. Татьяна Павловна же работала поварихой в одном из столичных интернатов, и одному Богу известно, чего она там насмотрелась, но в итоге старушка оказалась в стенах лечебницы с диагнозом «постманиакальная шизофрения». Поговаривали, что повариха под впечатлением увиденного, подобно своей подруге по несчастью, отправила на тот свет кого-то из сотрудников интерната с помощью здоровенного кухонного ножа.. Как там было на самом деле, никто из пациентов доподлинно не знал, а сама Татьяна не распространялась по этому поводу, чинно отбывая «пожизненный» срок принудительного «лечения» в местной богадельне без права на выписку.. В такой вот «милой» компании Светлане придётся провести ближайшее неопределённое количество времени.. – Сегодня на смене Валя «Валидол», смотри, не перепутай её с вчерашней Галей «Галоперидол», они хоть и сестры-близнецы и внешне одинаково отвратные, но ужасно не любят, когда пациенты их путают! – поделилась важной информацией Ангелина. Впрочем, как уже уяснила Светлана, любая, кажущаяся бредовой информация, которая однако способна облегчить пребывание в этих стенах, является очень важной. Поэтому она искренне поблагодарила подругу и через минуту убедилась в правдивости её слов. – Ну и как тебе спалось, сука дохлая? – с порога «поприветствовала» её гора мяса, облачённая в белый халат с лицом вчерашней санитарки Гали. Если бы не предупреждение Ангелины, Светлана бы точно решила, что перед ней нависла Галина Петровна, которая тащила её в смирительной рубашке на осмотр к доктору, попутно обзывая «дохлой сукой». – Всё в порядке, спасибо за заботу, уважаемая Валентина Петровна! – отчеканила Светлана, глядя на разочарованное лицо «горы мяса». – Что, предупредили уже, твари крышетёчные? – рыкнула она в сторону застывших в оцепенении пациентов. И перед тем, как выйти из палаты, бросила: – Сегодня у нас разгрузочный день или «День Святой очистительной клизмы», так что готовьте задницы, дамочки!❌ Exxxtra Bonus ❌
От автора: Данный бонус – совсем не для слабонервных. Не особо хотелось выкладывать это. Довольно жуткая история. Но, к сожалению, зачастую именно так и происходит в современных психбольницах, и народ должен знать это.. Мерзко, противно, кошмарно. Поэтому, если пропустить этот фрагмент, ничего не случится, смысл произведения останется понятным.. Но если Вы всё же решились продолжить чтение – что ж, Ваше право. Как говорится – я предупреждал..«День Святой очистительной клизмы»
По вторникам и пятницам в женском отделении Психиатрической больницы №17 медперсонал устраивал «клизменные дни» специально для тех, кто за прошедшее время не смог самостоятельно испражниться, за чем ревностно следили местные санитарки. Постоянные сбои в работе кишечника были обусловлены однообразной пищей низкого качества – варёной перловкой с «мясным супом», в котором ни одна собака не учуяла б и запаха мяса.. Происходила данная экзекуция в ванной комнате, для чего туда ещё со вчерашнего вечера доставлялся топчан и штатив для кружки. С утра там бывало всё готово: расставленные вдоль стены туалетные вёдра с крышками, в количестве пяти-восьми штук, в зависимости от количества сегодняшних мучениц, ширма, пара рулонов туалетной бумаги. Разумеется, своё добро больные должны были вынести сами, но не всегда и не все были достаточно «благонадёжны», некоторые ввиду отсутствия элементарных навыков самоухода, или в следствии приёма дезорганизующих работу соображения и координации движений препаратов, кто-то из мести персоналу, либо по каким иным причинам мог хотя бы частично пролить содержимое параши мимо унитаза. И потому санитарки для этих целей брали достаточно крепких физически, здравомыслящих и преданных им пациенток, которые находились на отделении годами, не имея шансов быть выписанными. Это были несчастные, которых