Покупатели

Обхватив руками портфель и стараясь не выронить его на очередной кочке, майор смотрит в боковое зеркало. Хаммер нещадно трясет, и катящийся за ним автозак то и дело теряется из виду. В вечерних сумерках его силуэт растворяется среди городских руин. Фары не горят – мера маскировки, и от сгущающейся тьмы становится не по себе. Ведь ночь – лучший друг вампиров. Что с того, что теперь не все из них – враги? Декреты руководства не перечеркнут бессонных ночей, проведенных в ожидании засады, не отменят растерянности и ужаса от внезапных атак. И пара алых глаз, сверкающих за спиной, ощущается такой же враждебной, как и всегда. – Не бойся, майор, все хорошо, – издевательский голос из-за спины укалывает в самое нутро. Настороженность тут же вытесняется гневом. – Еще одно слово – и почешешь пешком, упырь, – бросает в ответ офицер. До ушей снова доносится ехидный смешок. – Кто будет тебя защищать от моих собратьев? – Раньше справлялись – и теперь справимся. На кой черт вы нужны? Крысы, в расход бы вас пустить. Верхи играют в свои игры, а мы потом расхлебываем. – Какая жалость, никого не интересует мнение скота... – Вот и заткнись, – напирает майор, – недобитый черт. Недовольно шикнув, хищник умолкает. А тем временем они уже на месте. Машина замедляет ход, заезжает в ворота и оказывается перед трехэтажным зданием временной тюрьмы. В коробке из серого камня томятся сотни свидетелей недавнего разгрома армии Куруру Цепеш. Автозак подгоняют ко входу, а майор с клыкастым напарником проходят внутрь. Там душно и воняет плесенью. По бетонным казематам летает вампирский прах. «Хороший вампир – мертвый вампир», – думает майор. – Дохнут как мухи, – словно прочитав его мысли, добавляет сопровождающий тюремщик. Он заводит гостей на лестницу, и эхо его голоса растворяется в тесноте пролетов. – Кормить их нечем, да и кому они нужны? Девать некуда. Новых каждый день привозят. У меня уже аллергия на эту пыль. На повороте лестницы майор бросает взгляд на поднимающегося за ним вампира. Тот замечает. – Не смотри на меня так, мне их не больше твоего жалко. Они выходят на третий этаж. Взгляды сотен алых огоньков тут же приковывает к шее майора, но ржавые прутья легко сдерживают обессиленных голодом пленников. В одних глазах читается неприкрытая злоба. В других – ничего кроме тупой жажды крови. Они готовы на все. Есть и такие, кто с презрением отворачивается от предателя, но у большинства сородич по другую сторону замка вызывает интерес. И он явно чувствует себя хозяином положения. От желающих переметнуться нет отбоя. Пока смертные ежатся от вида десятков клыков в непосредственной от себя близости, вампир прогуливается между камерами и тыкает пальцем: «Этот», «Этого берем»... Благо, вопрос подбора кандидатов командование оставило ему на откуп. – Хорош, машина лопнет, – вмешивается майор, когда выведенные из камер кровососы оформились в солидную шеренгу. – Кто не влезет – прицепим за бампер, – смеется вампир. А тем, к кому это относится, не до смеха. На секунду в голове офицера предстает образ вампирских туш, привязанных к летящему по разбитой дороге автозаку. И хочется улыбнуться. От раздумий его отрывает комендант, пригласив к себе в кабинет на разговор. – Слушай, – начинает он, делая большие паузы между словами. – А ты давно на передовой? – С самого начала. Комендант улыбается. Его тяжелый взгляд вызывает у майора отторжение, и улыбка лишь усиливает это чувство. – Так мы с тобой ветераны, – продолжает между тем начальник заведения, – оба за восемь лет натерпелись от этих тварей. В его глазах сверкнул огонек злобы. А майор ловит себя на мысли, что согласен. – Ты не думай, что я вертухай! Просто вышло так. Людей не хватает, а пленных девать стало некуда – вот мне и приказали тут временный лагерь развернуть. А так у меня шесть ранений. – То же самое, если укусов не считать. И снова возникает это двойственное чувство. У них не так уж мало общего. Впрочем, этот факт совсем не радует офицера. Ему не хочется продолжать этот странный диалог. Но почему? – У меня всегда правило было – упырей живыми не отпускать, – глаза коменданта мрачнеют еще сильнее, а улыбка превращается во что-то неопределенное. – Если этот зверек у меня в руках и он еще жив – то только потому, что не отмучился свое. Да не опускай глаза, майор, я вижу, что ты так же думаешь! Голос его становится заметно громче. Глаза под нависшими бровями широко распахнуты, в них отражается азарт и садистское упоение. Майор чувствует, как начинает пульсировать кровь в висках. – К чему вы это? Начальник берет со стола лист бумаги и протягивает его в