Цинмин

Пристань Лотоса гудела, напоминала пчелиный рой. Все люди с самого утра веселились, пели, танцевали, а самое главное — посещали могилы предков. Каждый из людей верил, что душа любимого человека где-то рядом, пусть и в другом обличии, пусть и в другой семье. Души, которые не ушли на перерождение, чтобы следить за родными, испытывали не меньшую радость. Именно в этот праздник умершие становились чуть ближе к миру живых, обретали призрачное тело, могли выйти за пределы мест своих захоронений. Вот и сейчас бывшие хозяева Пристани Лотоса мирно беседовали в Храме Предков. Цзян Фэнмянь, Юй Цзыюань, Цзян Яньли — относятся к числу тех, кто не ушел на перерождение, у них не хватило сил бросить сына и брата в такой трудный период жизни. Да, Цзян Чэн все равно не слышит их, не видит, не может принять утешения, но оставить его наедине с деревянными табличками, которые от прежних живых людей хранят лишь имена, слишком жестоко. Особенно душа металась у, казалось бы, вечно строгой мадам Юй. Даже в посмертии эта женщина хранит запах волос сына, его не смог затмить отвратительный запах гари, тепло слез в последний миг, дрожание плеч и полный боли крик: «Мама»! Кто бы знал, чего стоило хладнокровной заклинательнице в последний момент не обернуться, не бросить пылающую адским пламенем Пристань и всех адептов, только бы быть с сыном, защищать его. Но, увы, она не смогла, а защиту пришлось поручить мальчишке Вэя Чанцзэ и Цансэ Саньжэнь и то Вэй Ин променял своего шиди на псов Вэнь. Семья Цзян покорно ждала в храме до часа Собаки*. В это время строгий дядя Цзян укладывает десятилетнего племянника спать, не обращая внимания на бурчание Цзинь Лина о том, что только семь часов вечера. В Цинмин нынешнему главе клана Цзян требовалась полная уверенность в том, что его никто не увидит. Особенно, когда он решился. В левой руке он нес два сосуда с вином и ритуальные деньги, в другой сияла от света луны золотая табличка с именем того, кого стоило давно забыть, выбросить из памяти и вытравить из израненного сердца. Но Цзян Чэн не смог… Сложно забыть шисюна, который стал словно родной старший брат. Ведь именно благодаря Вэй Ину великая Баошань-саньжэнь восстановила утерянное золотое ядро. Один человек смог причинить Цзян Чэну столько добра, сколько и зла. И, хотя бы в память о былых временах, он решил повесить табличку в Храме Предков. Вэй Ину, Вэй Усяню, своему шисюну, а не Старейшине Илина. Тому юноше, который смог вытащить заносчивого молодого господина Цзян из колючей раковины. Двери храма знакомо скрипнули. Таблички семьи Цзян отражали теплый оранжевый свет от свечей. Цзян Ваньинь плавно опустился на колени, рядом поставил вино, ритуальные деньги ровной стопкой отправились в печь. — Матушка, отец, сестра… — начал он, судорожно вздохнув. Ком стоял в горле от чувства предательства. Вся его родня погибла из-за Вэй Усяня, даже сам темный заклинатель погиб от своей же печати. Яньли плавно отошла от своей таблички, коснулась тугой косы на голове брата. Ей так хотелось обнять его, утешить, сказать, что он ни в чем не виноват, но дева Цзинь могла лишь смотреть. Зато в храме наконец-то появится душа Сянь-Сяня, хотя бы ему Цзян Яньли скажет все, что не успела. Уложит его голову на свои колени, ласково переберет прядки, выслушает, а потом мягко пожурит из-за ранней смерти. Цзян Чэн не рассказывал о том, как умер шисюн. В один день он пришел абсолютно пьяный, упал на пол храма, содрогаясь в тихих рыданиях и прошептал: «Вэй Усянь мертв». Цзян Фэнмянь молча наблюдал за сыном. Он не испытывал особой тоски, в его душе была только радость от того, что с Цзян Чэном все хорошо. Из года в год мужчина видел, как его ребенок растет, как юношеское лицо становится грубее, как между бровей проявляется складка, которая была и у Юй Цзыюань. Настоящую боль Фэнмянь чувствует, глядя на дочь с женой. Вот кого он не сможет увидеть старыми, особенно душа болит за Яньли. Его драгоценная дочь едва почувствовала вкус счастья и сразу ушла в мир мертвых к своим родителям, оставив свое дитя сиротой. Теперь мужчине предстоит увидеть в загробном мире сына своего друга, которого много лет назад Фэнмянь так упорно искал. Цзян Ваньинь сделал глубокий вздох, сжал дрожащими руками золотую табличку и стряхнул несуществующую пыль. Около пяти минут глава клана Цзян стоял перед местом, которое отвел специально для Вэй Ина, прежде чем решился вставить ее. На мгновение сердце Цзян Чэна остановилось. В голове пульсировала кровь. Над храмом навис полог тишины. И если душа мужчины получила облегчение от подобного действия, то на обратной стороне семья Цзян испытывала недоумение. Душа Вэй Усяня не появилась…