из детдомов потом вдруг отправляли в психушку, а положенное им жилое помещение уходило «налево» или те из больных, у кого уже здесь, в больнице, отобрали квартиры врачи либо родственники. Да и мало ли было тех, кто был брошен на «вечное хранение» в стены психбольницы, при этом не являясь «больным на голову». Это были девушки и женщины от 18 до 40 с небольшим лет, их численность составляла около трети всех пациенток отделения. Вот такие-то, за одну-две сигареты, за эфемерную возможность лишний раз получить кипяток и заварить чай, лишний раз нормально сходить в туалет, выйти на балкон, не быть «посаженной на уколы», «завязанной в вязки» или «положенной в пелёнки» за слишком независимый взгляд, да и мало ли чего иного, постоянно запрещаемого или используемого в качестве «укрощения» персоналом, – готовы были мыть полы, обслуживать лежачих больных, обмывать их, выносить из-под них, носить бельё, еду из кухни, выносить тела умерших, массажировать ноги санитаркам, ну и выносить вонючие параши в «клизменные дни». Так было и в этот день, ничем не отличающийся от других таких же. Наплыв пациенток ожидался немалый, поскольку были заготовлены два эмалированных ведра откипячёной воды, и в буфетной кипятилось третье, для разбавления до тёплой температуры. Сам главврач Психиатрической больницы №17 Скорик Пётр Васильевич собственноручно делал клизмы пациентам из числа женщин, получая при этом небывалое похотливо-садистское удовольствие. Накануне он лично обходил палаты и переписывал всех, кто должен был сегодня попасть к нему «на анальный сеанс». Каким-то чудом на сегодняшний приём к нему не попала ни одна пациентка из обитателей палаты Светланы.. Итак, началось... В одной из ванных комнат больницы, переоборудованной в клизменную, также находились и две самые здоровенные кобылы-санитарки, сёстры-близнецы Галя «Галоперидол» и Валя «Валидол» – постоянные «служанки» главврача Петра Васильевича при постановках клизм. В их обязанности входило тащить на топчан, сдирать одежду, связывать и бить сопротивляющихся, для чего там были наготове «вязки» – длинные широкие простроченные полосы сложенной в несколько слоев крепкой ткани, у каждой были полуметровые «жгуты» - от слова «жечь» – сложенные вдвое куски эластичных электрошнуров с тремя-четырьмя узлами на конце и посередине. Хлёсткий удар таким «жгутом», даже вполсилы, причинял нестерпимую боль, держащуюся более минуты. По мере вызовов доставляли «отмеченных» женщин. Вот звякнул в замке ключ-отмычка, и две санитарки с отделения втолкнули Олю – самую пугливую и забитую больную, худенькую женщину лет 28-ми, остриженную наголо «на всякий случай». В это время на ведре уже сидела красавица Алёнка, двадцатилетняя девушка с длинными белокурыми волосами и прямо-таки жемчужными ровными зубами, регулярно попадающая в больницу лишь потому, что по какой-то глупой причине оказалась на учёте в психдиспансере. Поскольку работа её родителей была связана с постоянными командировками, врачи под предлогом невозможности оставлять больную без присмотра забирали её в больницу, а возвратившиеся из командировки родители вынуждены были буквально «выкупать» её, принося врачам подарки и оставлять в больнице её пенсию за немедленную выписку, иначе те могли задержать её на неопределенное время. И теперь эта Алёнка, дрожа всем телом, сидела на ведре, из её огромных синих глаз с длинными ресницами катились крупные слёзы. Хотя Оля и не сопротивлялась, Галя с Валей схватили её за руки, вывернули их назад, даже не слушая её «Я сама, я сама!», и с силой потащили к топчану. Видимо, от такого превосходства над жертвой они имели удовольствие. Даже не бросили, швырнули женщину поперек лежака, задрали ей подол застиранного ветхого платья, потянули с неё панталончики. Галя изловчилась стегануть её жгутом поперек