руки гостя. – Телефонограмма пришла из штаба армии. Цепеш снова дали под задницу, пленные скоро повалят табунами. Размещать их будет негде. Поэтому приказ: всех упырей под нож. Майор чувствует бешеный стук сердца, когда взгляд пробегает по строчкам документа. А комендант словно читает его мысли. И озвучивает их, взволнованно ходя по кабинету взад-вперед: – Это шанс, майор. Твоего упырька тоже можно кончить – ни у кого не будет вопросов. Я тебе дам копию приказа. Ну что, согласен? Давай пережжем эту нечисть синими лампами! Возбужденный голос переходит в нервную одышку. Майор поднимает взгляд на коменданта. Глаза того налиты кровью, а из-за тусклого освещения лицо кажется иссушенным, словно это безжизненная маска, а не человек. Майора прошибает холодный пот. Он берет паузу на несколько секунд, чтобы восстановить непринужденный вид, и отвечает: – Копия приказа – это хорошо, но все-таки... У вас ведь свои командиры, а у меня – свои. Могут не понять. Что, если я откажусь? – Я же говорю, – начальник снова неприятно улыбается, а в голосе прорезаются угрожающие нотки, – если упырь попал ко мне в руки – то в них он и сдохнет. Не хотелось бы, чтобы и старый воин с шестью ранениями, не считая укусов, случайно попал под раздачу. И вновь они смотрят друг на друга в гнетущей тишине. Секунды кажутся очень длинными, когда приходится принимать трудное решение. – Значит, не откажусь, – смеется майор. – Не бзди! Я сразу понял, что ты свой человек, – пожимая руку, радуется хозяин тюрьмы. – А план такой. Грузишь набранных зверьков в автозак и запираешь там, а своего упырька-напарника садишь в кабину, и сам садишься рядом. На нем защита, поэтому синие лампы могут не сработать. А когда усядетесь, заколи его кинжалом. Прямо в глотку засади, по самую рукоять... Ну, да сам знаешь. Ха-ха! А мои люди будут наблюдать. Когда он будет готов, они сожгут остальных синими лампами. Прям в автозаке, через окошки. Ну как тебе? Комнату оглашает задорный смех начальника. – А вы изобретательный человек, – улыбается гость. Тело вновь бросает в холод. *** Спустя пять минут они на улице. В лицо дует холодный ночной ветер. Комендант, улыбнувшись и еще раз пожав руку на прощание, желает счастливого пути и отходит инструктировать своих бойцов. – Водители – ко мне! – командует майор, как только он и вампир остаются наедине. Тотчас к ним подходят двое человек. Шум от погрузки «купленных» в автозак как нельзя на руку, и никто лишний не уловит сути разговора. – Слушать внимательно, вопросов не задавать. Второй раз объяснять не буду, – приглушенно начинает офицер, озираясь по сторонам. – Я и он сядем в кабине зака. Майор указывает большим пальцем в сторону вампира. – Я поеду в Хаммере, – тут же возражает последний, но его прерывает раздраженное шиканье. – Я же просил не перебивать! Нас всех тут похоронят, если не вырвемся. Коменданту приказ пришел о зачистке тюрьмы от вампиров. У него крыша потекла, и он собирается мочить всех без исключения, включая... Кхм... Договориться не получилось. В общем, как только мы сядем, они откроют огонь. Поэтому сейчас аккуратно... В Хаммере – только водитель, остальные в заке. По моей команде рви вперед и тарань ворота. Они не крепкие, такую махину не выдержат. Водитель автозака удивлен, но сосредоточен и внемлет, в подтверждение чего кивает головой. – Хаммер сразу следом. Пока они мух считают – мы за ворота и на полном ходу отсюда удираем. Всем ясно?.. По машинам! *** В кабине душно. То ли от тесноты, то ли от чувства нависшей угрозы. От стоящей повсюду охраны с оружием и лампами веет угрозой, хотя родная форма и знаки различия должны внушать совсем другое чувство. А в плечо упирается тот, с кем воевал много лет. Кого столько лет учился убивать и ненавидеть. «Парадокс», – думает майор. – «И зачем я этим занимаюсь?» Но решение уже принято. И гнетущую тишину прерывает команда: – Пошел!!! Пятитонник с оглушающим ревом срывается с места. В нос ударяет вонь горелого масла. Пассажиров жмет к правой стороне – машина заворачивает на ворота, и через мгновенье хлипкие жестяные листы с жалобным звоном летят в стороны. Боковое зеркало отрывает от удара. Едва автозак выходит на трассу, майор выбивает боковое стекло локтем и высовывает голову. Силуэт Хаммера маячит позади. – Кажись, прорвались... Главное, что все целы. – Вижу еще одну машину! – рапортует водитель, не отрывая глаз от уцелевшего зеркала. Автозак подбрасывает на каком-то валуне, лежащем посреди дороги. – Газу! – приказывает майор. – Они не смогут долго нас преследовать. Тут же яркая вспышка слепит обитателей кабины. Реактивная струя пролетевшей