попы, отчего Оля дико взвизгнула и зашлась в рыданиях. Санитарки меж тем подхватили её за ноги, уложили на топчан, и «на всякий случай» стали вязать ей руки, ноги у лодыжек и под коленями, локти припутали к коленям. Навалились на неё, одна на плечи и голову, другая на ноги. Ещё раз огрели по попе - «Будешь слушаться?! Будешь?!». В то же время Пётр Васильевич жидко мазнул вазелином конец длинного стеклянного наконечника, отодвинул вверх правую Олину ягодицу, и безо всяких осторожностей с силой впихнул довольно толстую трубку ей в анальное отверстие. Оля вскрикнула от боли, но не могла дёрнуться и шевельнуться, прижатая двумя тяжеловесными бабами. Главврач открыл зажим, и вогнал наконечник клизмы ещё глубже в попу. Клизма опустошилась минут за пять, к тому времени Оля дёргалась и умоляла прекратить, но санитарки лишь приговаривали «Ну, ты сегодня получишь! Ты у меня получишь!». И верно, едва только доктор вынул наконечник, Галя хлёстко щёлкнула беднягу жгутом. От неё не отстала и Валя. Преимущество таких «инструментов» было в том, что они хоть и оставляли страшные чёрные полосы на коже, но эти полосы быстро, за минут 15-20, исчезали, однако сильная боль держалась очень долго. Олю меж тем развязали и отправили на ведро. Алёнка, всхлипывая, хотела подмыться в ванне, но санитарки оттолкнули её, врезали подзатыльник, и велели ждать. В то же время снова открылась дверь, и притащили Эмму. Это была статная холёная женщина лет немного за пятьдесят; её муж, красавец дагестанец, имел небольшой бизнес, вынужден был тоже ездить по делам. И врачи её закрывали в больницу на тех же основаниях, что и Алёнку. Разумеется, брали её вместе с её пенсией, а муж оплачивал за её выписку ремонты в больнице, поставил за свой счёт кое-где пластиковые окна. Деньги конечно же оформлялись как государственные... Теперь же Эмма бешено вырывалась и кричала, что она и сама сходит в туалет, просто когда ей было надо туда, её не пускали, «не в те часы», а потом у неё «отходило». Руки у неё были связаны за спиной, приведшие её санитарки бросили её Гале, подождали, пока она и Валя уже своими вязками свяжут ей руки впереди, забрали потирающую отхлёстанную болевшую попу Алёнку обратно на отделение. Меж тем Валя схватила Эмму под локти, оттягивая её назад, Галя развязала шнур на её брюках, спустила их вместе с трусиками до самого низу, в следующем мгновении больная оказалась на топчане. Галя содрала с неё штаны, коленом навалилась чуть ниже лопаток. И обе санитарки начали жутко хлестать виновную по голой попе. Эмма перестала кричать в своё оправдание, теперь она взвизгивала и выла, умоляя лишь прекратить битьё. Но санитарки, которым доставляла радость такая власть над беззащитным перед ними, с пересмешками и прибаутками продолжали стегать по попе несчастную женщину. Та извивалась, дрыгая ногами, колотила ими об пол. Это лишь задорило санитарок, и каждая старалась хлестнуть побольнее. Пока не вмешался главврач, говоря, что надо делать клизму, и санитарки, хлестанув ещё по разу, развернули женщину на топчан, связали и стали держать. Пётр Васильевич попытался раздвинуть Эмме ягодицы, которые та напрягала изо всех сил, и дала знак санитаркам. – Расслабь жопу, курва! – крикнула Валя. Какого хрена ломаешься, бл@дь ты такая?! – И с этими словами она прошлась жгутом наискось попы, ещё и ещё раз. Женщина застонала, и позволила главврачу вставить наконечник клизмы в её попу. Но в этот раз случился казус: Эмма не смогла выдержать всю воду до конца, и как не сжимал доктор её ягодицы, тонкий, но сильный фонтан грязной воды окатил брызгами его клеёнчатый фартук. – Я не могу больше, пустите! – умоляла женщина, и струйки воды нет-нет, да вырывались у неё из попы. Видя безуспешность влить всю клизму до конца, тем более что и осталось воды в ней немного, Пётр Васильевич велел санитаркам развязывать её, и как только он извлек наконечник, Эмма бросилась к ведру, почти вся вода вместе с калом оказалась на полу. – Тварюга чёртова! – взвизгнула Галя, и прошлась жгутом по её спине. – Теперь убирай говно, сука, сама! Ну, смотри, теперь тебе будет! До утра завернём в сырые пелёнки! Эмма в это время выкакала всё, что в ней осталось, затем подтёршись, стала руками и бумагой собирать с полу то, что она исторгла. И в этот момент в ванную втащили больную Лену, низкорослую и толстую как чурак глупышку, не совсем понимающую, куда её ведут. Но эта Лена панически боялась любой физической боли, даже когда ей делали уколы, её держали три-четыре санитарки, даже привязывали обычно. Для санитарок Гали и Вали и это был лакомый кусок: действительно, как интересно будет хлестать её, зная, какой она испытывает ужас, как она будет извиваться в слезах! Но пока что надо будет разобраться с Эммой, а то, что это будет происходить на глазах у Ленки, только добавит ей страху. Эмме связали руки, и разложили на топчане. Под мышками прихватили к нему, а связанные ноги притянули к ножкам лежака. Ленка с расширенными от ужаса глазами, дрожа всем телом, сидела на краю ванны и наблюдала за происходящим. Первой начала Галя. После первого же хлёсткого удара Эмма взвизгнула и зашлась в крике, трясясь всем телом. А жгут со свистом опускался, поперек её попы вздувались чёрные полосы. Отсчитав ей десятка полтора ударов, Галя отошла в сторону. Настала очередь садистки Вали, которая старалась попадать по самому низу попы, где она переходит в ляжку, или щелкануть кончиком жгута по краю в самой середине попы. Эмма задыхалась от крика, билась лбом в подушку на топчане, а Валя с язвительными «нравоучениями» продолжала наказание. Отвязав плачущую Эмму, они бросили её вызванным с отделения санитаркам с указанием закатать её в сырые пелёнки до утра, а сами взялись за Ленку. Та, теперь понимая, что её ждёт, заорала диким голосом, полным животного страха. Санитарки подняли ей подол халата, сняли штанишки. Лишь смеясь над её «Не надо! Не надо!», её, как и всех предыдущих, бросили поперек топчана и размеренно стегали несколько минут. Далее последовала клизма. Нет нужды говорить, в какой панике была глупенькая 48-летняя женщина, по своему состоянию соответствующая трёхлетнему ребёнку, от первых же секунд процедуры! Как только Пётр Васильевич раздвинул ей попу и воткнул толстый стеклянный наконечник в её анальное отверстие, Ленка с диким рёвом взметнулась, и сбросила бы с себя санитарок, если бы не была туго связана. Но доктор, давно к такому привыкший, словно не происходило абсолютно ничего, продолжал засовывать стеклянную трубку глубже и глубже в попу пациентке. Под конец клизмы та хрипела и завывала, но угроза порки заставляла её держать воду, и не уронив ни капли, сесть на ведро... Затем привели старушку лет далеко за 70, бабушку Нюру, как называли её больные. Родственники просто выбросили её в больницу умирать. Совершенно не держащуюся на ногах, высохшую в «живой скелет из Освенцима», санитарки буквально принесли на руках, и бросили Гале с Валей. – О, ты ещё жива?! Сама уже похожа на смерть, а всё шевелиться? – «приветствовала» её Валя. Она подняла на ней драное платье. Штанишек на ней не было. Связав ей лишь руки, санитарки растянули бабулю, обтянутую лишь кожей, похожей на пергамент, на топчане. Ленка, на тот момент подтирающая попу, со смертельным ужасом в глазах смотрела, как стонет, не в силах даже кричать, полуживая старушка. И клизму она не смогла удержать даже половины объема, за что санитарки пороли её почти до потери сознания... Когда жуткий «День Святой очистительной Клизмы» подходил к концу, в стенах Психиатрической больницы №17 ещё долго раздавались стоны и всхлипы избитых и униженных пациенток..