в полуметре гранаты приводит в шок. – Да ну на хрен, – с трудом выдавливает из себя водитель. – Они больные... – Я сниму стрелка, – хватаясь за автомат и выламывая люк на крыше, заявляет вампир. – Стой!!! Рука майора хватается за китель в попытке удержать хищника, но силы не равны. – Тебе жить надоело?! Отталкивая офицера, свободной рукой он выбрасывает автомат на крышу и дает короткую очередь. – По колесам стреляй, по колесам! – Ха-ха! Есть! Он покойник! – радостно восклицает клыкастый. Сердце майора ухает вниз. Они только что убили одного из своих. События дня ураганом проносятся в голове, словно это он несколько секунд назад получил смертельное ранение. Вспоминает, как получал задание на пару с клятым упырем, как из-за взаимной неприязни они не удосужились даже узнать друг у друга имена. Как лицезрел «покупку» вампиров. А потом – разговор с комендантом, таким же бедолагой, истерзанным войной, как и он сам. С обезумевшим садистом, потерявшим остатки человечности... Как и он сам? За спиной восемь лет мясорубки, и всюду только грязь, ненависть и подлость. И он, утонувший во всем этом по горло. Война требует жертв. Не только физических, но и моральных. Нравится ему или нет – но кто-то должен делать грязную работу. Потому что так надо. Потому что иначе это не закончится никогда. Мир не настанет, пока все вампиры не исчезнут. Зачем правительство идет им на уступки? Сейчас, когда война почти закончилась, когда упыри терпят одно поражение за другим, правительство позволяет якобы «лояльным» кровопийцам «отказаться от господских притязаний и встать на путь мирного сосуществования»? Смех, да и только. Чем они отличаются от радикалов из армии Цепеш? Они так же пьют человеческую кровь и так же свысока смотрят на людей. Да что уж про людей говорить, когда им наплевать даже на сородичей?! Эти исчадья ада не заслуживают жизни. Но майор устал. Устал жить по законам военного времени, в мире, где нет места нормальным человеческим чувствам. И не пошел на сделку с комендантом. Хотя считал, что так было бы правильно. Но хотя бы сегодня, хотя бы раз он позволит себе не быть убийцей во спасение. А там, кто знает, может, из этого даже выйдет толк?.. Но война не терпит слабости. Сердце болезненно сжимается, ведь где-то позади из подстреленного человека медленно уходит жизнь. Подстреленного вампиром, которого он спас вопреки здравому смыслу, по своей глупой мимолетной прихоти. Да, за ними гнались с гранатометом, но майор хорошо знает, что такое стрельба в ночи из брыкающегося на неровностях дороги джипа. Шансов попасть почти нет. И они могли бы просто оторваться, не проливая лишней крови, ведь слово «свои» – не пустой звук. Но упырь другого мнения. Для него нет ничего своего, кроме шкуры. Все провалилось. И майор с ужасом понимает, что ему не суждено вырваться из этой войны. Взгляд падает на кинжал, привязанный к правому бедру. Упырь расслаблен, и у офицера еще есть шанс. В этот момент тяжелая рука падает ему на плечо. Майор вздрагивает от неожиданности. – А ты что, поверил? Да расслабься, я пошутил! – со смехом объявляет кровосос. – Я у них над головами стрелял, а потом они обосрались и сами свернули за угол. Первая мысль – шок. Затем неверие. Майор поднимает глаза на водителя, и тот растерянно бормочет в ответ на немой вопрос: – Н...ну да, вроде не врет. Я видел, как они свернули. – Шутник, да? – майор с трудом скрывает ярость за вымученной улыбкой. – Шутни-и-ик... Я тоже шутник. Он смотрит в глаза бессмертного. В этих глазах отражается испуг и растерянность. Острие кинжала мгновение назад вошло в шею на добрых пару сантиметров, еще чуть-чуть – и вампир был бы мертв. И в этот раз вымученная улыбка появляется на его лице. – Ты мне одежду испачкал, скот, – хрипит он, когда черная кровь из раны заливает китель и рубаху. И до конца дороги больше никто не проронил ни слова. *** – Я правду сказал, – почему-то решает уточнить вампир, когда машина была разгружена и пришло время расходиться по своим подразделениям. – Ты, конечно, можешь мне не верить. Но мне все равно, что думает скот. Майор с удивлением оборачивается на упыря. Тот стоит спиной, слегка повернув голову в его сторону. К чему он заводит этот разговор? – У меня аллергия на херовый юмор, – не придумав ничего лучше, произносит офицер. И замечает, как клыки оголяются в ухмылке. – Я их не убивал, хотя мог. Так что мы квиты. Как тебя там... Может, имя хотя бы есть? Или скоту не положено? – Йоширо Такахаши, отвечает человек, чувствуя, как от удивления перехватило дыхание. – Эрно Балох. И звуки удаляющихся шагов растворяются в ночной тишине.